Замок Альберта, или Движущийся скелет - неизвестен Автор (читать бесплатно полные книги txt) 📗

Я не знала, чему верить; незнакомец сказал потом, что ежели пойду я назад поздно, то бы его уведомила, и обещался проводить меня другою безопаснейшею дорогою. Я отвечала, что могу обойтиться без него, и просила, чтоб меня оставить. Наконец он удалился, говоря, что весьма скоро, может быть, нужна мне будет его помощь. Я достигла деревни, имела счастие очень выгодно продать свой сыр, и возвращалась с радостию, помышляя непрестанно о наших милых детях. Как уже начинало смеркаться, то я пошла прежнею дорогою, не знавши другой, и до самого леса не встречала никого; но, вошедши в него, увидела двух человек, стоящих позади толстого дерева; я испугалась и между тем, как шла медленно, они, бросившись на меня, схватили и хотели утащишь в густоту. Я билась изо всей мочи; но силы мои были недостаточны к сопротивлению им, и крик мой извлекал из них одни токмо ругательства. «Я думаю, — сказал один из них, — что граф довольно щедро наградит нас за эту прекрасную девочку». «Почему же ты называешь всегда Альберта графом?» — говорил ему товарищ. «Ну ин Герцог, когда тебе угодно, — отвечал он, — это все, кажется, равно». Вопли, непрестанно мною испущаемые, привлекли ко мне на помощь одного человека, прибежавшего с обнаженным мечом. Страх, слабость и уязвления, причиненные грубостию сих изменников, повергли меня в обморок; я упала без чувств и, опамятовавшись, увидела себя поддерживаему своим избавителем, в котором узнала того молодого человека, с коим утром встретилась. Он упрекал меня в несправедливых моих подозрениях, присовокупляя, что, может быть, впредь не буду презирать его советами. Приведенная от того в стыд, старалась пред ним как можно лучше извиниться. Он говорил, что не может проводить меня, потому что спешит преследовать двух бездельников, убежавших в то время, когда я приходила в чувства. «Поспешай теперь домой, — продолжал он, — и не будь столь недоверчива». Тогда уже сделалось так темно, что не видно почти было дороги, и вскоре поднявшаяся буря увеличила мрак ночи. Будучи покрыта снегом и дрожа от стужи, много раз сбивалась я с дороги, прежде нежели достигла до нашей хижины. Вот, любезный Жакмар, причина моего выражения и беспорядка, в котором ты меня встретил; я не должна еще умолчать, что молодой человек, меня освободивший, сказал, чтоб я помнила об Альвине.

Дюнифледа, окончив повесть свою и почувствовав великое расслабление, просила друзей своих дать ей на несколько часов успокоиться. Они вышли из кельи, в которой она лежала, в другую комнату, где разведен был огонь.

— Великий Боже! — вскричал Жакмар. — Каким ужасным опытам милая моя Дюнифледа была подвержена! Но как могу я выразить всю свою признательность благородному, великодушному Альвину?

— Ты весьма мало знаешь цену оной, — отвечал ему Гродерн, — когда удостаиваешь ею такого мерзавца.

— Несправедливый старик, — возразил Жакмар, — не обязан ли я благодарностию тому, кто подверг свою жизнь для спасения жены моей?

— Легковерный молодой человек! Сей предатель есть убийца твоей несчастной супруги; и благодарность вместо добродетели делается пороком, когда оказывают ее вероломному лицемеру, который под предлогом мнимого к тебе усердия стремится иметь вернейший успех в своих подлых пронырствах.

— Ах, Гродерн! но не оказал ли он опыты великодушия, бескорыстия и храбрости?

— Верь мне, Жакмар, что этот Альвин есть человек самый развращеннейший. Сколь удобно юность обманывается наружностию! Кто исполнен честных правил, тот судит обо всех по самом себе и не способен к открытию предательства; подобно тому и ты, любезный Жакмар, не можешь приметить хитростей изменника.

— Но почему ты называешь его убийцею Дюнифледы?

— Я и опять то же подтверждаю. Помнишь ли, когда она, рассказывая о двух своих похитителях, упоминала об ошибке в названии графа вместо герцога?

— Очень помню.

— Знаешь ли графа Губерта?

— Ах, Гродерн! как ты осмелился его так назвать? Разве не известно, что с давнего времени запрещено под смертною казнию давать ему это имя? Его называют теперь графом Рихардом.

