Человек, который был Четвергом - Честертон Гилберт Кийт (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗

Сайм, было бронзово-золотое лицо тирана рядом с темной зеленью олив и пылающей синевой.

– Ну, – сердито спросил профессор, глядя на неподвижного Сайма, – намерены вы обратиться к собранию? Сайм осушил последний стакан искрящегося вина.

– Намерен, – сказал он, указывая на маркиза и его приятелей. – Это собрание мне не нравится. Я сейчас дерну собрание за его большой медно-красный нос.

И он быстро, хотя и не вполне твердо, подошел к маркизу. Увидев его, маркиз удивленно поднял черные ассирийские брови, но вежливо улыбнулся.

– Мистер Сайм, если не ошибаюсь? – сказал он. Сайм поклонился.

– А вы маркиз де Сент-Эсташ, – произнес он с немалым изяществом. – Разрешите дернуть вас за нос?

Чтобы сделать это, он наклонился, но маркиз отскочил, опрокинул кресло, а люди в цилиндрах схватили Сайма за плечи.

– Он меня оскорбил! – крикнул Сайм, красноречиво взмахнув рукой.

– Оскорбил вас? – удивился господин с красной ленточкой. – Когда же?

– Да вот сейчас, – бестрепетно ответил Сайм. – Он оскорбил мою матушку.

– Вашу матушку? – недоверчиво переспросил француз.

– Ну, тетушку, – уступил Сайм.

– Каким образом мог маркиз ее оскорбить? – спросил второй француз с понятным удивлением. – Он все время сидел здесь.

– Но что он говорил? – туманно изрек Сайм.

– Я ничего не говорил, – сказал маркиз. – Разве что насчет оркестра. Я люблю, когда хорошо играют Вагнера.

– Это намек, – твердо сказал Сайм. – Моя тетя плохо играла Вагнера. Нас вечно этим попрекают.

– Все это очень странно, – заметил господин с ленточкой, в недоумении глядя на маркиза.

– Уверяю вас, – настаивал Сайм, – ваш разговор кишел намеками на слабости моей тетушки.

– Вздор! – воскликнул маркиз. – Я за полчаса только и сказал, что эта брюнетка хорошо поет.

– То-то и оно! – гневно отозвался Сайм. – Моя тетушка была рыжей.

– Мне кажется, – сказал француз без ордена, – вы просто хотите оскорбить маркиза.

– Честное слово, – обрадовался Сайм, круто повернувшись к нему, – вы неглупый человек!

Маркиз вскочил. Глаза его горели, как у тигра.

– Со мной ищут ссоры! – вскричал он. – Со мной ищут поединка! За чем же дело? Долго его искать не приходилось никому. Господа, не согласитесь ли вы быть моими секундантами? До вечера еще часа четыре. Можем драться сегодня.

Сайм отвесил вполне изящный поклон.

– Маркиз, – сказал он, – ваш поступок достоин вашей славы и вашего рода. Позвольте мне посовещаться с теми, в чьи руки я предаю свою судьбу.

Он в три шага вернулся к спутникам, и те, видевшие его вдохновленный шампанским вызов и слышавшие идиотские реплики, сильно удивились. Теперь он был трезв, хотя и слегка бледен, и речь его дышала пылкой деловитостью.

– Ну вот, – тихо и хрипло сказал он. – Я навязал этой скотине дуэль. Слушайте внимательно, времени у нас мало. Вы мои секунданты, и все должно исходить от вас. Стойте на том, чтобы дуэль состоялась завтра, после семи утра. Только тогда я помешаю ему поспеть к парижскому поезду, который проходит здесь в семь сорок пять. Если он пропустит поезд, он пропустит и убийство. В такой пустячной просьбе он вам отказать не сможет. Но вот что он сделает: он выберет поляну поближе к станции, чтобы все же вскочить в вагон. Фехтует он хорошо и понадеется на то, что успеет убить меня. Однако и я недурно фехтую и постараюсь задержать его, пока не пройдет поезд. Тогда, наверное, он убьет меня, чтобы утешиться. Поняли? Превосходно. А теперь позвольте мне представить вас моим достойнейшим друзьям, – и, быстро подведя их к столику маркиза, он назвал две чрезвычайно аристократические фамилии, которых ни доктор, ни профессор в жизни своей не слыхали.

Время от времени у Сайма бывали приступы здравого смысла, отнюдь не присущего ему. Как сказал он (когда речь шла об очках), его охватило вдохновение, а оно доходило порой до высот пророчества.

