Сочинения - де Бальзак Оноре (книги регистрация онлайн .TXT) 📗
– Господин Бирото прав, – поддержал Цезаря Молине. – Действующий закон слишком мягок. Банкрот должен выбрать одно из двух: либо полный отказ от своего имущества, либо бесчестие.
– Черт побери! – воскликнул Цезарь. – Если так будет продолжаться – купец скоро станет заправским вором. Пользуясь своей подписью, он может запускать руку в любую кассу.
– Вы не слишком-то снисходительны, господин Бирото, – заметил Лурдуа.
– Он прав, – сказал старик Рагон.
– Все несостоятельные должники подозрительны, – изрек Цезарь, раздраженный денежной потерей, ошеломившей его, как первый клич охотника ошеломляет преследуемого оленя.
В это время метрдотель принес ему счет от Шеве. Затем явился мальчишка из кондитерской Феликса, лакей из «Кафе Фуа», кларнетист от Коллине – каждый со счетом.
– Час расплаты, – с улыбкой заметил Рагон.
– Да, вы задали пир на славу, – сказал Лурдуа.
– Я занят, – заявил Цезарь всем посланцам, и они удалились, оставив счета.
– Господин Грендо, – обратился Лурдуа к архитектору, заметив, что тот складывает подписанный Бирото вексель, – проверьте и подведите, пожалуйста, мой счет; осталось только произвести обмер – о ценах ведь вы со мной уже условились от имени господина Бирото.
Пильеро посмотрел сперва на Лурдуа, потом на Грендо.
– Архитектор с подрядчиком договаривались о ценах, – шепнул он на ухо племяннику, – хорошо же тебя обобрали.
Грендо вышел, Молине последовал за ним и с таинственным видом обратился к архитектору.
– Сударь, – сказал он Грендо, – хоть вы меня слушали, но, видно, не поняли: желаю вам завести зонт.
Грендо охватил страх. Чем менее законен барыш, тем упорнее за него держатся: такова уж человеческая натура. Архитектор, не жалея времени, с увлечением изучал квартиру парфюмера, вкладывая в это все свои познания, трудов он потратил на десяток тысяч франков, но из-за собственного тщеславия продешевил; и подрядчикам не стоило поэтому больших усилий соблазнить его. Однако самый неотразимый аргумент – возможность поживиться – и хорошо понятая угроза повредить ему клеветою не так сильно на него подействовали, как высказанное Лурдуа соображение о деле с земельными участками в районе церкви Мадлен: Бирото, видимо, не намерен строить там дома, он попросту спекулирует на цене участков. Архитекторы и подрядчики столь же тесно между собой связаны, как драматурги и актеры: они друг от друга зависят. Грендо, которому Бирото поручил договориться о ценах, держал руку подрядчиков против буржуа. Поэтому трое крупных подрядчиков – Лурдуа, Шафару и плотник Торен – заявили, что он прекрасный малый и что работать с ним – одно удовольствие . Грендо стало ясно, что счета, в которых он имел долю, так же как и его гонорар, будут оплачены векселями, а старикашка Молине вселил в него сомнение в надежности этих векселей. И архитектор решил быть безжалостным, как и подобает художникам, людям беспощадным к буржуа. К концу декабря у Цезаря набралось на шестьдесят тысяч франков счетов. Феликс, «Кафе Фуа», Танрад и мелкие кредиторы, которым полагается платить наличными, по три раза присылали к парфюмеру. Подобные мелочи в торговом деле хуже катастрофы, они – ее предвестники. Когда убыток выяснен – размер бедствия определился, но паника не знает границ. Касса Бирото была пуста. Страх охватил парфюмера: за всю его деловую жизнь с ним ничего подобного еще не случалось. Как и все, кого не закалила долгая борьба с нуждой, Цезарь был слаб духом, и положение, столь обычное для большинства мелких парижских торговцев, привело его в полное смятение.
Парфюмер приказал Селестену разослать клиентам счета; но ему дважды пришлось повторить свое приказание, прежде чем старший приказчик исполнил его. Клиенты – как называли торжественно своих покупателей розничные торговцы (Цезарь также употреблял это выражение вопреки протестам жены, заявившей ему в конце концов: «Называй их как знаешь, пусть только платят») – клиенты были большей частью люди богатые, от которых никогда не приходилось терпеть убытков, но платили они по счетам, когда вздумается, и нередко оставались должны Цезарю до пятидесяти – шестидесяти тысяч франков. Младший приказчик взял книгу счетов и начал выписывать самые крупные из них. Цезарь побаивался супруги. Чтобы скрыть от нее уныние, в которое ввергнул его вихрь бедствий, он собирался выйти из дому.