— С которого времени носит он сие название?

— С тех пор, когда злой граф Рихард скрылся от сего двора. Хотя я был еще тогда малолетен, но помню, что многие из поселян были захвачены и посланы неизвестно куда за то, что называли Губертом нынешнего графа.

Сии слова наполнили гневом и удивлением Гродерна; он хранил молчание и казался погруженным в мрачные размышления.

Около часа спустя после того Дюнифледа позвала Жакмара, который, вошедши к ней, увидел, что сон ни малого не сделал ей облегчения, и болезнь ее еще более усилилась.

Ее муж тщетно прилагал все старания, чтоб возбудить в ней бодрость; он уговаривал ее, осыпал ласками, начинал даже петь любимые ею песни, которые прежде часто разгоняли печаль Дюнифледы, но ничто уже не действовало: она говорила только о смерти.

Жакмар хотел еще продолжать пение; но звуки его противу воли выражали горестное положение его сердца, и он сам начинал предаваться отчаянию.

— Ободрись, — говорил он, — ободрись, милая Дюнифледа; дай мне насладиться еще воззрением на твою прелестную улыбку; ободрись, буря уже прошла, и мы благополучно достигли тихого пристанища.

— Увы! — отвечала Дюнифледа слабым голосом к величайшему его прискорбию. — Не время уже мыслить об улыбке; буря хотя миновалась, но я не в состоянии перенести претерпенных от нее потрясений. Должно нам разлучиться, нежный друг, разлучиться навсегда; не скорби, Жакмар, тебе нужно сберечь силы свои для попечения о своих милых детях, о детях супруги, тобою любимой.

Голос ее пресекся, она опрокинулась на постелю. Опечаленный ее ответом, несчастный муж думал, что она закрыла глаза от слабости, и полагал, что упала в обморок, почему и возразил, сжимая руки ее и орошая их слезами своими:

— Престань, о Дюнифледа, мыслить о смерти, взгляни на мужа своего, награди его одним взором, одною улыбкою; промолви хоть одно слово, одно только слово, и я буду спокоен.

Дюнифледа не отвечала; он поднял ее с постели, прижимал к груди своей, омочая слезами. Невнятный звук изшел тогда из гортани ее, и она растворила рот; несчастный Жакмар томился, продолжал говорить с нею, просил ответствовать ему хотя одним словом, потрясал ее тихо, но все было тщетно; ибо не для разговоров отверзлись ее уста, а последний вздох жизни вылетел с усилием, разверзшим ее челюсти, и погасшие и закатившиеся глаза ее уверили наконец бедного Жакмара, что он не имеет уже супруги.

Но затворим дверь келии и оставим несчастного мужа с чрезмерною горестию оплакивать всю великость своей потери. Сие раздирающее зрелище не может быть приятным для чувствительных читателей.

Гродерн, со времени прибытия в монастырь делавший частые из него отлучки, возвратился вечером того же дня, в который Дюнифледа была погребена. Он уведомил Жакмара, что должно на время позабыть печаль свою и приготовиться к происшествиям следующего дня, в который нужно будет собраться со всею бодростию.

— Завтра, — говорил он, — придут нас искать в сей монастырь, потому что Брюншильда известна уже о нашем здесь пребывании. Она потребует именем герцога, чтоб нас предали в руки ее посланных, и когда того не сделают добровольно, то не преминет принудить к тому силою.

— Разве ты известен уже, — вопросил его Жакмар, — о последствиях происшествия, в лесу с нами случившегося?

— Конечно, — отвечал ему Гродерн. — В утро нашего побега подали герцогу жалобу, в которой обвиняли всех нас, что будто мы напали на двух служителей Брюншильды и непременно лишили бы их жизни, ежели б Эдвард не подоспел к ним на помощь, присовокупляя к тому, что мы после того направили путь к моей хижине. Тогда же послана была стража для взятия нас, но уже там не застала, и по тщетных поисках возвратилась, не могши получить никакого известия. Никто не видал нас с прошедшего дня, и на чинимые вопросы отвечали, что неприметно было никаких приготовлений к нашему побегу. И как того же утра Конрад, вышедший очень рано, пропал без вести, то не умедлили и сей случай обратить к нашему обвинению, утверждая, что мы его убили и, конечно, сокрыли труп. Брюншильда приведена была в великий гнев сею потерею, потому что он был из числа любимейших служителей этой ненавистной женщины.