Заре навстречу (Роман) - Попова Нина Аркадьевна (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
— Кто?
— Это мы, мамаша.
«Мы!..» С кем, как не с Ильей, могла быть Ирочка? Трясясь от безрассудной, разом вспыхнувшей надежды, старуха отодвинула щеколду. В эту секунду она успела подумать о том, что бывают ошибки и «мертвецы» возвращаются… и о том, какой преданной любовью окружит она единственного сына! Она так и подумала — единственного! Дверь открылась.
Вошла Ирина с ребенком на руках.
Старуху поразило бескровное лицо невестки… и то, что не Илья, а ребенок… и то, что она пешком, без вещей.
— Ирочка? Как? Когда?
— Возьмите скорее Машу.
Ирина с трудом дошла до постели.
— Я лягу… можно?
Легла навзничь. Застыла как мертвая.
А старуха с радостной, почти безумной улыбкой прижала к себе теплое детское тельце. Положила внучку на диван, нетерпеливо распутала пеленки и жадно стала целовать ручки, ножки. Девочка проснулась, потянулась, раскрыла карие глаза.
— Ирочка! Глазки-то у нее Илюшины!
Ирина не отозвалась. Она почувствовала, что слепнет, глохнет, падает куда-то. Мертвый сон, какой бывает после большого несчастья, когда разом истощаются все силы, сковал ее.
— Пусть поспит наша мама, — шепнула старуха внучке, которая внимательно всматривалась в незнакомое лицо, вдруг улыбнулась и ухватила бабушку за вихор. — Золото мое! Прелесть моя! Мы сейчас ванночку примем!
И, разговаривая с девочкой, старушка почти весело начала хлопотать.
Через полчаса Ирина проснулась так же внезапно, как и заснула.
Села, свесив с постели ноги в старых, штопаных чулках.
— Вы завтра сможете остаться с девочкой, мамаша? Она — спокойный ребенок. Молочка я ей оставлю.
— Ирочка! С удовольствием! Она мне… Илю… Илю напоминает… — Подавив приступ горя, старушка спросила — А куда ты идешь завтра?
— Едем за Ильей. Нашли его тело.
— Господи? Ну, что ты говоришь? Год спустя?
— Ну вот, нашли…
Старушка зарыдала. Ирина глядела на нее сухими глазами.
— Ирочка! Мне жутко! Ты так смотришь… Дать тебе капелек? Валерьянки?
— Ну, что вы!
Старушка не настаивала, она и сама видела, что валерьянка не поможет.
— Умойся, Ирочка, приведи себя в порядок.
— Хорошо. Сейчас.
— Сними платье, я почищу, поглажу… тут вот, видишь — распоролось… надо зашить…
— Мамаша, к чему все это? — страдальчески сморщилась Ирина.
Старушка с недоумением посмотрела на невестку. Как же можно не следить за собой? Горе горем, но ведь тебя люди видят! И тем более жена Светлакова, такого уважаемого лица! Вон как о нем в газете писали!
Старушка смахнула слезу.
— Покойный Иля терпеть не мог неаккуратности, — сказала она. — Помню, бывало, мастерице не позволит войти в комнату, если у него ворот не застегнут… «Одну минутку подождите, пожалуйста!» Я ему говорю: «Ну, что за важность, Иля?» Он мне отвечает: «Надо уважать девушку! Это неуважение показаться ей в небрежном костюме!»
Ирина сидела, наморщив лоб, как бы пытаясь собрать разбросанные мысли.
С поезда сошли на разъезде. Роман уверенно вел товарищей. За ним шли Ирина, Сергей и Мария Чекаревы и другие товарищи Ильи. Позади на носилках несли цинковый гроб, изготовленный рабочими Верхнего завода, и несколько железных лопат.
Ирина шла с трудом. День был жаркий. Путь казался бесконечным.
— Здесь! — сказал Роман.
Перед Ириной высилась старая сосна. На ее шершавой коре были грубо вырублены топором две буквы: «И. С.».
У подножия лежало поваленное бурей дерево, его вершина тонула в малиннике, разросшемся на просеке. «Пинь-пинь!» — кричали в лесу синицы. Слабый ветер ерошил малинник.
Роман, Сергей Чекарев взяли по лопате и начали бережно рыть землю.
Скоро открылись края могилы. Ирина встала на колени и стояла так до конца. Обессилев, припадала к поваленному стволу. Слез все не было.
