Венера - Манн Генрих (книги txt) 📗
Его возлюбленная позвала его, она взяла его за руку и сказала:
— Нино, это мои друзья, барон Рущук и дон Саверио Кукуру.
Первого Нино мысленно тотчас же нарядил в зеленый кафтан и сделал вороватым дворецким. Но другой был настоящий принц, и ему недоставало только белого жеребца.
Гости разговаривали за столом так, как будто были здесь уже целые недели. Нино не мог надивиться, как просто все было. Отдохнув после обеда, все вместе пошли по тропинке к берегу. Герцогиня шла впереди с Рущуком. Дон Саверио сказал Нино:
— Вы очень счастливы, что герцогиня вас любит?
— Да, — ответил Нино, краснея.
— Это большое отличие. Многие выдающиеся мужчины жаждут этого.
— В самом деле? — машинально сказал Нино. Он думал о том, что дон Саверио самый красивый мужчина, какого он когда-либо встречал. «Иолла не может не замечать этого… Но было бы низко завидовать ему. Я не хочу! Я хочу быть его другом!»
— И в особенности, — продолжал дон Саверио, — так как наша герцогиня очень избалована своими прежними любовниками. Один старался превзойти другого. Принц лагорский был богаче и… способнее, чем маленький Леруайе. Затем Темпель, Тронтола и все остальные. Какими преимуществами должны обладать вы, мой милый, вы, который приходите после всех них!
— Но… — пролепетал Нино, — вы ведь не хотите сказать, что герцогиня любила их всех?
Он только боялся, точно в гнетущем кошмаре, что принц мог сказать это. Дон Саверио мягко засмеялся:
— Я не думал, что сообщаю вам новость. Вы имеете право гордиться, мой милый; но подумайте, было ли вам это так легко…
— Ведь я старый друг Иоллы!
— Я тоже. Она прожила в моем доме целую зиму. Она была, смею сказать, очень довольна мной.
— Не сомневаюсь, не сомневаюсь, — воскликнул Нино, смеясь и стуча зубами. Он смотрел высоко в воздух, бессознательно боясь глядеть на землю, где, может быть, лежал низвергнутый образ его возлюбленной. И только одно он ясно говорил себе: этот человек решился поносить ее — он, такой красавец! Он осквернял свой собственный благородный образ. Нино чуть не кричал от муки, принужденный восхищаться этой божественной формой, от которой исходило низкое. Он остановился, он должен был попробовать заставить своего спутника опомниться и он спросил с подергивающимся лицом:
— Не правда ли, вы не хотели сказать ничего дурного об Иолле?
— Как это, дурного? Она настоящая женщина, тут порицать нечего. Я хотел бы только уберечь вас от разочарования, потому что вы нравитесь мне. Поэтому я предостерегаю вас: не верьте идеалистическим глупостям, которые старается возбудить в нас каждая женщина. Ее цель — ввести нас в заблуждение относительно того, что у нее все сводится только к одному — к тому, что вы, конечно, знаете…
— Я не знаю решительно ничего, — воскликнул Нино, почти плача и трясясь. Дон Саверио добродушно пояснил:
— Потребности, конечно, все увеличиваются. Наша герцогиня не остановится на этом.
Нино застонал. Вдруг он схватил своего спутника за грудь. Дон Саверио напрасно старался стряхнуть его. Несколько секунд они, прерывисто дыша, смотрели друг другу в лицо. Это было у одной из мельниц: влажная листва смыкалась вокруг них, и ручей шумел. Герцогиня и Рущук исчезли, их голоса замолкли в глубине. Дон Саверио улыбнулся, жевательный мускул на его лице слегка исказился, придав рту жестокое выражение. Он обхватил узкие кисти своего противника и стал ломать их. Нино корчился, но должен был выпустить противника. Дон Саверио объявил:
— Я вовсе не хочу быть вашим врагом, это совсем не в моих интересах.
Он рыцарски поклонился.
— Я пройду вперед: я уверен, что вы не нападете на меня сзади.
И Нино, опустив голову, последовал за ним.
— Мы придем еще до дождя, — заметил дон Саверио на берегу, где они присоединились к герцогине и ее спутнику.
— Но наша прогулка была необдумана. Нам придется переночевать внизу.
— Ничего не значит, — решила герцогиня, поспешно направляясь к Минори. — Мы опять увидим наш маленький дом, Нино!
