Жена мудреца (Новеллы и повести) - Шницлер Артур (книги онлайн полные версии .txt) 📗

— Эй, вы! Мне двести двадцать четвертый! Да вот же шинель висит! Что у вас, глаз нет? Вот, смотрите! Слава богу, наконец-то!.. Скорее!.. — Этот толстяк загородил весь проход. — Попрошу вас…

— Терпение, терпение! Что этот грубиян сказал?

Немножко терпения.

— Я должен поставить его на место…

— Пропустите меня…

— Ну-ну, спешить незачем… Поспеете…

Что он сказал? Это он осмелился сказать мне? Ну, это уж слишком! Такого я не потерплю!

— Тихо!

— Как вы сказали?

Один тон чего стоит! Это уж переходит все границы!

— Не толкайтесь!

— Молчать! — Этого мне не следовало говорить, я зарвался… Ну, да уж теперь не воротишь…

— Как вы сказали?

Оборачивается… Да ведь я его знаю! Черт возьми, это владелец булочной, завсегдатай кафе..? Как он сюда попал? Наверно, у него тоже дочь или еще кто-нибудь в консерватории… Что такое? Что он вытворяет? Мне кажется… Клянусь богом, он крепко держит эфес моей сабли… Неужто спятил?

— Что вы…

— Вы, господин лейтенант, ведите себя совсем смирно!

Что он сказал? Не дай бог, если кто-нибудь услышал. Нет, он это сказал очень тихо… почему же он не выпускает мою саблю?.. Боже милостивый… Нужно действовать решительно!.. Никак не могу оторвать его руку от эфеса… Только чтобы не было скандала… уж не стоит ли позади меня тот майор?.. Только бы никто не заметил, что он держит эфес моей сабли! Опять он заговорил со мной! Что он говорит?

— Господин лейтенант, если вы подымете малейший шум, я выхвачу вашу саблю из ножен, разломаю ее и пошлю обломки вашему полковому начальству. Вы меня поняли, глупый вы мальчишка?

Что он сказал? Уж не сон ли все это? Неужели он действительно обращается ко мне? Следовало бы что-нибудь ответить… грубиян не шутит, — он в самом деле выхватит саблю. Боже мой — он сейчас это сделает!.. Я чувствую — он уже тащит ее! Что он говорит?.. Бога ради, только чтобы не было скандала. Он все еще говорит…

— Но я не хочу испортить вам карьеру… Значит, будьте паинькой!.. Вот и хорошо! Не бойтесь, никто ничего не слыхал… все обошлось… так! А чтобы никто не подумал, что мы повздорили, я сейчас буду очень любезен с вами! Честь имею кланяться, господин лейтенант, очень был рад, честь имею кланяться.

Господи боже, — приснилось мне это, что ли?.. Он в самом деле так сказал?.. Да где же он?.. Вон там, шагает себе… По-настоящему я должен был бы выхватить саблю и зарубить его. Боже милостивый, никто ведь не слыхал этой перепалки?.. Нет, он говорил совсем тихо, шептал мне… Почему же я не бегу раскроить ему череп?.. Нет — теперь уже нельзя… нельзя… нужно было действовать сразу… Почему же я не сделал этого сразу?.. Да ведь не было возможности… он не отпускал эфес, и он в десять раз сильнее меня… Скажи я еще одно слово, он в самом деле разломал бы саблю… Я должен быть счастлив, что он не говорил громко! Если б это услыхал хоть один человек, мне пришлось бы stante pede [11] застрелиться… А может, это все-таки был только сон… Почему этот господин там, у колонны, глазеет на меня? Возможно, он что-то расслышал?.. Пойду-ка спрошу его… Спросить? Да я, наверно, с ума сошел! Любопытно, какой у меня вид? Заметно ли по мне, что… Наверно, я бледен как смерть. Где этот подлый хам?.. Я должен его убить!.. Удрал… И вообще, здесь уже совсем пусто… Где моя шинель? Да она уже на мне… Я и не заметил… Кто же мне помог?.. А, вот этот… надо дать ему шесть крейцеров… Нате!.. Но что же случилось? Неужели так все и было? В самом деле кто-то так со мной разговаривал? В самом деле назвал меня «глупым мальчишкой»? И я его не зарубил на месте?.. Но я ведь не мог… у него кулак железный… я стоял словно вкопанный… Нет, наверно, я лишился рассудка, иначе бы я другой рукой… Но тогда он выхватил бы из ножен мою саблю и разломал бы ее, а это был бы конец — конец всему! А потом, когда он ушел, уже было поздно… Не мог же я вонзить ему саблю сзади.

