Могикане Парижа - Дюма Александр (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗

– Хорошо, – сказал Петрюс. – Теперь хотите ли вы видеть, что в этом письме?

– Если вы считаете меня достойным разделить вашу тайну и способным оказать услугу, – да.

– Прочтите, друг мой, – сказал Петрюс, подавая ему письмо, – и скажите, дурно ли я видел или сошел с ума.

Сальватор также подошел к окну, потому что смеркалось все более и более, и вполголоса прочел:

– Ну, теперь что вы думаете об этом?

– Я думаю, что с нею случилось что-нибудь особенное, и что Регине нужен защитник, и что, считая вас честным и хорошим человеком, она обращается к вам.

– Хорошо, – сказал Петрюс. – Сегодня в десять часов я буду около отеля.

– Не нужен ли я вам?

– Благодарю вас, г-н Сальватор.

– Идите один, но только дайте мне обещание.

– Какое?

– Не брать с собою оружия.

Петрюс подумал с минуту.

– Вы правы, – сказал он. – Я пойду без всякого оружия.

– Главное, будьте спокойны, благоразумны и хладнокровны.

– Я последую вашему совету. Но окажите мне еще одну услугу.

– Говорите.

– Уведите Жюстена и Жана Робера, посадите в карету Баболена и Розу: я должен остаться один.

– Будьте покойны. Я все устрою.

– Увижу ли я вас завтра утром?

– Если вы этого желаете.

– О, да – очень желаю… Я расскажу вам все, что сочту возможным.

– Друг мой, всегда лучше, когда тайну знает одно сердце; сохраните и вашу, если сможете. Арабская пословица говорит: «Слово – серебро, молчание – золото».

И пожав руку Петрюсу, Сальватор ушел в мастерскую в ту самую минуту, когда Роланд, соскучившись в одиночестве, начал визжать и царапать лапами дверь мастерской.

VII. Жан Робер ломает голову

В ту минуту, когда Сальватор входил в мастерскую, Жан Робер нашел наконец, последнюю ноту для песни Миньоны, у органа зажгли свечи и готовились петь, сочинитель положил свои пальцы на клавиши и ногу – на педаль.

Но при первых звуках Роланд, любя или ненавидя музыку, начал аккомпанировать жалобным воем и стал настолько сильно царапать дверь, что слушать стало невозможно.

– Ну, – сказал Жан Робер, – кажется, Роланду не хочется ждать у дверей. Пусть он войдет.

– Да, да, пусть войдет. Я хочу его видеть, – подтвердила Роза. – Баболен, пойди отвори Роланду дверь.

Баболен в восторге от предвкушения знакомства с собакой Сальватора подбежал к двери и отпер ее.

– Иди сюда, Роланд.

Роланд вовсе не нуждался в приглашении, в два прыжка он был около Сальватора. Однако вдруг вместо того, чтобы приласкаться к своему господину, он остановился и стал неотрывно глядеть на Розу.

– Ну, что же ты, Роланд? – спросил Сальватор. – Что с тобой. Роза?

Этот вопрос был задан одновременно собаке и ребенку.

В самом деле, взгляд собаки сделался каким-то особенным, вопросительным, и Роза, на которую был устремлен этот взгляд, смотрела на собаку изумленными глазами, блеск которых перекрещивался с блеском, сверкавшим в глазах собаки.

Два врага, готовые броситься друг на друга, наверное, не могли бы смотреть более пристальным и пылающим взглядом. Между тем это не был гнев, а, скорее, удивление сверкало в глазах собаки, не ненависть, а какой-то радостный страх блистал в глазах маленькой девочки.

Казалось, глаза девочки говорили: «О! Ты ли это, моя добрая собака?» А глаза собаки в свою очередь спрашивали: «Ты ли это, моя девочка?»

Затем, как будто узнав наконец друга, Роланд бросился к Розе в ту минуту, когда та протянула к нему руки.

Собака и девочка узнали друг друга и упали на пол, обнимая одна другую.

Хотя Сальватор хорошо знал добрый нрав Роланда, но, подумав, что собака взбесилась, он топнул ногой и закричал повелительным тоном:

– Сюда, Роланд!

