Мюнхгаузен, История в арабесках - Иммерман Карл Лебрехт (бесплатные полные книги .TXT) 📗
Со склона в равнину сбегали поля, возделанные на славу. Это было время, когда цвела рожь; пар подымался от колосьев, как жертвоприношение земли, и разносился в теплом летнем воздухе. Отдельные ряды высокоствольных ясеней или узловатых вязов, посаженных по обеим сторонам старых межевых рвов, охватывали часть ржаных полей и уже издали указывали границу вотчины отчетливее всяких камней и столбов. Дорога, лежавшая глубоко между взрытыми краями, пересекала поле, разбиваясь в разных местах на проселки, и вела в густую дубовую рощицу, где угощались желудями зарывшиеся в землю свиньи и где тень листвы доставляла усладу не только им, но и людям. Этот лесок, поставлявший Старшине дрова, не доходил только нескольких шагов до усадьбы, охватывал ее с двух сторон и служил таким образом защитой одновременно от восточного и северного ветров.
Дом в два этажа со стенами, выкрашенными в белый и желтый цвет, был крыт всего-навсего соломой, но так как эта крыша содержалась всегда в отличном порядке, то в ней не было ничего жалкого, напротив, она усиливала уютное впечатление, производимое усадьбой. С внутренним убранством мы познакомимся при случае; теперь же скажем только, что вокруг двора по обе стороны дома шли конюшни и риги, на стенах и крышах которых даже самый острый взгляд не мог бы найти никакого изъяна. У ворот стояли высокие липы, а на противоположной от леса стороне были устроены, как мы уже сказали, скамьи, так как Старшина и во время отдыха не желал выпускать из виду своего хозяйства.
Прямо против дома виднелся сквозь решетчатые ворота плодовый сад. Большие и здоровые фруктовые деревья расстилали густую листву над свежими всходами трав, овощей и салата; то здесь, то там росли на узких грядках красные розы и желтые лилии. Но таких клумб было немного. В настоящем крестьянском хозяйстве земля посвящена практическим потребностям, даже когда обстоятельства позволяют собственнику пользоваться роскошествами природы. Поэтому мы испытываем в таких дворах приятное успокоение всех чувств, которого не могут нам дать ни пышные сады, ни виллы. Ибо эстетическое чувство ландшафта уже есть продукт утонченности, почему оно никогда и не появляется в действительно здоровые эпохи. Эти последние питают больше склонности к матери-земле, как ко всеобщей кормилице, хотят и требуют от нее только даров поля, пастбища, пруда и дубравы.
Позади фруктового сада, как далеко ни смотри, была видна одна только зелень. Ибо по ту его сторону лежали обширные луга Обергофа, где паслись и кормились хозяйские кони. Коннозаводство, которому посвящалось много стараний, принадлежало к доходнейшим статьям вотчины. Эти покрытые зелеными травами пространства были обнесены частоколом и рвами; на одном из них был садок, в котором плавали гуськом откормленные карпы.
На этом богатом дворе, между полными житницами, полными закромами и конюшнями, хозяйничал старый, уважаемый всей округой Старшина. Если же взойти на самый высокий холм, к которому тянулись его поля, то открывался вид на башни трех самых старых городов Вестфалии.
В то время, когда происходит мой рассказ, часы приближались к одиннадцати и на всем обширном дворе было так тихо, что слышно было только шуршание воздуха в листве дубовой рощи. Старшина отсыпал работнику овес, с которым тот, взвалив мешок на плечи, медленно направился в конюшню; дочь пересчитывала приданое в горнице; служанка стряпала. Кто еще был на дворе, лежал и спал, так как дело шло к сбору урожая, а в это время у крестьян меньше всего дела и работники стараются использовать каждую минуту, чтобы выспаться в счет приближающейся страдной поры. Вообще поселяне могут спать, как собаки, во всякое время дня и ночи, когда захотят.
ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА,
в которой охотник посылает своего спутника вслед некоему человеку по имени Шримбс или Пеппель, а сам направляется в Обергоф
С холмов, окаймлявших поля Старшины, спустились два человека, весьма различные по внешности и возрасту. Один из них в зеленом охотничьем колете, маленькой шапочке на вьющихся волосах и с легким люттихским ружьем в руке был цветущий, красивый юноша; другой, одетый в более скромные тона, - пожилой человек с прямодушным лицом. Юноша шел быстро впереди своего спутника, как благородный олень, тогда как более медленная походка другого напоминала отслужившую, но все еще преданно плетущуюся за своим господином охотничью собаку. Дойдя до открытого места перед холмами, они присели на один из лежавших там больших камней в тени огромной липы. Юноша передал старику деньги и бумаги, указал направление, по которому тот должен был продолжать путь, и сказал:
- Ну, Иохем, теперь ступай и действуй толково, чтоб нам изловить этого распроклятого Шримбса или Пеппеля, который выдумал такую отвратительную ложь. Как только ты его разыщешь, извести немедленно.