Как — я уже на улице? Каким образом я сюда попал? Свежо… и такой приятный ветерок… Что это за люди там, на другой стороне? Почему они так пристально на меня смотрят? Уж не расслышали ли что-нибудь… Нет, никто ничего не мог расслышать… Я знаю, я сразу огляделся по сторонам! Никто не обращал на меня внимания, никто ничего не расслышал… Но сказать-то он все это сказал, хоть никто и не слышал; да, сказал. А я стоял и терпел все это, словно меня обухом по голове хватили… Но ведь я не мог ничего сказать, ничего не мог сделать; единственное, что мне оставалось, было: вести себя смирно, совсем смирно!.. Это ужасно, это невыносимо; я должен его убить, где бы я его ни увидел!.. Сказать мне это! И сказал такой мерзавец, такой хам! И ведь он меня знает… Боже мой, боже мой, он меня знает, ему известно, кто я!.. Он может первому встречному сообщить, что именно он мне сказал!.. Нет, нет, этого он не сделает, иначе он не говорил бы так тихо… он ведь сам хотел, чтобы я один это слышал!.. Но кто может мне поручиться, что сегодня или завтра он не расскажет это своей жене, дочери, знакомым по кафе? Боже правый, завтра я ведь опять его увижу! Когда я завтра приду в кафе, он будет сидеть там, как всегда, и играть в карты все с теми же партнерами — Шлезингером и владельцем магазина искусственных цветов… Нет, нет, это немыслимо, немыслимо… Как только я его увижу, я его зарублю насмерть… Нет, так мне нельзя поступить… Я должен был это сделать сейчас, сразу!.. Если б только я имел эту возможность! Я пойду к полковнику и доложу ему все… да, к полковнику… Полковник всегда очень любезен со мной — вот я и скажу ему: «Господин полковник, разрешите доложить, он держал эфес, он положил на него руку; я был все равно что безоружен…» Что полковник ответит? Что он может ответить? Тут один-единственный выход: со стыдом и позором подать в отставку — в отставку… Никак, это вольноопределяющиеся, вон там?.. Возмутительно, ночью их можно принять за офицеров… отдают мне честь. Если б они знали — если б только знали!.. Вот и кафе Гохлейтнера!.. Сейчас там, наверно, сидят несколько военных… может быть, кто-нибудь из знакомых… Что, если я это расскажу кому придется, но так, будто это случилось с кем-нибудь другим?.. Похоже, я уж совсем помешался… Чего я бегаю взад и вперед? Чего слоняюсь по улицам? Верно — но куда же мне деваться? Разве я не хотел зайти к Лейдингеру? Ха-ха-ха! Усесться среди людей… я думаю, всякий, взглянув на меня, догадается… Да, но что-то как-никак нужно сделать… А что можно сделать? Ничего, ничего — никто ведь не слыхал ни слова… никто ничего не знает… в данную минуту никто ничего не знает… А что, если я сейчас отправлюсь к нему домой и стану умолять его никому ничего не говорить?.. О, лучше сразу пустить себе пулю в лоб, чем пойти на такое!.. Да — это было бы самое разумное!.. Самое разумное, самое разумное? Неужели другого выхода нет… другого выхода нет… Если спросить полковника, или Копецкого, или Блани, или Фридмайера, — любой из них непременно скажет: тебе ничего другого не остается!.. А что, если поговорить с Копецким? Да, это было бы самое разумное — хотя бы из-за того, что мне предстоит завтра… Ну разумеется, завтра в четыре часа, в кавалерийской казарме… завтра в четыре часа пополудни я ведь должен драться… а драться мне нельзя ни под каким видом, я уже не способен дать сатисфакцию… Чепуха! Чепуха! Никто ничего не знает, никто ничего не знает! Многие, с кем случались казусы куда хуже этого, разгуливают как ни в чем не бывало… Чего только не рассказывали о Декенере, когда он должен был стреляться с Редеровом… но совет чести постановил, что дуэль может состояться… А что бы совет чести постановил в моем случае? Глупый мальчишка — глупый мальчишка… а я стоял как истукан! Клянусь небом — ведь совершенно безразлично, знает ли кто-нибудь другой!.. Я-то ведь знаю, это — главное! Я-то чувствую, что я сейчас — совсем не тот, нежели час назад, — я-то знаю, что не способен дать сатисфакцию, и поэтому должен застрелиться… Никогда в жизни у меня уже не было бы спокойной минуты… всегда меня мучил бы страх, что так или иначе кто-нибудь все же узнает об этом… и прямо в лицо выложит мне, что произошло нынче вечером!.. Каким счастливым человеком я был всего час назад… Надо же было, чтобы Копецкий подарил мне билет, а Стеффи, подлая тварь, отменила свидание! Вот от чего зависишь… После обеда еще была тишь да гладь, а сейчас я погибший человек и должен застрелиться. Чего ради я бегу сломя голову? Спешить-то ведь некуда… Сколько бьет на часах?.. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать… одиннадцать, одиннадцать… Давно пора поужинать… Должен же я в конце концов куда-нибудь пойти… Я мог бы зайти в какой-нибудь ресторанчик, где меня никто не знает, — надо же человеку поесть, хотя бы он тотчас после этого застрелился… Ха-ха, смерть — дело нешуточное… Кто это сказал совсем недавно?.. Впрочем, это уже безразлично…