Нино не ответил. Когда остальные вошли в ресторан у моря, они заметили, что Нино нет с ними.
Он быстро шел по берегу. Дождь хлестал его. У ног Нино вздымались волны. Он выбрал среди многих знакомых утесов самый высокий. К утесу от берега вела узкая полоска земли, с другой стороны он отвесно спускался в море. Нино стоял на его косой вершине и, как когда-то в пылу детского безграничного гнева и бурной жажды справедливости, простирал руки к морю. Ведь там, вдали, по ту сторону убогой и злобной действительности, всегда лежало царство благородства и мощной радости. Теперь там больше не было ничего! «И вы все еще так же слабы», — сказал он своим рукам.
— Ах! я не силен. Я только хвастал. Теперь судьба придумала нечто необыкновенное — и я побежден.
За его спиной послышалось пыхтенье: голова с красным, раздутым, усеянным белыми щетинами лицом лежала, точно отрубленная, на краю скалы и покачивалась. Затем из глубины выкарабкалось тело Рущука.
— Я все время звал вас, мой милый, вы не слышите. Вода тоже производит слишком большой шум… Вы устраиваете славные истории.
— Как это? — воинственно крикнул Нино, обрадовавшись, что может излить свой гнев.
— Вы убежали от нас, что же это такое? Вы можете себе представить, что герцогиня о вас беспокоится.
Нино отвернулся.
— И мы тоже.
— Вы не имеете никакого права беспокоиться обо мне.
Он топнул ногой.
— Какой сварливый молодой человек, — пробормотал Рущук. Он, наконец, нашел на скользком камне место, где надеялся не соскользнуть в своих галошах, и раскрыл зонтик.
— Идемте со мной.
— Посмейте прикоснуться ко мне!
— Хорошо, хорошо, я не трогаю вас… Вот он, молодой человек, которому досталось все, — сказал он самому себе и исподлобья с горечью оглядел Нино воспаленными глазами.
— Приходишь и застаешь эту женщину в ее сказочном дворце, где она преподносит себя, как подносят на блюде из золота и эмали тонкую, редкую дичь, белую куропатку, или что-нибудь в этом роде, уже слегка попахивающую. Крупная жемчужина между двумя большими локонами на лбу и другая в бледном ухе имеют точно такой же неопределенный блеск белил, как и лицо, Оно блестит так матово, оно омыто жирными водами, покрыто пудрой: это мудрое произведение искусства. Благородные формы щек, носа, рта защищены от повреждений утомленной кожей. Глаза, слегка покрасневшие, окружены темными кругами, которые позволяют догадываться, обещают, мучат… Она носит тюрбан, по-восточному сдержана и охвачена холодным опьянением. Она знает себя: знает, сколько сладострастия может дать ей каждый из ее членов, так точно, как я знаю, сколько денег мне должен тот или другой человек… И всю эту гордую культуру и обдуманную зрелость кому она дарит, куда выбрасывает? Она бросает их в сорную траву, она дарит их молодому человеку, который мог бы есть сорную траву точно так же, как белую куропатку, — и оттого, что его тщеславие немного задето, он стоит на камне в воде, топает ногами и не хочет идти в постель!
Нино слышал только одно. Он переступил с ноги на ногу.
— Вы кончили? Заметьте себе, что герцогиня никогда не белится!
И так как Рущук сострадательно покачал головой.
— Берегитесь думать это!
При этом он ткнул кулаком в живот Рущука, который сильно пошатнулся. Тяжелое тело склонилось к выступу утеса. Нино подхватил его, оба побледнели, Нино при мысли: «С дон Саверио бороться мне было не под силу; как же я смею касаться этого? Я трус!»
Рущук лепетал:
— Нас могут увидеть… Вот видите, теперь вы сами подхватываете меня. А если бы вы столкнули меня в воду, вы сами вытащили бы меня, потому что я так закутан в свой непромокаемый плащ, что утонул бы в луже воды. Оставьте же глупости. Я кое-что расскажу вам… Мой зонтик тоже пропал… Вы, собственно, могли бы сами сказать себе, что визит к герцогине меня достаточно волнует. Я не дон Саверио, для того это дело. Он хотел бы на ней зарабатывать деньги, как раньше. Но я способен чувствовать, молодой человек, и я страдаю оттого, что все могут обладать этой женщиной.