Друзья и враги Анатолия Русакова - Тушкан Георгий Павлович (книги без сокращений .txt) 📗
— Мы сами хотели разминировать…
— Не те методы. Ну ладно, мы выясним, кто такой этот Жевжик, а за самоуправство виновники ответят перед советом отряда.
Из колонии Жевжика увезли. Это столь неожиданное происшествие настроило Анатолия весьма воинственно. Если в первый же день знакомства с классом случилось такое ЧП, то в дальнейшем, пожалуй, можно ждать кое-чего посерьезнее. Но дни шли за днями… Не стало в колонии Жевжика, исчезли появившиеся было нездоровые настроения у некоторых. Именно их имел в виду Иван Игнатьевич, когда в разговоре с Анатолием упомянул о сигналах, в которых ему надо разобраться.
Каждый день приносил Анатолию все новые и новые знакомства, и теперь они не тяготили его, как бывало, когда он водился с Францем. До чего же разнокалиберный и любопытный народ был в девятом «Б» классе!
Задушевный разговор обычно начинался перед сном, в кроватях. И в той колонии воспитанники тоже мечтали. Даже Франц. Он мечтал стать невидимкой. И отнюдь не для того, чтобы похищать военные секреты у врагов, невидимо помогать народам, борющимся за свою независимость против колонизаторов. Нет. Невидимкой Франц хотел проникнуть в Госбанк, чтобы украсть миллион!
А здесь, в новой колонии, был интересный народ и мечтали о другом: о том, чтобы поскорее выйти в большую, светлую жизнь, окончить институт и работать так, чтобы вся страна заговорила: вот, мол, какой человек! Или изобрести машину, которая за час строит сто километров дороги! Но никто не мечтал стать удачливым вором.
Здорово нажимал Анатолий на теорию автомобиля, правила уличного движения и практическую езду на машине. Сдал экзамен отлично и получил удостоверение шофера третьего класса. Вот это праздник! Конечно же, Анатолий упросил дать ему поработать на машине. Возил грузы. И до того этим увлекся, что стал даже пропускать классные занятия. Поэтому Иван Игнатьевич запретил частые поездки.
И было еще одно — то ли дело, то ли отдых души. Анатолий любил собак, любили их и другие ребята. Анатолий первый, ради забавы, пытался собак дрессировать. Вспомнил, как дядя дрессировал Майка. Цыган оказался неподдающимся, а Леди сразу же все поняла, наверное, вспомнила чьи-то былые уроки. Анатолий показал младшим воспитанникам, как дисциплинированно выполняет Леди приказания «апорт», «лечь», «голос», «ищи». Вопли восторга сопровождали каждый номер. Нашлось несколько ребят, приставших к Анатолию с просьбой научить их дрессировке. Анатолий отказался. Ребята пошли к Ивану Игнатьевичу, и тот, к удивлению Анатолия, попросил его заняться с мальчишками дрессировкой.
— Да ну их, вот еще буду тратить время…
— А я на тебя время тратил?
— Ну, тратили.
— Вот и уплати мне свой долг. Среди мальчиков есть трое «трудных». Ничем они не интересуются а тут загорелись. Начни с этого, а там у них появится интерес к другому.
— Да я сам дрессирую чуть-чуть…
— Я достану тебе книжки, — обещал Иван Игнатьевич.
Через несколько дней Анатолий получил «Служебное собаководство» — книгу знаменитого Анатолия Дурова о сорока годах его работы дрессировщиком. Были и другие. Прочитав их, Анатолий понял, как много надо знать даже по такому, казалось бы, несложному делу, как дрессировка. Сколько же и как надо учиться, чтобы стать специалистом в более сложной области!
— Что я им, нянька? — рассердился Анатолий, подсчитав, как много часов придется потратить на обучение членов вновь созданного кружка юных собаководов.
— Специалист из питомника поможет дрессировать, проинструктирует тебя, а ты возглавишь кружок, организуешь ребят.
