Дядя Динамит - Вудхаус Пэлем Грэнвил (мир бесплатных книг txt) 📗

Если погода к тому располагала, у леди Босток вошло в обычай сидеть после ленча в шезлонге на террасе и вязать носки для достойных бедняков. Как и лорд Икенхем, она любила дарить радость и свет, но думала при этом — быть может, резонно, — что носок-другой внесет их в безрадостную жизнь.

Назавтра после вышеописанных событий погода была прекрасная. Небо сияло синевой, озеро сверкало серебром, клумбы источали жужжание пчел и благоухание лаванды. Словом, день был из тех, что веселят сердце, поднимают дух и побуждают пересчитать по одному дары божьи.

Леди Босток их пересчитала и осталась довольна. Хорошо вернуться домой, хотя вообще-то она не очень любила сельскую жизнь; хорошо съесть все то, что в порыве вдохновения приготовила кухарка; хорошо, наконец, видеть мужа в приличном, даже резвом настроении, поскольку судить младенцев будет не он, а Уильям. Сейчас сэр Эйлмер пел в своем кабинете о том, что все его добро — копье-о-о и щит из сыромятных кож, или, скажем точнее, ко-о-аж.

Что ж, прекрасно. И все же, несмотря на мастерство кухарки, резвость мужа и красоту дня, леди Босток страдала. Теперь, когда жизнь так сложна, а слепая судьба одной рукой дает, другой — отнимает, нелегко найти вполне счастливого человека. В сладости есть горечь, и она играет первую скрипку.

Сурово, да, но цивилизация наша сама напросилась на такой приговор.

Сидя в шезлонге и накидывая петли, или что там делают женщины, когда вяжут, леди Босток вздыхала, размышляя о Салли Пейнтер.

Краткий визит произвел на чувствительную женщину большое впечатление. Она просто подъехала к дому, позвонила в дверь, отдала бюст консьержке (а может, служанке) и уехала; но этого хватило, чтобы узнать одно из тех мест, о которых мы читаем в романах. Именно так живут бедные художники, питаясь одной лишь надеждой. Как же радовалась мисс Пейнтер такому заказу, как горюет о его утрате!

Этими мыслями леди Босток поделилась с мужем, возвращаясь от викария, но он не без грубости их отверг. Примерная жена не судит свою половину, и все же сейчас, в одиночестве, она страдала.

— Неужели ничего нельзя сделать? — терзалась она, сравнивая недавнюю трапезу с сухой коркой, которую запивает водой бедная Салли. Уговаривать мужа бесполезно. А если послать денег, тайно, от себя?..

Тут размышления ее прервал, а муки — усугубил племянник, притопавший с трубкой на террасу. Она печально взглянула на него, чувствуя именно то, что чувствует мягкосердечный палач, когда ему по долгу службы пришлось удавить одалиску. Казалось, что она не забудет отчаяния и ужаса, исказивших темно-красное лицо. Следы этих чувств были еще видны.

— Вяжете, тетя Эмили? — мрачно осведомился он.

— Да, дорогой. Носок.

— Вот как? — глухо произнес он. — Носок? Это здорово.

Она осторожно коснулась его руки и попросила:

— Ты не мучайся, дорогой.

— Интересно, как? — ответил Билл. — Сколько их там?

— В прошлом году было сорок три.

— Сорок три!..

— Мужайся, мой дорогой! Если мистер Другг это делал, и ты сможешь.

Билл сразу увидел, в чем ее ошибка.

— Он священник. Их специально тренируют. Наверное, на куклах для чревовещателей. Сорок три? Ха-ха! Куда там, еще нарожали! Одно слово, кролики. Зачем я уехал из Бразилии?

— Уильям, мой дорогой…

— Да, зачем? Какая страна! Мухи, змеи, тарантулы, аллигаторы, скорпионы

— и ни единого младенца! Тетя Эмили, можно я кого-нибудь найду?

— Кого же?

— Да, найти трудно, — согласился Билл. — Мало таких дураков. Ну, я пошел, тетя Эмили. Когда ходишь — как-то полегче.

Он удалился, извергая дым, леди Босток — осталась и в такой скорби, что, как бы желая довести ее до предела, принялась думать о Мартышке.

Потенциальные тещи часто пугаются потенциального зятя. Леди Босток не была исключением. Увидев Мартышку, она совершенно растерялась, не в силах понять, почему ее дочь выбрала этого человека. Только безупречное воспитание мешало ей шлепнуть его носком для достойного бедняка.

Исследуя свои впечатления, она пришла к выводу, что нервный смешок, лимонные волосы и (время от времени) стеклянный взгляд — ничто перед исключительной прыгучестью.

Всего час назад, когда, выйдя из столовой, они оказались в холле, Эйлмер направился было к бюсту, чтобы смахнуть с него пыль носовым платком, а Реджинальд мягко, словно тигр, прыгнул ему наперерез.

Какой странный, однако! Быть может, он не совсем здоров? Быть может, его томит тайная вина?

При жаркой погоде такие мысли располагают ко сну, и глаза несчастной леди стали слипаться. Где-то урчала косилка. Западный ветер нежно ласкал лицо.

Недолгий сон прервали звуки такой силы, словно кто-то взорвал под шезлонгом добрую дозу тринитротолуола.

— ЭМИЛИ!

Сэр Эйлмер высовывался из окна:

— Э-МИ-ЛИ!

— Да, дорогой? — сказала леди Босток. — Да, дорогой?

— Иди сюда! — проревел сэр Эйлмер, словно боцман в бурю. — Скорей!

2 Когда леди Босток поспешала в кабинет, сердце ее билось болезненно и часто. Интонация криков предвещала безымянные беды, и, переступив порог, она поняла, что не ошиблась.

Лицо у сэра Эйлмера было синее, усы — ходили и плясали. Такого она не помнила с тех давних пор, когда самый юный из адъютантов, нервно играя щипцами, отбил ножку у любимого бокала.

Сэр Эйлмер был не один. В углу, в почтительном отдалении, находился Гарольд Поттер, похожий, как все констебли, на хорошо набитое чучело. Леди Босток растерянно посмотрела на одного и на другого.

— Эйлмер, — вскричала она, — в чем дело?

Муж ее, человек искренний, не скрывал плохих новостей.

— Эмили, — сказал он, — тут заговор.

— Что, дорогой?

— ЗА-ГО-ВОР. Ты знаешь Поттера?

Леди Босток Поттера знала.

— Здравствуйте, Поттер, — сказала она.

— Доброго здоровья, миледи, — отвечал Поттер, обмякнув на мгновение учтивости ради и снова обращаясь в чучело.

— Поттер, — сообщил сэр Эйлмер, — рассказал мне странную историю. Эй, вы!

— Сэр?

— Расскажите миледи.

— Хорошо, сэр.

— Это про Реджинальда, — объяснил сэр Эйлмер, чтобы расшевелить аудиторию. — Точнее, — поправился он, — про мнимого Реджинальда.