Мы - живые - Рэнд Айн (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
На стороне Белой армии были желание удержать Мелитополь и дивизия, в пять раз превосходившая численностью противника; но было еще смутное, нарастающее негодование солдат по отношению к офицерам и угрюмая тайная симпатия к красному флагу, реющему в окопах в сотне метров впереди. На стороне Красной армии были железная дисциплина и почти невыполнимая задача.
Они стояли тихо, разделенные сотней метров — два ряда штыков, слабо поблескивавших, словно поверхность воды под черным небом, и две траншеи людей — молчаливых, напряженных, выжидающих, готовых действовать.
Черные холмы вздымались к небу на севере, черные холмы вздымались к небу на юге; между ними расстилалась узкая долина с чахлыми травинками, оставшимися среди разорванной в клочья земли. Там было достаточно места, чтобы стрелять, кричать, умирать — и чтобы решить судьбы тех, кто стоял за этими холмами с обеих сторон. Штыки в окопах замерли. Замерли и травинки: ни ветер, ни дыхание из окопов не шевелило их.
Андрей Таганов стоял по стойке смирно и ждал разрешения командира для осуществления разработанного им плана. Командир сказал:
— На смерть идешь, товарищ Таганов, — десять против одного.
— Это не имеет значения, товарищ командир, — ответил Андрей.
— Ты уверен, что справишься?
— Прежде справлялся, товарищ командир, они уже созрели. Нужен лишь последний толчок.
— Пролетарское спасибо тебе, товарищ Таганов.
Затем те, в других окопах, увидели, как он вскарабкался на насыпь. Он поднял руки вверх на фоне темного неба; тело его казалось особенно высоким и стройным. С поднятыми руками он пошел к окопам белых: он не торопился, его шага были тверды. Травинки поскрипывали, ломаясь под его ногами, и этот звук заполнил всю долину. Белые смотрели на него и молчаливо ждали.
Он остановился всего в нескольких шагах от их окопов. Он не мог видеть сотен винтовок, направленных ему в грудь; но он знал, что они есть.
Он резко снял кобуру с ремня и швырнул на землю.
— Братья! -— закричал он. — У меня нет оружия. Я здесь не для того, чтобы стрелять. Я хочу всего лишь сказать вам несколько слов. Если вы не хотите их слышать — стреляйте в меня.
Офицер вскинул пистолет, другой остановил его руку. Ему не нравились взгляды их солдат; в руках они держали винтовки, но они не были направлены в незнакомца; было безопаснее дать ему высказаться.
— Братья, зачем вы воюете с нами? Вы убиваете нас за то, что мы хотим, чтобы вы жили? За то, что мы хотим, чтобы у вас был хлеб и земля, на которой растить его? За то, что мы хотим открыть вам дверь из вашего хлева в государство, где вы будете людьми, которыми вы рождены, но забыли это? Братья, за ваши жизни сражаемся против ваших же винтовок! Когда наш — и ваш — красный флаг взметнется…
Короткий, резкий выстрел прозвучал так, словно в долине что-то лопнуло, и крошечное голубое пламя вырвалось из револьвера офицера, совсем рядом с его посиневшими губами. Андрей Таганов вздрогнул, его руки очертили круг на фоне неба, и он повалился на изрытую землю.
Затем раздались еще выстрелы в окопах белых, но ни одного с другой стороны. Тело офицера выбросили из окопа, и белогвардеец, протянув руки к красным солдатам, закричал: «Товарищи!» Послышалось громкое «ура!» и топот сапог по долине, замелькали красные флаги; руки подняли тело Андрея, его лицо на черной земле было белым, грудь была теплой и липкой.
Затем красноармеец Павел Серов прыгнул в окопы белых, где красные и белые солдаты трясли друг другу руки, и закричал, стоя на куче мешков: «Товарищи! Позвольте мне поздравить вас с пробуждением классового сознания! Еще один шаг в истории на пути к коммунизму! Долой проклятых буржуев-эксплуататоров! Долой кровопийц, товарищи! Кто не работает, тот не ест! Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Как сказал товарищ Карл Маркс, если мы, класс…»
Андрей Таганов оправился после ранения через несколько месяцев. Остался шрам на груди. Шрам на виске он получил позже, в другом бою. Он не любил говорить об этом другом сражении, и никто не знал, что произошло после сражения.
