Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена - Стерн Лоренс (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
– – Еще мгновение, дядя Тоби, – если ты еще одно мгновение будешь искать эту соринку – – ты погиб.
Глава XXV
Глаз в точности похож на пушку в том отношении, что не столько глаз или пушка сами по себе, сколько установка глаза – – и установка пушки есть то, в силу чего первый и вторая способны производить такие опустошения. По-моему, сравнение не плохое; во всяком случае, раз уж я его сделал и поместил в начале главы как для пользования, так и для украшения, все, чего я прошу взамен, это – чтобы вы держали его в уме всякий раз, как я буду говорить о глазах миссис Водмен (за исключением только следующей фразы).
– Уверяю вас, мадам, – сказал дядя Тоби, – я ровно ничего не могу обнаружить в вашем глазу.
– Это не на белке, – сказала миссис Водмен. Дядя Тоби изо всей силы стал вглядываться в зрачок. – —
Но из всех глаз, когда-либо созданных, – – начиная от ваших, мадам, и кончая глазами самой Венеры, которые, конечно, были самыми сладострастными глазами, какие когда-либо помещались на лице, – – ни один так не подходил для того, чтобы лишить дядю Тоби спокойствия, как тот самый, в который он смотрел, – – то не был, мадам, кокетливый глаз – – развязный или игривый – то не был также глаз сверкающий – нетерпеливый или повелительный – с большими претензиями и устрашающими требованиями, от коих сразу же свернулось бы молоко, на котором замешано было вещество дяди Тоби, – – нет, то был глаз, полный приветливости – – уступчивый – – разговаривающий – – не так, как трубы плохого органа, грубым тоном, свойственным многим глазам, к которым я обращаюсь, – – но мягким шепотом – – похожим на последние тихие речи умирающего святого. – «Как можете вы жить так неуютно, капитан Шенди, в одиночестве, без подруги, на грудь которой вы бы склоняли голову – – или которой бы доверяли свои заботы?»
То был глаз – —
– Но если я скажу еще хоть слово, я сам в него влюблюсь.
Он погубил дядю Тоби.
Глава XXVI
Ничто не показывает характеров моего отца и дяди Тоби в таком любопытном свете, как их различное поведение в одном и том же случае, – – я не называю любви несчастьем, будучи убежден, что она всегда служит ко благу человеческого сердца. – – Великий боже! что же она должна была сделать с сердцем дяди Тоби, когда он и без нее был олицетворением доброты!
Мой отец, как это видно из многих оставшихся после него бумаг, был до женитьбы очень подвержен любовной страсти – – но вследствие присущего его натуре комического нетерпения, несколько кисловатого свойства, он никогда ей не подчинялся по-христиански, а плевался, фыркал, шумел, брыкался, делался сущим чертом и писал против победительных глаз самые едкие филиппики, какие когда-либо были писаны. – – Одна из них, написанная в стихах, направлена против чьего-то глаза, который в течение двух или трех ночей сряду не давал ему покоя. В первом порыве негодования против него он начинает так:
Словом, пока длился припадок, отец только и делал, что ругался, сквернословил, сыпал проклятиями – – – однако не с такой методичностью, как Эрнульф, – – он был слишком горяч; и без Эрнульфовой политичности – – ибо отец хотя и проклинал направо и налево с самой нетерпимой страстностью все на свете, что так или иначе содействовало и благоприятствовало его любви, – – однако никогда не заключал главы своих проклятий иначе, как ругнув и себя в придачу, как одного из самых отъявленных дураков и хлыщей, – говорил он, – каких только свет производил.
Дядя Тоби, напротив, принял случившееся, как ягненок, – – сидел смирно и давал яду разлиться в своих жилах без всякого сопротивления – – при самых сильных обострениях боли в своей ране (как и в то время, когда его мучила рана в паху) он ни разу не обронил ни одного раздражительного или недовольного слова – – он не хулил ни себя, ни земли – – не думал и не говорил дурно ни о ком и ни в каком отношении; одиноко и задумчиво сидел он со своей трубкой – – смотрел на свою хромую ногу – – да испуская по временам горестное охохо! звуки которого, мешаясь с табачным дымом, не беспокоили никого на свете.
