Лавка древностей - Диккенс Чарльз (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
Многообещающий ученик выслушал эти суровые попреки, и после него настала очередь следующего.
— Но если уж говорить о пагубных примерах, — про должал бакалавр, — если указывать на мальчиков, которые должны служить предостережением и пугалом для своих товарищей, — то обратите внимание вон на того юношу и отнеситесь к нему со всей строгостью. Вон он, сэр, вон тот белокурый, с голубыми глазами… Если бы вы знали, как он плавает, сэр, как ныряет! Бог ты мой! Этот ученик, сэр, совершил однажды безумный поступок — бросился одетый в реку в том месте, где глубина не меньше восемнадцати футов, и вытащил собачонку нищего слепца, которая шла ко дну, потому что на ней была тяжелая цепь с ошейником. А ее хозяин стоял тут же на берегу и, ломая руки, оплакивал своего верного друга и поводыря. Я как только узнал об этом, так сразу же послал мальчугану две гинеи, разумеется, тайком, сэр, — добавил бакалавр громким шепотом. — Только, ради бога, не проговоритесь! Он понятия не имеет, что эти деньги от меня.
Когда с третьим преступником было покончено, бакалавр перешел к четвертому, пятому и так перебрал всю шеренгу, с особой язвительностью отмечая те черты характера мальчиков, очевидно с целью их обуздания, которые казались ему всего милее и были несомненно плодом его уроков и личного примера. Убежденный, что выказанная им строгость повергла школьников в уныние, он сунул им какую-то мелочь и отпустил с миром, напоследок велев расходиться по домам чинно, не скакать, не драться и с дороги никуда не сворачивать, а сам тут же признался учителю внятным шепотом, что в их годы ему не удалось бы выполнить такой приказ, даже если б от этого зависела его жизнь.
Составив себе ясное представление о взглядах бакалавра и поняв, что его собственные взгляды на воспитание юношества не встретят здесь отпора, учитель счел себя счастливейшим из смертных и простился со своим новым другом, полный бодрости и самых радужных надежд. К ночи окна обоих старых домиков снова осветились изнутри веселым огнем, горевшим в их каминах, и, возвращаясь с вечерней прогулки, бакалавр со священником посмотрели в ту сторону, вполголоса заговорили о девочке и со вздохом оглянулись на кладбище, которое лежало позади.
Глава LIII
На следующий день Нелл встала рано, справилась со всеми хозяйственными делами, прибрала в доме учителя (впрочем, против желания этого добряка, не хотевшего утруждать ее) и, сняв с гвоздя у камина маленькую связку ключей, которую бакалавр торжественно вручил ей накануне, пошла в старую церковь.
Небо было безмятежно ясное; в чистом воздухе, напоенном ароматом опадающей листвы, чувствовалась благодатная свежесть. Речка искрилась на солнце и с мелодичным журчаньем струила вдаль свои воды; зеленые холмики поблескивали росой, словно слезами, пролитыми добрыми духами по умершим.
На кладбище, среди могил, играла в прятки веселая компания ребятишек. Кто-то из них принес сюда грудного младенца, и они уложили его спать на детскую могилку, устроив ему мягкую постель из листьев. Насыпь была совсем свежая — под ней, должно быть, покоился какой-нибудь малыш, который еще не так давно сидел здесь, слабенький, хилый, и терпеливо следил за играми своих товарищей. И для них он, верно, был теперь все такой же, как и раньше.
Нелл подошла к ребятишкам и спросила, чья это могила. Один мальчуган ответил ей, что она ошибается: это садик, садик его брата. Он зеленее всех других садов на свете, и птицы любят прилетать сюда, потому что братец всегда кормил их. Кончив говорить, мальчуган улыбнулся Нелл, стал на колени, прижался щекой к зеленому дерну и через минуту весело убежал прочь.
Нелл прошла мимо церкви, поглядев на ее древнюю колокольню, отворила калитку и вышла на деревенскую улицу. Дряхлый кладбищенский сторож, который стоял, опираясь на костыль, у дверей своего коттеджа, поздоровался с ней.
— Как вы себя чувствуете — лучше? — спросила девочка, подходя к нему.
— Лучше, — ответил старик. — Благодарение богу, гораздо лучше.
