Брачный контракт - де Бальзак Оноре (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
— Я проработал в нотариате около пятидесяти лет, но еще никогда не видел, чтобы друзья разорившихся людей давали им деньги взаймы.
— Вы не знаете де Марсе! Я совершенно уверен, что в эту самую минуту он продает свои ценные бумаги, если у него не нашлось свободных денег, и завтра же вы получите вексель на пятьдесят тысяч экю.
— Будем надеяться, что это так. Почему же ваш друг не помог вам раньше уладить дела? Вы могли бы спокойно жить в Ланстраке шесть — семь лет, пользуясь доходами, получаемыми графиней.
— Разве из этих доходов можно уплатить полтора миллиона франков долгов, в том числе пятьсот пятьдесят тысяч — моей жене?
— За четыре года полтора миллиона долгу?!
— Ничего удивительного. Разве я не подарил жене все бриллианты? Разве не израсходовал на обстановку для парижского дома полтораста тысяч, полученных за проданный госпожой Эванхелиста особняк? Разве не пришлось платить за купленные имения и нести другие расходы в связи с заключением брачного контракта? Наконец, чтобы расплатиться за Озак и Сен-Фру, нам пришлось продать ценные бумаги, принадлежавшие Натали и приносившие сорок тысяч дохода. Мы продали их по восемьдесят семь франков; таким образом, не прошло и месяца со дня свадьбы, как у меня уже было двести тысяч долгу… У нас оставалось шестьдесят семь тысяч годового дохода, а мы сверх того тратили ежегодно по двести тысяч. Учтя, что девятьсот тысяч франков пришлось взять под ростовщические проценты, вы без труда получите миллион.
— О черт! — воскликнул старый нотариус. — Дальше?
— Ну, мне захотелось дополнить бриллиантовый убор моей жены, начало которому было положено серьгами ее матери и жемчужным ожерельем с фамильным алмазом «Дискрето» в застежке. Я заплатил сто тысяч за веночек из алмазных колосьев. Итак, вот уже миллион сто тысяч. И наконец я должен вернуть жене ее приданое, то есть триста пятьдесят шесть тысяч франков.
— Однако, — возразил Матиас, — если бы графиня заложила свои бриллианты, а вы сделали бы заем под будущие доходы со своих имений, то это дало бы вам, по-моему, еще тысяч триста, с помощью которых вы могли бы утолить аппетиты кредиторов.
— Ничем нельзя помочь делу, Матиас, когда человек попал в беду, когда имения заложены и перезаложены, когда, прежде чем удовлетворить кредиторов, надо выделить имущество жены, когда наконец грозит протест векселей на сто тысяч франков… Надеюсь, мне удастся заплатить по ним, если земли мои не будут проданы за бесценок. А расходы по их отчуждению!
— Ужасно! — воскликнул старый нотариус.
— К счастью, удалось отменить наложенный запрет; имения можно продать, и разгоревшийся пожар удастся потушить.
— Продать Бельроз, — воскликнул Матиас, — когда вино тысяча восемьсот двадцать пятого года еще в погребах?
— Ничего не поделаешь. — Ведь одно Бельроз стоит шестьсот тысяч!
— Натали купит его по моему совету.
— Оно обычно дает шестнадцать тысяч дохода, не говоря о таких удачных годах, как тысяча восемьсот двадцать пятый год! Да я сам берусь продать Бельроз за семьсот тысяч, а фермы — по сто двадцать тысяч.
— Тем лучше! Я расплачусь со всеми кредиторами, если вдобавок удастся продать мой дом в Бордо за двести тысяч.
— Солонэ заплатит и больше, ведь он давно на него зарится. Он уходит от дел, располагая доходом в сто тысяч с лишним, нажитым махинациями с низкосортным вином. Он продал свою контору за триста тысяч и женится на богатой мулатке. Ее богатства взялись бог весть откуда, но, говорят, у нее миллионы. Нотариус занимается коммерческими операциями! Нотариус женится на мулатке! Ну и времена! Говорят, он разжился, пустив в оборот деньги вашей тещи.
— Она очень заботилась о благоустройстве Ланстрака и хорошо вела хозяйство; этим она с лихвой заплатила за предоставленное ей пристанище.
— Я никогда не думал, что она способна вести себя так примерно!
— Она очень добра и предана мне; она платила долги Натали, когда проводила с нами в Париже три месяца в году.