Бережно достали тело. В тяжелом молчании уложили Илью и запаяли цинковый гроб.
До разъезда несли на носилках. Потом поставили на открытую платформу.
Поезд пошел.
Без сил, без слез сидела Ирина, положив голову на гроб. Перед нею проходили те же картины, которыми она любовалась вчера: луга, лес, дальние горы… Она ничего не видела.
Роман Ярков, присев на корточки, взял ее руку. Ирина увидела красные опухшие глаза, искусанные губы. Что-то поднялось в ее груди и хлынуло слезами.
В жаркий сухой полдень шли к вокзалу отряды коммунистов, рабочих, колонны профсоюзов, воинские части, делегации от советских учреждений города. К часу дня вся привокзальная площадь была заполнена теми, кто пришел проводить до могилы товарища Светлакова.
Тяжело было видеть густую, застывшую в молчании толпу. Все стояли, обнажив головы. Молчали оркестры. В безветренном воздухе льнули к древкам полотнища траурных знамен.
В половине второго товарищи Ильи бережно подняли тяжелый гроб и вынесли его из помещения.
Приглушенно зазвучал оркестр, и процессия двинулась.
Ее открывала длинная вереница венков.
Процессия медленно и торжественно двигалась по Вознесенскому проспекту. У ворот клуба, где в прошлом году был сборный пункт отряда, она остановилась. Сергей Чекарев произнес короткую речь.
Вышли на Главный проспект и повернули направо.
По пути в процессию вливались новые отряды. Перевал чтил в лице Светлакова всех героев гражданской войны.
Провожая Илью, каждый вспоминал и своих близких, которые кровью обагрили Уральские горы.
Борьба с интервентами еще не закончилась. Многие из провожающих готовились выступить на фронт. Все напоминало о войне: и карта, пересеченная красной ломаной линией, и забинтованные красноармейцы, глядящие из окон госпиталя…
Процессия подошла к открытой могиле, рядом с которой стояла трибуна, убранная красными полотнищами.
Оркестр и хор замолкли. Траурные знамена окружили трибуну. Провожающие тесно обступили могилу.
В черном платье, бледная, как неживая, стояла у гроба Ирина.
Роман Ярков поднялся на трибуну.
— Товарищи! Мы хороним дорогого учителя, воспитавшего многих из нас… — тут голос его оборвался, и все увидели, как этот сильный человек задрожал от боли. — Светлаков мужественно сражался на полях классовых битв… Не дрогнул наш Давыд и в свой последний час… Мстить за Давыда! За Хромцова! За Толкачева!.. За всех наших… Мстить белым гадам! Чтобы званья, чтобы помину не осталось! К оружию, товарищи красноармейцы!
Он не помнил себя. Забыл, что хотел сказать о борьбе на мирном фронте труда, о восстановительной работе.
— Я вижу у дорогой могилы море обнаженных голов… лес штыков красного воинства! Обратим наши силы, наши штыки против тех, кто отнял у нас дорогих товарищей! Смерть им!
Беззвучно рыдая, Роман спрыгнул с трибуны.
Заговорил Сергей Чекарев.
Его массивная фигура была совершенно неподвижна. Он стоял навытяжку, как в почетном карауле. Только самые близкие видели, как мучительно страдает Сергей.
— …В час прощания с ним мы должны проверить себя: крепки ли наши ряды? Высоко ли мы держим партийное знамя? На могиле Давыда поклянемся нести в народ светильник коммунистической идеи. Быть, как Давыд!
Выступили у открытой могилы представители армии, Советов… Говорили красноармейцы — соратники Ильи… И все клялись бороться, как боролся Илья, быть чистыми и честными, как он.
Митинг закончился громовым салютом.
Бойцу революции Светлакову были отданы воинские почести.
Ночь. Беззаботно спит маленькая Маша, посапывая носиком. Наплакавшись вволю, заснула старушка… Тишина. Только слышен дальний мерный гул оживающего завода да редкие паровозные гудки, вольно отдающиеся в горах.
Ирина сидит у раскрытого окна.
Душевная боль не утихает, но Ирина уже в состоянии собрать мысли, подумать о своем месте в жизни.
Нет у нее ни таланта Ильи, ни его стальной выдержки… ни его знаний. Она жила, всегда чувствуя его волю. Знала, что в минуту затруднения он поможет советом.
