Турмс бессмертный - Валтари Мика Тойми (лучшие книги без регистрации .txt) 📗

Дионисий смягчился и ответил:

— Ах, Дориэй, не хотел бы я оказаться на твоем месте. Но у царя есть царские обязанности, я же со своей стороны вынужден думать о моих людях, об их страданиях и нищете.

Фокейцы и впрямь чувствовали себя в Сегесте очень неважно, потому что вынуждены были запираться в выделенном им Дориэем доме: городской Совет отказывался платить за их содержание и требовал, чтобы они платили за себя сами, — иначе, мол, пускай освобождают здание. Когда же появились карфагенские послы, то бедных моряков стали сторожить и днем, и ночью, ибо карфагеняне опасались, что они так же, как и в Гимере, тайком скроются из города. Правда, в Гимере мы жили недалеко от моря и наших кораблей…

Приближалась осень, и фокейцы понимали, что их судьба вот-вот решится. Вдобавок ко всем неприятностям, женщины Сегесты не желали общаться с ними. Морякам казалось, что синие знаки, оставленные на их спинах лжепрорицателем, проступают все отчетливее и видны даже сквозь одежду, поэтому они довольно часто обсуждали между собой вопрос, как себя может чувствовать человек, с которого живьем сдирают кожу. Каждый день возле их дома прогуливались карфагенские послы с красно-коричневыми лицами и золотыми нитями в бородах, а сопровождающая их свита осыпала фокейцев угрозами. Выполняя приказ Дионисия, моряки молчали и никак не отвечали на оскорбления. Они утешали себя тем, что им приходилось слышать ругательства и похлеще да к тому же на замечательном греческом языке, а не на этой тарабарщине. И все же эти ежедневные прогулки послов весьма досаждали фокейцам.

Но больше всего они страдали от безделья и охотно приняли бы участие даже в уборке урожая, если бы сегестяне позволили им это. Однако в Эриксе привыкли совмещать жатву с некоторыми мистическими обрядами, о которых я не хочу здесь говорить, поэтому считалось, что рука чужеземца непременно отравит зерно. Впрочем, может, оно и к лучшему, что им не дали выйти в поле, так как там их было бы легко окружить и всех перебить — ведь из фокейцев остались в живых только тридцать три человека. Ни меня, ни Арсиною, ни Микона никто не трогал — ни карфагеняне, ни местные жители. Мы обитали во дворце Дориэя и так же, как в Гимере, пользовались гостеприимством Танаквиль.

Чтобы как-то проводить время, фокейцы укрепили свой дом (и стали, кстати, выставлять у двери часовых), принялись ежедневно чистить оружие, возиться со своими сокровищами (протирать серебряные сосуды и сдувать пыль с крохотных золотых вещиц), играть в кости и до хрипоты спорить о всякой ерунде. Конечно, им очень недоставало вина, но Дионисий запретил своим людям пить его, когда заметил, что сегестяне, требующие больших денег за еду, вино в бурдюках отчего-то предлагают бесплатно.

Чем ближе была зима, тем сильнее волновался Дориэй, которому страшно надоели фокейцы. Он не знал, как ему поступить, ибо карфагеняне упорно наседали на него, требуя выдать им моряков еще до окончания сезона мореплавания.

Когда я разговаривал с послами, они снисходительно улыбались и уверяли меня, что россказни о сдирании кожи — это бред и выдумки. Конечно, соглашались они, законы Карфагена довольно суровы, но все же не настолько. Пиратов обычно приговаривают к работе в рудниках Испании, где постоянно не хватает людей. Чтобы они не смогли убежать оттуда, им иногда выкалывают глаза или выкручивают коленные суставы, но ничего более страшного с ними не делают.

Я рассказал об этом Дионисию, но он, поглаживая бороду, заявил, что у фокейцев нет никакого желания отправляться в ядовитые рудники Испании или с выколотыми глазами вертеть мельничные жернова в Карфагене только затем, чтобы угодить Дориэю. Однако он не открыл мне своих планов, несмотря на то, что все еще относился ко мне как к другу. В один прекрасный день я увидел, что над двором дома, где жили фокейцы, поднимается густой столб дыма, и поспешно отправился туда, чтобы выяснить, что происходит. В земле были выкопаны большие ямы, и люди Дионисия торопливо разбивали прекрасные серебряные сосуды и плавили их, яростно раздувая меха. Из шкатулок они выковыривали драгоценные камни, а вещицы из слоновой кости разбивали на мелкие кусочки. Дионисий сказал:

— Если тебя спросят, что мы делаем, скажи, что мы приносим жертвы богам перед тем, как отдаться в руки карфагенянского правосудия. И это действительно огромная жертва. Купцы в Сегесте не платят нам ничего за наши драгоценности, потому что считают, что скоро они и так достанутся им. Но мы ничего после себя не оставим, мы лучше уничтожим всю нашу добычу.

Я повнимательнее присмотрелся к тому, чем занимались фокейцы, и понял, что основную часть серебра они попросту делят между собой. Тогда я возмутился и сказал:

— Я не могу видеть, как бессмысленно гибнут эти прекрасные вещи. И вообще — вы бросаете кости, чтобы узнать, какие кому достанутся куски серебра, жемчужины и драгоценные камни, но ни Микона, ни меня сюда не позвали. А как же наша с ним доля сокровищ? Да и Дориэй обидится на вас, если не получит того, что добыл своим собственным мечом.

Дионисий усмехнулся, показав белые зубы, и ответил:

— Ах, Турмс, в Гимере ты истратил значительно больше, чем мы договорились. Надеюсь, ты помнишь, что я дал тебе денег под залог твоей части, когда ты отправлялся в Эрикс? Но после своего возвращения ты занял у меня еще больше, желая обеспечить женщину, которую ты привел с собой. Дориэй тоже должен нам куда больше, чем мы ему. А Микону мы охотно отдадим его часть и выплатим его заработок врача, если он пойдет с нами в Карфаген. Вдруг он поможет нам снова пришить кожу, которую с нас сдерут?

Потные и измазанные копотью фокейцы смеялись и кричали мне:

— Ну, иди же, Турмс, забери свою долю, а потом приведи сюда Микона и Дориэя. Только на всякий случай пускай захватят с собой мечи — вдруг мы поссоримся при дележе?

Я никак не мог забыть их угрожающие жесты и упрямые лица, поэтому решил сказать Дориэю только то, что просил передать ему Дионисий. Спартанец обрадовался и заявил:

— Как же они благородны! Это самая большая радость, которую мне можно было доставить. Наконец-то я смогу успокоиться и заняться политикой Сегесты!