В данном случае он угадал тактику противника. Когда секунданты уведомили маркиза, что Сайм может встретиться с ним только утром, тот сообразил, конечно, что между ним и его смертоносной миссией встало неожиданное препятствие. Объяснить он этого не мог и сделал именно то, что предсказал Сайм. Он велел секундантам найти небольшую лужайку почти у самого пути и положился на роковой исход первых своих выпадов.

Когда он с полным хладнокровием явился на поле чести, никто бы не понял, что он торопится. Руки он держал в карманах, шляпу сдвинул на затылок, красивое лицо нагло золотилось на солнце. Но постороннему человеку могло бы показаться странным, что кроме секундантов, несущих шпаги, его сопровождало и двое слуг, несущих саквояж и корзину с едой.

Несмотря на ранний час, все купалось в теплых лучах солнца, и Сайм удивился, заметив, как много весенних цветов горят серебром и золотом в высокой траве, доходившей почти до колен.

Кроме маркиза, все были одеты мрачно и торжественно; цилиндры напоминали трубы, а маленький доктор в темных очках казался гробовщиком из фарса. Сайм поневоле ощущал, как смешно и нелепо это похоронное шествие на светлой лужайке, усеянной полевыми цветами. Но, конечно, комический контраст между светлыми цветами и черной шляпой был лишь символом трагического контраста между светлыми цветами и черным делом. Справа виднелся лесок; далеко налево уходил изгиб железной дороги, которую Сайм охранял от маркиза, норовившего туда сбежать. Впереди, за черными силуэтами противников, над смутной линией моря, он мог различить миндальный куст в цвету, похожий на яркое облачко.

Кавалер Почетного легиона, который звался полковником Дюкруа, с величайшей учтивостью приблизился к профессору и Буллю и предложил драться лишь до первой крови.

Однако доктор Булль, хорошо подготовленный Саймом, с большим достоинством, хотя и с отвратительным акцентом ответил, что сражение должно продолжаться до тех пор, пока один из дуэлянтов не будет выведен из строя. Сайм рассчитал, что не изувечит маркиза и не даст маркизу изувечить себя в продолжение двадцати минут. За двадцать минут парижский поезд успеет уйти.

– Для такого искусного и мужественного фехтовальщика, как маркиз, – важно сказал профессор, – подобные мелочи должны быть безразличны, а наш доверитель имеет веские причины требовать более продолжительного поединка. Щекотливость этих причин не дозволяет мне открыть их, но за справедливость их и благородство я…

– Черт! – воскликнул маркиз, и лицо его омрачилось. – Хватит болтать, начнем… – И он снес тростью головку высокого цветка.

Сайм понял его неучтивое нетерпение и глянул через плечо, нет ли поезда. Но на горизонте еще не было дыма.

Полковник Дюкруа опустился на колени, открыл футляр и достал две одинаковые шпаги, клинки которых сверкнули на солнце лучами белого огня. Одну он подал маркизу, без церемоний схватившему ее, другую Сайму, который бережно ее принял, согнул и взвесил на руке со всей медлительностью, какую допускала честь. Затем полковник достал еще две шпаги, для себя и для доктора Булля, и начал размещать противников.

Дуэлянты сбросили сюртуки и жилеты и встали на места со шпагами в руках. Секунданты застыли по сторонам, тоже со шпагами, все такие же мрачные, в черных сюртуках и шляпах. Маркиз и Сайм салютовали друг другу, полковник спокойно сказал: «Engage!» [28], и клинки со звоном скрестились.

Когда трепет скрестившихся шпаг пробежал по руке Сайма, все странные страхи, о которых мы поведали, покинули его, как покидают сны по пробуждении. Теперь он видел в каждом из них лишь игру нервов: страх перед профессором был страхом перед своеволием кошмара, страх перед доктором – страхом перед безвоздушной пустотой науки. Сперва он отдался древнему страху перед чудом, потом – безнадежному нынешнему страху перед тем, что чудес не бывает. Но когда возник реальный страх смерти во всей его грубой, беспощадной простоте, Сайм понял, что прежние страхи были пустыми фантазиями. Он чувствовал себя как человек, которому снилось, что он падает в пропасть, а поутру, проснувшись, он понял, что его ждет виселица. Едва он увидел отблеск солнца на неприятельской шпаге, едва ощутил, что скрестились стальные клинки, трепетавшие словно живые, он понял, что противник его – грозный боец, а для него, должно быть, пришел смертный час.