Преддверие неба - фон Лефорт Гертруд (электронную книгу бесплатно без регистрации TXT) 📗

Я бросился прочь из дворца, оглушенный болью и отвращением, оскорбленный во всем, что означали для меня доверие и уважение. После чудовищного крушения моего юного мира незыблемым осталось лишь одно: отвергнутая истина. Я любил ее упрямо и торжествующе – именно за ее отвергнутость. Никогда, никогда я больше не переступлю порога дворца кардинала, который предал ее! Не место мне теперь и рядом с учителем, даже если инквизиция и оставит его когда-нибудь в покое. Разве может человек, единожды отрекшийся – пусть даже как триумфатор – от своей истины, когда-либо вновь стать ее достойным подвижником? Молодость не знает компромиссов: учитель навсегда умер для меня. И только теперь я наконец понял свою возлюбленную, которая с самого первого дня предвидела и, конечно же, сама приближала страшный конец. Я решил сделать то, о чем она меня страстно молила: отныне жить во имя истины, провозглашенной учителем, вывести плененную науку на свободу, спасти и продолжить дело, которому грозит гибель, – но только не здесь, под неусыпным надзором аргусов инквизиции. Правда, моя родина, Германия, была закрыта для меня из-за нескончаемой войны, но ведь есть другие, северные страны, куда еще не дотянулась рука инквизиции! Прочь, прочь из Рима! Я хотел в тот же день покинуть Вечный город, ибо в нем теперь не осталось места и для учеников синьора. Однако разве Диана не была одним из них? И разве можно было поручиться за то, что кардинал, сострадающий, но неумолимый, не пожертвует даже любимой племянницей, переступив через свое собственное сердце? Вспомнив некоторые из его высказываний во время нашего ночного разговора, я похолодел: мною вновь овладел гнетущий страх за возлюбленную. И в любом случае я непременно должен был еще раз увидеть ее, проститься с нею и объяснить ей мое исчезновение из Рима.

Не без труда, после долгих расспросов, отыскал я дворец приютивших Диану наших дорожных спутниц. Меня тотчас же пропустили внутрь, и самые страшные мои опасения подтвердились. Дамы сквозь слезы сообщили, что Диана не вернулась к ним в тот вечер, когда она отвергла предназначенного ей кардиналом жениха. Туман неясности во всей этой истории окончательно рассеялся: носилки кардинала, задернутые занавески, лихорадочная торопливость носильщиков, мои безответные крики вслед носилкам – о Боже, что я натворил в своей слепой наивности! Где теперь искать Диану? Дамы ничем не могли мне помочь: кардинал сообщил им лишь, что подопечная их находится в закрытом монастыре со строгим уставом, в полной безопасности, но вне досягаемости для кого бы то ни было. Я понял: в случае с Дианой кардинал избрал иное, тайное средство убрать с пути человека благородного происхождения, уличенного в безбожии, и одновременно защитить его от самого себя… Первым порывом моим было броситься на поиски и обежать все монастыри Рима, но я и сам чувствовал, насколько смешной и безнадежной была эта затея: кардинал не останавливался на полпути к своей цели – принудив себя самого принести последнюю жертву ради спасения веры, он потребует того же и от других. Я понял, что имею дело с воплощенной неумолимостью.

Так исполнилось заветное желание Дианы, и она разделила судьбу учителя, хотя и ценою горького, беспросветного одиночества. Оба они теперь как бы представляли погребенную истину, и, должно быть, навсегда. Мысленным взором я видел свою возлюбленную за высокими зарешеченными окнами, в тихом, обнесенном высокими стенами саду, где словно не существует времени; я видел ее одиноко увядающей, как прекрасный, благородный цветок. Я понимал, что она – в своем внешне безликом, внутренне же неразрывном союзе с любимым человеком, добровольно пожертвовавшая собою ради него, не требуя ни награды, ни благодарности, – не знает иного утешения, кроме того, которое дает ей ее собственная сильная душа. Священный, благоговейный трепет охватил меня: нет, я не должен освобождать ее от этого жребия, даже если бы и мог! Ведь ее любовь, в сущности, всегда была любовью до смерти. Я должен предоставить Диану ее судьбе и покориться своей. В этом и заключается то единственное проявление любви, которое я еще могу выказать ей. Мое решение спасти преданное учителем дело означает одновременно и последнюю дань верности возлюбленной. И я без колебаний пустился в путь.

