Мюнхгаузен, История в арабесках - Иммерман Карл Лебрехт (бесплатные полные книги .TXT) 📗
- Вы правы, отец. Нет ничего неразумнее так называемых охотничьих привилегий, - сказал юноша, чтобы его успокоить. - Поэтому я согласен взять на себя грех и нарушить охотничьи права здешних дворян для защиты вашего добра, хотя тем самым...
Он хотел что-то добавить, но быстро оборвал фразу и перешел на другие незначительные предметы.
Но если кто подумает, что беседа вестфальского Старшины и швабского охотника текла так же гладко, как ее изложило мое авторское перо, то он ошибется. Потребовались неоднократные повторения для того, чтобы они сколько-нибудь поняли друг друга. От времени до времени приходилось даже прибегать к помощи пальцев и знаков. Ибо Старшина никогда в жизни не слыхал о "х", поставленных перед "с", а сам выводил все звуки из горла, или, если хотите, из зева. Наоборот, божественный дар, отличающий нас от скотов, был вложен у охотника между губами и передними зубами, так что вылетавшие оттуда звуки обладали удивительной густотой и шипящим присвистом. Но сквозь эту отчуждающую внешнюю скорлупу старик и юноша быстро прониклись взаимной симпатией. Оба они были люди хорошего, здорового закала и потому не могли не раскусить друг друга.
Но и в своей угловой комнатушке охотник нашел скорлупку, которая заставила его помечтать о ядре. А именно после того, как он вынул из ягдташа свои легкие пожитки и тяжелые свертки золота, чтобы устроиться по-домашнему, он узрел в углу комнаты ночной чепчик, косынку и юбочку, аккуратно повешенные на спинку стула. Все эти вещи, по-видимому, были уже ношены, но тем не менее сверкали снежной белизной.
- Эге! - воскликнул охотник. - Не жила ли здесь до меня какая-нибудь красивая девушка? Это принесет мне счастье.
Под влиянием внезапного каприза он хотел примерить чепчик, но тот оказался слишком мал для его головы. Он определил по складкам на банте овал лица и нашел его безукоризненным. Юбочка свидетельствовала о грациозной талии, а складки и сгибы косынки позволяли предполагать, что под нею вздымалась юная, округлая грудь.
Но тут он внезапно покраснел да самых висков и ему стало стыдно за эту забаву, которая показалась ему кощунственной; он отставил стул с платьем за ширму, чтобы его не видеть, и сел писать, желая привести в порядок блуждающие мысли.
Когда он вечером спустился в горницу, то застал работников и служанок, уже успевших отужинать и столпившихся вокруг Старшины, в разгаре беседы.
Старшина, тоже уже покончивший с салатом, слушал, подтверждал или оспаривал то, что говорили собравшиеся вокруг него ученики. Рыжий работник, получивший предостережение относительно ссор, сказал:
- Истинное счастье, что вы как раз нынче сказали мне это поучение, потому что, выгоняя лошадей в ночное, я встретил Питтера из Бандкоттена, на которого я уже давно точу зуб, и расквасил ему морду в синяки и в кровь.
- Но ведь это как раз шиворот-навыворот! - воскликнул Старшина.
- Боже упаси! - ответил рыжий. - Так что был у меня, к примеру, кол, чтобы загонять лошадей; а как я увидел Питтера и повалил его, так и подумал: задай ему теперь, собаке, этим колом, чтобы ему по гроб жизни было довольно. Потому что он вокруг всех девчонок увивается, так что другому и приступа нет. Да, как вспомнил, что я так много раздумывал про это самое: "скорый на свару зажжет пожар, а скорый на руку прольет кровь", - и хватил его всего только по носу, да еще пнул ногой в поясницу и пустил на все четыре стороны.
- Ну, на этот раз ладно, только впредь воздержись от пинков и от мордобоя, если ты как следует обдумал поучение, - заметил Старшина.
Маленький черноглазый смельчак сказал:
- Истинный бог, это правда: лучше синицу в руки, чем журавля в небе. Потому я и вышиб из головы Гертруду - уж очень она спесива - и сговорился на св.Михаила с Гельмеровой девушкой, которую за меня охотно выдадут.
- А ты ее любишь? - спросил Старшина.
- Нет, - ответил черномазый, - но сживется, слюбится.
Ленивый толстяк, которого Старшина направил к муравьям посмотреть, как они живут, заявил, что он ничего не вынес из поучения, так как не повстречал ни одного муравья.
Напротив, первая служанка сказала:
- Ваша притча, хозяин, мне ни к чему; "если у тебя есть скот, то ходи за ним, а если он принесет прибыль, то оставь его себе". Я сегодня к вечеру как следует выдоила коров и поухаживала за ними, и прибыль бы они мне тоже принесли, да оставить их себе я не могу.
- Притча касается собственного хозяйства, и когда оно у тебя будет, то и притча подойдет, - ответил Старшина.
- Но у вас, хозяин, собственное хозяйство, и скот вам приносит прибыль, а ходить вы за ним не ходите.
- Эта притча для женщин, а не для мужчин, - ответил довольно резко Старшина. - А теперь прекрати вопросы и запри молочный чулан.
Служанка, которая днем покраснела от изречения "нет ничего тайного, что не стало бы явным", сидела все время в стороне, теребила фартук и сосредоточенно смотрела в землю.
Когда остальные работники и служанки удалились, она тихо подошла к хозяину, дернула его украдкой за полу и вышла с ним вместе за дверь. Спустя некоторое время хозяин вернулся один и сказал дочери:
- Так оно и есть: Гита мне только что призналась, что она согрешила с Матвеем. Поговори теперь с ней сама и скажи ей, что если она вообще будет вести себя хорошо, то я позабочусь о том, чтобы парень поступил с ней по чести.
- Я так и думала, - ответила дочь, нисколько не смутившись от сообщенной новости и от данного ей поручения.
Когда она удалилась, охотник выразил удивление по поводу той власти, которую проявил хозяин в данном случае.
- Это очень просто, - возразил Старшина. - Всякий знает, что он лишится места, если я на него осержусь, а он не признается и не повинится. Если же он это сделает, то я его прощу и позабочусь о нем. Так как мои обстоятельства позволяют мне платить на талер больше, чем соседи, то никто не хочет уходить из Обергофа. Чуть я что почую, я в это и мечу каким-нибудь поучением, и обычно все являются с повинной, так как грешник знает, что в противном случае он распрощается с местом.
Они пожелали друг другу спокойной ночи, и охотник отправился в свою комнату. Он разделся, откинул одеяло и заметил по маленьким складкам на, впрочем, ослепительно белых простынях, что владельцы не нашли нужным сменить белье после последнего гостя, ночевавшего в этой комнате. Его охватило удивительное ощущение. Он уже совсем забыл про девушку, которая спала здесь до него; теперь же он снова вспомнил про ночной чепчик, снял его со стула, измерил на загибах банта овал лица, прижал чепчик к щеке, чтобы ее охладить, и внезапно разразился слезами. Ибо в этой молодой, полной сил натуре были еще хаотически перемешаны серьезность и безрассудство и все противоречия, которые жизнь впоследствии сглаживает до полного бесстрастья.
Когда он вытянулся под одеялом, беспокойство его еще возросло, так как он внезапно вспомнил, что, прощаясь со старым Иохемом, не сказал ему, где он будет жить во время его поисков.