Это был бой под Перекопом в 1920-м, когда Крым в третий и последний раз перешел в руки Советов. Когда Андрей открыл глаза, он увидел лишь белый туман, навалившийся ему на грудь, тяжелым грузом прижав к земле. В тумане маячило что-то красное и пылающее, прокладывая дорожку к нему. Он открыл рот и вдруг увидел, как туман вырывается из его губ, растворяясь в таком же тумане сверху. Затем он подумал, что очень холодно, и именно холод приковал его к земле такой болью, словно иглы пронзали каждый его мускул. Он сел; в следующее мгновение он понял, что это был не только холод в мышцах, а еще темная дыра с кровью на бедре и кровь на правом виске. Он понял также, что белый туман не плотно прилегал к груди; оставалось достаточно места, чтобы встать; туман висел высоко в небе, и алый рассвет вдалеке пронзал его красной нитью.
Он встал. Звук его шагов по земле казался слишком громким в бездонной тишине. Он откинул волосы с глаз и подумал о том, что белый туман — это замерзшее дыхание людей, находившихся рядом. Но он понимал, что эти люди больше уже не дышат. Кровь выглядела коричневато-фиолетовой, и он не мог определить, где заканчивались тела и где начиналась земля, и были ли белые пятна хлопьями тумана или лицами людей.
У своих ног он увидел тело с флягой на бедре. Фляжка не пострадала, но тело не двигалось. Он наклонился, красная капля крови с его виска упала на флягу. Он начал пить.
Чей-то голос произнес: «Дай глотнуть, брат». К нему через рытвину подползало нечто, оставшееся от человека. На нем не было шинели, лишь белая рубашка и сапоги, которые тащились вслед за рубахой, хотя казалось, что с туловищем их ничего не связывает.
Андрей знал, что это один из белых. Он приподнял его голову и просунул горлышко фляги между губами, которые были цвета крови, что запеклась на земле. В груди этого мужчины забулькало, н его тело конвульсивно задергалось. Больше никто вокруг не шевелился.
Андрей не знал, кто победил в ночном бою; он не знал, захватили ли они Крым и — что было важнее для многих большевиков — захватили ли они капитана Карсавина, одного из последних, кого следовало опасаться в Белой армии; человека, который унес жизни многих красных, человека, за чью голову Советами была назначена большая награда. Андрею надо было идти. Ведь где-то эта тишина должна была закончиться. Где-то должны быть люди — белые или красные, он не знал — кто, но побрел на восход солнца. Ступив на рыхлую землю, влажную от холодной, но чистой росы, на пустую, ведущую куда-то вдаль дорогу, он услышал позади себя какое-то шуршание. Белогвардеец двигался за ним. Он опирался на палку, и его ноги переступали, не отрываясь от земли. Андрей остановился и подождал его. Губы мужчины раздвинулись в полуулыбке. Он произнес:
— Я могу пойти за тобой, брат? Я не слишком… крепок, чтобы пойти в одиночку.
Андрей сказал:
— Ты и я не можем идти в одну сторону, приятель. Когда мы найдем людей — это будет смерть или для тебя, или для меня.
— Испытаем судьбу, — сказал мужчина.
— Испытаем, — сказал Андрей.
Они вместе побрели на восход. Высокие обочины тянулись вдоль дороги, тени сухих кустов нависли над их головами, тонкие ветки казались широко растопыренными пальцами скелета. Корни деревьев расползлись по дороге, и четыре ноги с молчаливым усилием медленно переступали через них. Впереди небо прояснялось. На лбу Андрея отпечаталась розовая тень; маленькие бусины пота на левом виске были прозрачны как стекло. Белогвардеец шумно дышал, глубоко в его груди словно перекатывались игральные кости.
— До тех пор, пока человек может идти… — сказал Андрей.
— …он идет, — сказал попутчик.
Их взгляды встретились, словно поддерживая друг друга.
Маленькие красные капли с правой и с левой стороны отмечали их путь на мягкой, влажной земле.
Вскоре мужчина упал. Андрей остановился. Мужчина сказал:
— Иди.