Известно, что Роланд понимал и любил своего господина, все знают, что он слепо повиновался ему, который был не только его хозяином, но и спасителем. Но тут он не слышал, не понимал ничего, а открыл свою громадную пасть, точно хотел укусить ребенка.

Жюстен и Жан Робер также подумали, что собака взбесилась, каждый из них взял оружие и бросился к животному.

Роза предупредила их намерение.

– О, – вскричала она, – не делайте ничего Брезилю!

Никто не мог понять этого крика, но каждый понял, что девочка не подвергалась никакой опасности. Собака то ложилась около нее, то вертелась у ее ног с радостным визгом, который заставил Петрюса выйти из его комнаты.

– Что тут происходит? – спросил он.

– Что-то странное, – отвечал Сальватор, – но ничего опасного.

Он сделал Петрюсу знак замолчать, а Жану Роберу и Жюстену отстраниться. Баболен также отошел.

Ребенок и собака остались одни посреди мастерской.

– О! Мой добрый, милый Брезиль! – говорила девочка. – Так это ты? Вот где ты! Ты узнал меня? Я также узнала тебя!

Собака, со своей стороны, отвечала лаем, визгом, прыжками, которые доказывали, что она была рада не менее ребенка.

В этой сцене было что-то трогательное и ужасное в одно и то же время.

Вдруг Сальватор, напрасно звавший собаку именем Роланда, вздумал назвать ее Брезилем, как называла ее девочка.

Брезиль обернулся.

– Брезиль! – повторил Сальватор.

Брезиль одним прыжком был около своего хозяина, встал на задние лапы, положил передние ему на плечи, тряс головой с выражением такой радости, что трудно было поверить, чтобы ее могло выражать животное.

– Брезиль! Брезиль! – повторяло дитя, радостно хлопая в ладоши.

– Ты ошибаешься, Роза, – сказал с намерением Сальватор, – мою собаку зовут не Брезиль, а Роланд.

– Неправда. Лучше посмотрите. Сюда, Брезиль!

Собака снова оставила своего хозяина и прыгнула к девочке.

Больше нельзя было сомневаться: Роза и Брезиль знали друг друга. Но когда?

Без сомнений, в то время, о котором эта девочка не могла вспоминать без ужаса и которое произвело на нее такое глубокое впечатление, что она не хотела никогда рассказывать об этом Сальватору, своему лучшему другу.

Любопытство всех присутствующих, даже Петрюса, озабоченного своим собственным положением, было сильно возбуждено.

Жан Робер хотел предложить девочке несколько вопросов, но Сальватор остановил его и сделал знак замолчать. Он припомнил крик, вырвавшийся у Розы в бреду: «О! Не убивайте меня, мадам Жерар!» Он припомнил, что Броканта рассказывала ему, что нашла Розу в поле около деревни Жювизи, что она была в белом платье, испачканном кровью, струившейся из раны на ее шее.

Наконец, он припомнил, сопоставляя события, что в тот же или на другой день, охотясь на равнине близ Вири, он нашел на краю рва собаку, раненную пулей. Он перевязал рану собаки, залечил ее и, не зная, как ее назвать, дал ей кличку Роланд.

Теперь видно было, что Роланда назвали его настоящим именем – Брезилем и что он знал когда-то Розу.

Оставалось узнать, была ли какая-нибудь связь между Брезилем и мадам Жерар, которая, если верить бреду ребенка, хотела убить Розу.

– Ну, хорошо, – заметил Сальватор Розе. – Так, стало быть, Роланд – не Роланд, а Брезиль?

– Ну, конечно, Брезиль.

– Я верю. Только можешь ли ты сказать мне, где ты знала Брезиля?

– Где я знала Брезиля? – переспросила Роза, побледнев.

– Да, можешь ли ты сказать мне это?

– Нет, нет, – отвечал ребенок, все более и более бледнея. – Я не могу.

– Ну, так я знаю это, – сказал Сальватор.

– Вы знаете? – спросила Роза, широко открыв глаза.

– Да, это было…

– Не говорите, мой добрый друг, господин Сальватор! Не говорите! – закричал ребенок.

– Это было у мадам Жерар.

Роза вскрикнула, зашаталась и упала почти без чувств в объятия Сальватора.

Брезиль жалобно заскулил, так жалобно, что у всех присутствующих дрожь пробежала по телу.