Жизнь и приключения Николаса Никльби - Диккенс Чарльз (книги читать бесплатно без регистрации полные .txt) 📗

Если рассматривать это обстоятельство как нечто абстрактное, то не было никаких явных поводов или причин, почему мистер Кенуигс взял на себя труд обернуть именно это кольцо, а не кольцо у двери какого-нибудь аристократа или джентльмена, проживавшего на расстоянии десяти миль отсюда, ибо для наибольшего удобства многочисленных жильцов входная дверь всегда была раскрыта настежь и дверным кольцом никогда не пользовались. Второй, третий и четвертый этажи имели особые звонки. Что до мансард, то туда никто никогда не приходил. Если кому-нибудь нужны были первые этажи, то они были тут же, и оставалось только войти в них, а в кухню вел отдельный ход вниз по лестнице из нижнего дворика [71]. Поэтому, если исходить из соображений необходимости и пользы, это обертывание перчаткой дверного кольца было совершенно непостижимо.

Но дверные кольца можно обертывать не только из соображений утилитарных, что и было ясно доказано в данном случае. Есть некоторые утонченные формальности и церемонии, которые надлежит соблюдать в цивилизованной жизни, иначе человечество вернется к первобытному варварскому состоянию. Ни одна элегантная леди никогда не разрешалась от бремени — да и ни одно элегантное разрешение от бремени не могло иметь место — без символического обертывания дверного кольца. Миссис Кенуигс была леди с некоторыми претензиями на элегантность; миссис Кенуигс разрешилась от бремени.

И посему мистер Кенуигс обернул безмолвствующее дверное кольцо в своих владениях белой лайковой перчаткой.

— Право, не знаю, — сказал мистер Кенуигс, поправляя воротничок сорочки и медленно поднимаясь по лестнице, — не поместить ли объявление в газете, раз это мальчик.

Размышляя о целесообразности такого шага и о сенсации, которую он должен произвести в округе, мистер Кенуигс отправился в гостиную, где на подставке перед камином сушились чрезвычайно миниатюрные принадлежности туалета, а мистер Ломби, доктор, нянчил на руках младенца, то есть прошлогоднего младенца, не нового.

— Это чудесный малыш, мистер Кенуигс, — сказал мистер Ломби, доктор.

— Вы считаете его чудесным мальчиком, сэр? — отозвался мистер Кенуигс.

— Самый чудесный мальчик, какого мне случалось видеть. Никогда еще не видывал такого младенца.

Утешительный предмет для размышлений и дающий исчерпывающий ответ тем, кто твердит о дегенерации человеческого рода: каждый рождающийся в мир младенец лучше, чем предыдущий.

— Никогда не видывал такого младенца, — повторил дистер Ломби, доктор.

— Морлина была чудесным младенцем, — возразил мистер Кенуигс, словно нападали на его семейство.

— Все они были чудесными младенцами, — сказал мистер Ломби.

И мистер Ломби с задумчивым видом продолжал баюкать младенца. Если он размышлял о том, в какую статью счета вписать баюканье, то об этом должно было быть известно лучше всех ему самому.

На протяжении этого короткого разговора мисс Морлина, как старшая в семье и, натурально, представительница своей матери во время нездоровья последней, без устали тормошила и шлепала трех младших мисс Кенуигс; такая заботливость и нежность вызвали слезы на глазах мистера Кенуигса и побудили его заявить, что по уму и поведению это дитя — женщина.

— Она будет сокровищем для человека, за которого выйдет замуж, сэр,сказал вполголоса мистер Кенуигс. — Я думаю, она сделает выгодную партию, мистер Ломби.

— Меня это отнюдь бы не удивило, — отозвался доктор.

— Вы никогда не видели, как она танцует, сэр? — осведомился мистер Кенуигс.

Доктор покачал головой.

— Ax! — сказал мистер Кенуигс так, словно жалел его от всего сердца. — В таком случае вы не знаете, на что она способна.