Только оказавшись у ворот Порта-дель-Пополо, я заметил, что на мне все еще сутана молодого священника. Возможности поменять платье у меня не было… Словно злую насмешку ощутил я это фальшивое облачение, но ведь оно в то же время служило мне и надежной защитой!

По дороге мне попалась одна из сотен римских церквей. Следуя благочестивой привычке, я уже хотел было заглянуть в нее, чтобы, как обычно, испросить благословение в дальний путь, но у самого порога вдруг замер как вкопанный: что я здесь забыл? Как я могу просить благословения, в котором было отказано моей науке? Родина моя отныне – не Церковь, а исполинский храм человеческого духа, в преддверие которого я вступил. И вот из-под обломков моей прежней жизни воспрянул новый человек, для которого уже не существует никаких преград, а есть один лишь закон свободного исследования мира, без каких бы то ни было потусторонних ограничений – отныне я признаю только то, что может доказать наука! Дом духа, в котором я жил до сих пор, разрушен до основания, но я построю себе и всему человечеству новый дом, дерзостно-прекрасный храм свободы и истины! Опьянение восторга переполняло мою душу, когда я миновал ворота Порта-дель-Пополо и устремился прочь от роскошных фасадов римских дворцов, скрывавших столь ужасную для меня суть, прочь от любимой женщины, лишенной надежды, – вперед, в дикие, пустынные просто­ры Кампаньи. На землю уже опускались сумерки, надвигалась ночь. Я остался наедине с великой неведомой природой, стиснутый со всех сторон ее загадками и тайнами, – я был беглецом, бесприютным путником на чужих, непроходимых дорогах, но ночной ветер бескрайних просторов ласкал мое чело, словно поцелуй обетования…»

На этом повествование заканчивалось. Когда доктор читал последние страницы, снаружи послышался вой сирен. Я в ужасе вскочила на ноги, но он решительно усадил меня обратно на стул:

– Это нас пока что не касается – предварительный сигнал тревоги.

И он невозмутимо дочитал рукопись до конца. Но тут дверь распахнулась и показалась голова управляющего дома:

– Служба оповещения предупредила о крупном налете, сегодня дело принимает опасный оборот…

Доктор поднялся:

– Да бросьте вы – «опасный»! Они обычно пролетают мимо. – Он сладко потянулся. Затем с вызывающим равнодушием открыл дверь на балкон. – Этот спектакль мы обязательно должны посмотреть!

Его хладнокровие раздражало меня, но в то же время оказывало какое-то гипнотическое действие: я покорилась его воле и немного успокоилась.

Сирены смолкли, город погрузился в какую-то почти торжественную тишину, с головой укрывшись покрывалом светомаскировки. Над ним высился величественный купол ночного неба, усеянного звездами и сияющего невыразимой ясностью; посредине, словно прозрачный серебряный шлейф, загадочно мерцал Млечный Путь. Я героически попыталась немного отвлечься.

– Прямо как в нашей рукописи – «преддверие неба»! – сказала я.

Он насмешливо посмотрел на меня:

– Да, вот так выглядит пару сотен лет спустя «преддверие неба». Сейчас вы увидите разницу.

По небу пронеслись два луча света, словно чьи-то незримые руки ощупывали с их помощью небосвод.

– Это прожектора, они ищут вражеские самолеты, – пояснил доктор. – Смотрите! Нашли!

Лучи внезапно сблизились, пересеклись, образовав огромный крест, и неподвижно застыли в темной синеве. А внизу опять завыли сирены, отвратительно, как «зверь, выходящий из бездны» [6]. В то же время в небе зажглись яркие световые пирамиды, которые медленно опускались на город. Теперь небрежное спокойствие доктора вдруг исчезло.