- Я буду действовать толково, - сказал старый Иохем. - Я буду осторожно и незаметно расспрашивать в местечках и городах о человеке, который выдает себя за Шримбса или Пеппеля, и разыщу этого мошенника, разве только черт впутается в это дело. А вы скройтесь куда-нибудь на время, пока я не извещу вас о дальнейшем.
- Отлично, - сказал молодой человек, - но только веди себя очень осторожно и предусмотрительно, так как мы здесь уже больше не в нашей милой Швабии, а на чужой стороне среди саксов и франков.
- Проклятое отродье! - ответил Иохем. - Они много говорят о швабских проделках, так пусть узнают, какая шваб тонкая птица, когда нужно.
- Держись все время направо, дорогой Иохем, потому что туда указывают последние следы этого Шримбса или Пеппеля, - сказал молодой человек, вставая и сердечно пожимая на прощание руку старика.
- Понял, все время вправо, - согласился тот, передал юноше битком набитый ягдташ, который он перед тем нес, приподнял шляпу и пустился направо через ржаное поле по тропинке, ведшей к той местности, где возвышалась одна из упомянутых в предыдущей главе башен.
Молодой же человек с охотничьим ружьем направился вниз прямо к Обергофу. Он не отошел и ста шагов, как услышал, что кто-то идет за ним, тяжело дыша, и, обернувшись, увидел нагонявшего его старого слугу.
- Об одном я вас прошу и умоляю, - крикнул ему тот, - так как вы останетесь теперь одни и будете предоставлены самому себе, отдайте мне, пожалуйста, ружье, а то, не приведи господь, натворите вы еще каких-нибудь бед, как на днях, когда вы метили в зайца, а чуть не попали в ребенка.
- Да, это какое-то проклятье, вечно целиться и никогда не попадать! воскликнул молодой человек. - Как мне ни трудно, а я постараюсь себя пересилить; ты же знаешь, что это у меня от покойной матушки. Но, как сказано, я буду сдерживаться, и ни одна дробинка не вылетит из этого ствола, пока мы будем с тобой врозь.
Старик попросил отдать ему ружье. Но молодой человек воспротивился этому, сказав, что без ружья ему не будет стоить никаких усилий бросить стрельбу и что это лишит его поступок всякой заслуги.
- Тоже правда, - согласился старик и направился обратно, не простившись вторично, так как первое прощание еще оставалось в силе.
Молодой человек постоял немного, поставил ружье на землю, заткнул ствол шомполом и сказал:
- Ну, теперь будет трудно выпустить заряд, а жаль, если он там останется.
Затем он снова перебросил ружье через плечо и направился к дубовой роще Обергофа.
Перед самым леском с узкой опушки вылетела с громким шумом крыльев и криком стая серых куропаток. С радостным восклицанием сорвал юноша ружье с плеча и крикнул:
- Вот я и покончу с зарядами!
Он прицелился и выстрелил из обоих стволов; птицы невредимо полетели дальше, а охотник, озадаченный, посмотрел им вслед и сказал:
- На этот раз я думал, что попаду, но теперь я действительно постараюсь себя пересилить, - и он продолжал свой путь через рощу по направлению к Обергофу.
Войдя в двери, он увидел в просторной, высокой горнице, занимавшей всю середину дома, Старшину, сидевшего за обедом вместе с дочерью, работниками и служанками. Он любезно поздоровался своим звонким приятным голосом. Старшина посмотрел на него внимательно, дочь с удивлением, а что касается работников и служанок, то они совсем не взглянули на него, а продолжали есть, не поднимая глаз. Охотник подошел к хозяину и спросил его, как далеко до ближайшего города и как туда пройти. Сначала Старшина не понял странного выговора незнакомца, но дочь, которая не спускала глаз с юноши, помогла ему расшифровать смысл, и тогда Старшина дал точные указания. В свою очередь охотник понял его только после троекратного переспрашивания и, таким образом, выяснил, что до города ведет тропинка, которую нелегко найти, и что ходьбы туда будет добрых два часа.