Все это время в соседнюю комнату быстро входили и выходили оттуда, дверь очень тихо открывалась и эакрывалась (ибо необходимо было охранять покой миссис Кенуигс), и младенца показывали трем-четырем десяткам депутаций от избранных друзей женского пола, которые собрались в коридоре и у подъезда обсудить событие со всех сторон. Действительно, волнение охватило всю улицу, и можно было видеть, как леди группами стоят у двери (некоторые в таком же интересном положении, в каком миссис Кенуигс в последний раз появлялась в обществе), повествуя о своих испытаниях при подобных же обстоятельствах. Иные даже завоевали себе славу, еще за день в точности предсказав, когда это должно произойти, а другие говорили о том, что они сразу угадали, в чем тут дело, когда мистер Кенуигс, весь бледный, изо всех сил пустился бежать по улице. Одни утверждали одно, а другие другое, но все говорили вместе, и все соглашались по двум пунктам: во-первых, в высшей степени достойно и весьма похвально сделать то, что сделала миссис Кенуигс, и, во-вторых, никогда еще не бывало такого искусного и ученого доктора, как доктор Ломби.

В разгар этой сумятицы доктор Ломби, как было сообщено выше, сидел в комнате второго этажа окнами на улицу, нянча на руках смещенного с должности младенца и беседуя с мистером Кенуигсом. Доктор Ломби был толстый, грубоватый джентльмен без воротничка и с бородой, отросшей со вчерашнего утра, ибо он был популярен, а округа плодовита и обернуто было еще три дверных кольца, одно за другим, в течение последних сорока восьми часов.

— Итак, мистер Кенуигс, — сказал доктор Ломби, — получается шесть. Со временем у вас будет славное семейство, сэр.

— Мне кажется, шестерых почти достаточно, сэр, — отозвался мистер Кенуигс.

— Ну-ну! — сказал доктор. — Вздор! Должно быть вдвое больше!

Тут доктор захохотал, но еще больше хохотала замужняя приятельница миссис Кенуигс, которая только что вышла из комнаты больной доложить о положении дел и хлебнуть немного бренди с водой; она как будто считала, что никогда еще не преподносили обществу такой прекрасной шутки.

— Им не приходится полагаться только на удачу, — сказал мистер Кенуигс, посадив к себе на колени вторую дочь, — у них есть виды на наследство.

— О, вот как! — сказал мистер Ломби, доктор.

— И, кажется, очень неплохие виды? — осведомилась замужняя леди.

— Видите ли, сударыня, — сказал мистер Кенуигс, — в сущности не мне говорить о том, каковы могут быть эти виды. Не мне хвастаться семейством, с которым я имею честь состоять в родстве… В то же время миссис Кенуигс… Я бы сказал, — неожиданно объявил мистер Кенуигс, повысив при этом голос, — что моим детям, быть может, придется по сто фунтов на каждого. Быть может, больше, но уж столько-то несомненно.

— А это очень приличное маленькое состояние, — сказала замужняя леди.

— У миссис Кенуигс есть родственники, — продолжал мистер Кенуигс, беря понюшку табаку из табакерки доктора и затем чихая очень громко, так как не привык к нему, — родственники, которые могли, бы десятерым оставить по сто фунтов и после этого все-таки не просить подаяния.

— Я знаю, кого вы имеете в виду, — заметила замужняя леди, кивая головой.

— Я никаких имен не называл и не хочу называть никаких имен, — с величественным видом сказал мистер Кенуигс. — Многие из моих друзей встречали в этой самой комнате родственника миссис Кенуигс, который мог бы оказать честь любому обществу, вот и все.

— Я его встречала, — сказала замужняя леди, бросив взгляд на доктора Ломби.

— Разумеется, весьма лестно для отца видеть, что такой человек целует его детей и интересуется ими, — продолжал мистер Кенуигс. — Натурально, мои чувства человека ублаготворяет знакомство с таким человеком. И, натурально, мои чувства супруга будут еще более ублаготворены, если об этом событии доведут до сведения такого человека.

Выразив подобным образом свои мысли, мистер Кенуигс привел в порядок льняную косичку своей второй дочери и попросил ее быть хорошей девочкой и слушаться сестры Морлины.

— Эта девочка с каждым днем все больше-походит на мать, — сказал мистер Ломби, с восторгом взирая на Морлину.

— Ну вот! — подхватила замужняя леди. — А что я всегда говорила, что я всегда говорила? Она вылитый ее портрет!