Повторяю – – он принял случившееся, как ягненок.
Сначала он, правда, допустил на этот счет ошибку; ибо в то самое утро он ездил с моим отцом спасать красивую рощу, которую декан и капитул распорядились срубить в пользу нищих [430], между тем как названная роща, будучи хорошо видна из дома дяди Тоби, оказывала ему неоценимые услуги при описании битвы под Виннендалем [431], – – и от слишком крупной рыси (дядя торопился спасти рощу) – на неудобном седле – – никуда негодной лошади и т. д. и т. д. – случилось то, что под кожу нижней части туловища дяди Тоби стала проникать серозная часть крови – – первые скопления которой дядя Тоби (не имевший еще никакого опыта в любви) принял за составную часть своей страсти. – Но когда волдырь, натертый седлом, лопнул – а внутренний остался, – – дядя Тоби сразу понял, что рана его не накожная – – а прошла в самое сердце.
Глава XXVII
Свет стыдится быть добродетельным. – – Дядя Тоби мало знал свет; поэтому, почувствовав себя влюбленным в миссис Водмен, он совсем не думал, что из этого надо делать больше тайны, чем, например, в том случае, если бы миссис Водмен порезала ему палец зазубренным ножом. Но хотя бы даже дядя Тоби думал иначе – – все равно, он настолько привык видеть в Триме преданного друга и находил каждый день столько новых доказательств его преданности – – что не мог бы переменить, своего отношения к нему и не оповестить его о случившемся.
– Я влюблен, капрал! – сказал дядя Тоби,
Глава XXVIII
– Влюблены! – воскликнул Трим, – ваша милость были еще совсем здоровы позавчера, когда я рассказывал вашей милости историю о короле богемском. – Богемском! – проговорил дядя Тоби – и задумался. – Что сталось с этой историей, Трим?
– Она у нас как-то затерялась, с позволения вашей милости, – но ваша милость были тогда так же далеки от любви. как вот я. – – Это случилось сейчас же после того, как ты ушел с тачкой, – – – с миссис Водмен, – проговорил дядя Тоби. – – Она мне всадила пулю вот сюда, – прибавил дядя Тоби – показывая пальцем на грудь. – —
– – Она так же не может выдержать осаду, с позволения вашей милости, как не может летать, – воскликнул капрал. – —
– – Но поскольку мы соседи, Трим, – лучше всего, по-моему, сначала учтивым образом ее предуведомить, – сказал дядя Тоби.
– Если б у меня достало смелости, – сказал капрал, – не согласиться с вашей милостью…
– – Зачем же тогда я разговариваю с тобой, Трим? – мягко заметил дядя Тоби. – —
– Так я бы первым делом, с позволения вашей милости, сам повел на нее сокрушительную атаку – и уж потом заговорил учтиво – ведь если она наперед что-нибудь знает о том, что ваша милость влюблены… – Спаси бог! – воскликнул дядя Тоби, – она сейчас знает об этом не больше, Трим, – чем неродившееся дитя. – —
Золотые сердца! – – —
Миссис Водмен уже двадцать четыре часа назад самым обстоятельным образом рассказала о случившемся миссис Бригитте – и в эту самую минуту держала с ней совет по случаю легких опасений относительно исхода дела, которые Диавол, никогда не дрыхнущий где-нибудь в канаве, заронил ей в голову – не дав ей допеть и до половины благодарственное славословие. – —
– Я ужасно боюсь, – сказала вдова Водмен, – что если я выйду за него замуж, Бригитта, – бедный капитан не будет наслаждаться здоровьем из-за своей страшной раны в паху. – —
– Может быть, мадам, она не такая уж большая, – возразила Бригитта, – как вы опасаетесь, – – и кроме того, я думаю, – прибавила Бригитта, – что она засохла. – —