— А время? Мне ведь надо учиться, догонять и догонять…
— А как же парни твоего возраста в городах и работают и учатся в вечерних школах? Было бы желание!
Очень не хотелось Анатолию заниматься кружком, но потом он увлекся. Его удивило, что самые недисциплинированные мальчишки ухаживали за собаками точно, по расписанию, строго соблюдали программу дрессировки, гордились послушанием своих питомцев.
Анатолий, как об открытии, рассказал о своих наблюдениях Ивану Игнатьевичу. Тот рассмеялся:
— Не ты первый это открыл. Человек, переделывая природу, переделывает самого себя…
В марте, когда на пруду лед подтаял, Анатолий все же «напоследок» пошел покататься на коньках и провалился в воду. Был человек на льду — и нет его. Только меховая шапка чуть колышется в полынье.
Глеб первым затормозил у полыньи. Тонкий лед со звоном раскололся, и из воды почти до половины выскочил Анатолий. С выпученными глазами, не в силах вздохнуть, он, как рыба глотая ртом воздух, ухватился за протянутую руку, и… Глеб очутился в проруби. Теперь оба пытались уцепиться мокрыми руками за лед, и оба скрывались, каждый раз с головой исчезая под водой.
Уже много рук потянулось к ним. Передних удерживали задние. «Дедка за репку, бабка за дедку…»
Анатолий и Глеб очутились на больничных койках. Пришел Иван Игнатьевич. В окна заглядывали воспитанники. «Утопленники» чувствовали себя героями дня.
Глеб через два дня вышел. Анатолий заболел воспалением легких. Потянулись медленные дни болезни.
Наконец к выздоравливающему Анатолию допустили гостей. Он попросил Глеба принести из его тумбочки в спальне толстую тетрадь с разными записями, стихами, изречениями. Анатолий раскрыл ее и ревниво спросил:
— Читал?
— Я умею хранить тайны! — гордо ответил Глеб и, обиженный, хотел уйти.
Но Анатолий удержал его:
— Давай вместе читать.
Тетрадь открывалась старинной воровской песней о прокуроре, засудившем своего сына вора. Песня кончалась словами: «И снова луной озарился кладбищенский двор, а там уж на свежей могиле рыдает отец прокурор».
Анатолий усмехнулся. Ему показалось забавным то, что он записал эту песню. Она звучала жалостливо, а сложили ее те, кто при случае не пожалеет ни чужого, ни самого близкого человека.
Прочел песню «Не видать мне уж больше свободы».
Странно, почему он записал ее, что в ней могло понравиться ему, никогда не воровавшему, желторотому мальчишке? Или привлекли воровские словечки и настроение «отпетости»?
— Любит шпана чувствительные романсы, — сказал Анатолий. — Удивительно, как сочетаются в них свирепая жестокость с сопливой слезливостью.
— И я писал стихи, — смущенно сказал Глеб.
— Правда? — удивился Анатолий. — А ну, прочти.
— Забыл…
— Просьба больного — закон. Не ломайся!
Глеб задумчиво посмотрел на Анатолия, уставился в Окно и негромко начал:
Он прочел еще несколько стихотворений, устремив глаза в одну точку, нахмурив брови. Было видно, что чтение доставляет ему большое наслаждение. Последнее стихотворение он закончил так:
— Почему ты не печатаешь стихи в стенгазете?
— Так…
— Что за дурацкий ответ? — И без всякой связи Анатолий спросил: — Ты, говорят, сирота?
Глеб помолчал, потом каким-то хриплым голосом сказал:
— Было так… Отца, а потом и мать арестовали. Вот я и говорю: «сирота». Отец был большевиком с семнадцатого года, с Лениным был знаком, у Фрунзе в армии воевал… А потом Магнитку строил…
— Они живы?
— Не знаю… Остался я с бабушкой. Ну, а дальше… нашелся уголовник, вор. «Пожалел» меня… Вот я и докатился сюда.
— А за что их арестовали?