– Добрый день, сударь, – сказал Грендо с развязностью, которую напускают на себя обычно художники, собираясь говорить о денежных делах, по их утверждению им совершенно чуждых. – Мне ни гроша не удалось получить по вашему векселю и приходится просить вас обменять его на звонкую монету. Я крайне сожалею, что вынужден на этом настаивать; но мне не хотелось бы обращаться к ростовщикам – настолько-то я смыслю в коммерции, чтобы понимать, что таким путем я подорву ваш кредит: поэтому в ваших же интересах…
– Сударь, – сказал опешивший Бирото, – говорите, пожалуйста, потише, вы меня просто ошеломили.
Вошел Лурдуа.
– Понимаете, Лурдуа… – обратился к нему Бирото, улыбаясь.
Но он тут же запнулся. Бедняга собирался было, посмеявшись над архитектором, простодушно попросить Лурдуа, – как это может разрешить себе уверенный в своей кредитоспособности купец, – взять вексель у Грендо; но, заметив мрачный вид Лурдуа, он ужаснулся своей неосторожности. Невинная шутка могла оказаться смертельной для его поколебавшегося кредита. Богатый купец в таких случаях берет свой вексель обратно и больше никому его уже не предлагает. У Бирото закружилась голова, словно он заглянул в разверзшуюся перед ним бездну.
– Дорогой господин Бирото. – сказал Лурдуа, увлекая парфюмера в глубь лавки, – обмер произведен, счет мой подведен и проверен, приготовьте мне, пожалуйста, к завтрашнему дню деньги. Я выдаю дочь замуж за молодого нотариуса Кротта, а ему подавай наличными: нотариусам векселей учитывать не полагается, да к тому же я никогда векселей не подписывал.
– Пришлите послезавтра, – гордо ответил Бирото, надеявшийся получить по счетам, – и вы, сударь, также, обратился он к Грендо.
– А почему не сейчас? – осведомился архитектор.
– Я должен рассчитаться с рабочими на фабрике, – ответил никогда прежде не лгавший Цезарь.
Бирото взял шляпу, собираясь выйти вместе с подрядчиком и архитектором. Но едва он переступил через порог, его остановили каменщик, Торен и Шафару.
– Сударь, – обратился к нему Шафару, – нам до зарезу нужны деньги.
– Ну, знаете ли, у меня ведь нет золотых россыпей в Перу, – заявил выведенный из терпения Цезарь, стремительно отходя от них. «Это неспроста! Проклятый бал! Все теперь считают меня миллионером! У Лурдуа был, однако, какой-то странный вид, – подумал он, – тут что-то неладно!»
В полной растерянности он побрел бесцельно по улице Сент-Оноре и на одном из перекрестков наскочил на Александра Кротта, как натыкается на прохожих поглощенный решением задачи математик или баран налетает на барана.
– Ах, сударь, – обратился к нему будущий нотариус, – один вопрос! Передал ли Роген ваши четыреста тысяч франков Клапарону?
– Да ведь все происходило на ваших глазах. Господин Клапарон не дал мне никакой расписки… мои векселя надо было еще учесть… Роген должен был передать ему… моих двести сорок тысяч франков наличными… было условлено, что запродажные будут окончательно оформлены… Господин Попино, судья, полагает… расписка… Но… Почему вы задаете мне этот вопрос?
– Почему я задаю вам подобный вопрос? Да чтобы узнать, где ваши двести сорок тысяч франков – у Клапарона или у Рогена. Роген был связан с вами узами столь многолетней дружбы, что мог бы, щадя вас, передать эти деньги Клапарону, и вы бы счастливо отделались! Но где же у меня голова? Он увез их, конечно, вместе с деньгами господина Клапарона – тот, к счастью, успел ему дать лишь сто тысяч франков. Роген сбежал, от меня он получил сто тысяч франков за свою контору – без всякой расписки, я их доверил ему, как доверил бы вам свой кошелек. Продавцам участков он не дал ни гроша – они только что у меня были. Денег по закладной на ваши земельные участки не оказалось – ни на ваше имя, ни на имя вашего заимодавца: Роген растратил их, как и ваши сто тысяч франков… их у него уже давным-давно не было… Да и вторая ваша сотня тысяч франков также взята; вспоминаю, что сам же ходил за нею в банк.