— А почему бы и нет, ведь она жила на доходы, приносимые Ланстраком, — возразил Матиас. — Она стала бережливой! Вот чудеса-то! Она только что купила имение Гренруж, между Ланстраком и Грассблем, и если аллею, ведущую из Ланстрака, продолжат до большой дороги, то на протяжении полутора лье будут тянуться только ваши земли. Она заплатила за Гренруж сто тысяч франков наличными, а приносит он чистоганом тысячу экю в год.
— Госпожа Эванхелиста все еще красива, — заметил Поль. — Благодаря жизни в деревне она прекрасно сохранилась. Я не поеду прощаться с нею; она захочет пожертвовать для меня последним, что у нее есть.
— Да вы понапрасну и съездили бы в Ланстрак, она сейчас в Париже. Быть может, она приехала в столицу в то самое время, когда вы уезжали.
— Она, должно быть, узнала о продаже моих имений и поспешила ко мне на помощь. В сущности, мне не на что жаловаться. Ведь меня горячо любят — сильнее нельзя любить в этом бренном мире! Меня любят обе женщины, соперничая друг с другом; одна ревнует к другой: дочь упрекает мать за то, что последняя слишком любит меня, мать упрекает дочь за расточительность. Их привязанность и погубила меня. Ну, как не стараться исполнить малейшие прихоти любимой женщины? Как ей отказать? И опять-таки, как же согласиться, чтобы она всем пожертвовала ради меня? Да, конечно, мы могли бы расплатиться со всеми долгами и переехать в Ланстрак; но я предпочитаю отправиться в Индию за новым богатством, только бы не лишать Натали привычной роскоши, которую она так любит. Поэтому я сам предложил выделить ее имущество. Женщины — ангелы, житейские заботы не должны их касаться.
Старый Матиас слушал Поля с явным недоверием и удивлением.
— Есть ли у вас дети? — спросил он.
— К счастью, нет, — ответил Поль.
— Я иначе представляю себе смысл брака, — откровенно заявил старый нотариус. — По-моему, жена должна делить с мужем все — и радость и горе. Я слыхал, что у новобрачных, страстно любящих друг друга, не бывает детей. Но разве наслаждение — единственная цель брака? Разве его целью не является скорее семейное счастье и продолжение рода? Правда, вам было всего двадцать восемь лет, а графине — лишь двадцать; вполне естественно, что вы думали только о любви. Тем не менее и ваше имя и условия вашего брачного договора — скажу это как истый нотариус — все это обязывало вас поскорее произвести на свет здорового мальчугана. Да, граф, даже в том случае, если бы у вас стали рождаться дочери, не следовало бы останавливаться до тех пор, пока не появится ребенок мужского пола; иначе зачем было основывать майорат? Ведь графиня вполне здорова, ей нечего бояться материнства. Вы скажете, что это устаревшие взгляды наших предков; но в знатных семействах, граф, законная супруга обязана рожать и воспитывать детей. Назначение женщины, как говорила герцогиня Сюлли, жена великого Сюлли, — отнюдь не в том, чтобы доставлять наслаждения: жена олицетворяет честь и доброе имя семьи.
— Вы не знаете женщин, добрый мой Матиас, — сказал Поль. — Чтобы быть счастливым, нужно любить их так, как им этого хочется. Разве не жестоко сразу же лишать свою молодую жену ее преимуществ, наносить ущерб ее красоте, не дав насладиться жизнью?
— Если бы у вас появились дети, в ней заговорила бы мать, она не была бы так расточительна, чаще оставалась бы дома.
— Если бы вам удалось убедить меня в справедливости ваших слов, — сказал Поль, нахмурившись, — то я был бы несчастнейшим человеком на свете. Не усугубляйте же моего горя, не читайте мне нравоучений задним числом; дайте мне уехать без горького осадка в душе.
На другой день Матиас получил вексель на полтораста тысяч франков, с уплатой по предъявлении, посланный графом Анри де Марсе.
— Вот видите, — сказал Поль, — оказывая мне неоценимую услугу, он даже не пишет при этом ни слова. У Анри самый непоследовательный и в то же время самый чудесный характер, какой я только знаю. Если бы вы видели, с каким чувством собственного превосходства этот еще совсем молодой человек рассуждает о любви, об общественных делах, о политике, — вы удивились бы не меньше моего, что он способен проявлять такую сердечность.