— А скоро совсем поправитесь.
— С божьей помощью да набравшись терпения как-нибудь поправлюсь. Зайди ко мне, зайди.
Старик заковылял к двери и, предупредив Нелл, что нужно шагнуть вниз на одну ступеньку, с немалым трудом одолел это препятствие сам.
— У меня всего одна комната. Есть еще вторая наверху, да я в нее редко заглядываю — последние годы трудновато стало подниматься по лестнице. Однако к лету думаю туда перебраться.
Девочка удивилась, что этот седовласый старец, к тому же могильщик по ремеслу, так уверенно говорит о будущем. А он поймал ее взгляд, обращенный к заступам, висевшим на гвоздях вдоль стены, и улыбнулся.
— Ты, наверно, думаешь, что это все для рытья могил?
— Да. Но зачем так много?
— Много-то много. Да ведь я, кроме всего прочего, и садовник. Копаюсь в земле, сажаю в нее то, что будет жить, тянуться кверху. Не с одним же тленом и прахом мне иметь дело. Видишь вон тот заступ в самой середке?
— Такой старый, зазубренный? Да, вижу.
— Вот этим роют могилы, и он изрядно послужил на своем веку. Люди у нас крепкие, здоровые, а все-таки потрудиться ему пришлось немало. Если б этот заступ вдруг заговорил, он порассказал бы, какая у нас с ним иной раз бывала работа, — такая, что никто не ждал и не гадал. Я-то уж многое позабыл — память никуда не годится. Впрочем, это моя давняя беда, — поспешно добавил старик. — Тут ничего нового нет.
— Цветы и кустарники могут порассказать о другой вашей работе.
— Правильно! И цветы и высокие деревья. Но они тоже имеют касательство к нашему ремеслу — и гораздо больше, чем ты думаешь.
— Вот как!
— Да, для меня одно от другого неотделимо, — сказал старик. — И это мне очень помогает. Вот, предположим, попросил меня какой-нибудь человек посадить дерево. Потом человек умер, а дерево стоит и напоминает мне о нем. Посмотришь на его густую листву, вспомнишь, каким оно было при жизни хозяина, и подсчитаешь приблизительно, когда рыл этому человеку могилу.
— Но то же самое дерево может напомнить вам и живых людей, — сказала девочка.
— Зато живой напомнит мне двадцать покойников, — ответил старик. — У кого жена умерла, у кого муж, родители, братья, сестры, дети, друзья, — десятка два насчитаешь, не меньше. Вот потому-то могильные заступы бывают такие сточенные, зазубренные. Надо завести новый — к лету.
Девочка быстро взглянула на него, думая, что он подшучивает над своей дряхлостью и немощью, но могильщик говорил совершенно серьезно.
— Да-а… — сказал он, помолчав немного. — Люди ничего знать не хотят. Никакая наука им не впрок. Только мы, кто постоянно копается в земле, там, где все тлеет и ничто не растет, задумываемся о таких вещах и судим о них правильно. Ты была в церкви?
— Я иду туда, — ответила девочка.
— Там есть старый колодец, — продолжал могильщик, — под самой колокольней — глубокий, темный, гулкий. Сорок лет назад стоило только размотать веревку до первого узла, и ведро уже плескалось в холодной черной воде. Мало-помалу она начала убывать, и пришлось завязать второй узел — пониже, иначе ведро болталось пустое. Прошло десять лет, вода опять убыла, завязали третий узел. А еще через десять колодец совсем пересох. Теперь если размотать веревку до отказа, ведро загремит, ударившись о сухое дно, да на такой глубине, что сердце екнет и невольно отшатнешься, чтобы не упасть туда.
— Как там, наверно, страшно ночью! — воскликнула девочка, напряженно вглядываясь в старика и ловя каждое его слово. Ей казалось, будто она сама стоит у того колодца.
— Ведь такой колодец все равно что могила! — продолжал ее собеседник. — Самая настоящая могила! А кто из наших стариков призадумался над тем, что и у нас силы убывают с каждой весной и жизни остается все меньше и меньше? Никто!
— А сколько лет вам самому? — невольно спросила девочка.
— Стукнет семьдесят девять — будущим летом.
— И вы все еще работаете, когда позволяет здоровье?
