Мы - живые - Рэнд Айн (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
Взявшись за руки, Кира и Лео пошли к Николаевскому вокзалу. По тротуарам барабанила капель, и каждая капелька сверкала, словно маленький кусочек весеннего солнца. Аео купил Кире букетик свежих фиалок и приколол его к ее старому черному пальто. Она счастливо улыбнулась и смеясь швырнула ногой в лужу кусочек льда, обрызгав случайного прохожего.
Поезд уже прибыл. Они с трудом пробирались сквозь толпы жаждущих, которые толкали их из стороны в сторону, пихали локтями и наступали на ноги.
Бдительные солдаты молча и подозрительно осматривали сходивших с поезда пассажиров.
Среди них был человек с довольно примечательным носом — он был таким коротким и так сильно задран вверх, что его широкие, косые ноздри казались почти вертикальными; под ним разверзся массивный тяжелый рот. Когда он шел, живот его подрагивал, как желатин. Пальто его было очень грязным, а ботинки давно не чищенными.
Солдаты схватили его за руки, пытаясь обыскать. Он лишь тихонько хныкал:
— Товарищи, братки! Вы ошиблись, видит Бог. Я всего лишь бедный крестьянин. Слыхом не слыхал ни о какой спекуляции. Но я — сознательный гражданин. И если вы меня отпустите, я могу вам кое-что сообщить.
— Что ж ты, сукин сын, можешь нам сообщить?
— Видите ту женщину? Она спекулянтка. Я видел, как она прятала продукты. Я покажу.
Тут же сильные руки схватили женщину. В огромных солдатских кулачищах ее руки казались тонкими, как кости скелета. Ее волосы выбились из-под старой шляпы с черным пером и закрыли глаза; шаль, приколотая к высохшей груди старинной булавкой, тихонько и мелко дрожала, словно оконное стекло от далекой канонады. Она застонала, и во рту у нее показались три желтых зуба:
— Товарищи… Это для моего внука… Я не собиралась ничего продавать… Только для внука… Пожалуйста, отпустите меня… У моего внука цинга. Ему нужно есть. Цинга. Пожалуйста…
Ее куда-то потащили, сбив с головы шляпу, которая осталась лежать на перроне. Тут же на нее кто-то наступил.
Человек с задранным носом проводил взглядом женщину и солдат с улыбкой на толстых губах.
Обернувшись, он заметил, что Кира пристально смотрит на него. Он таинственно, понимающе подмигнул и кивком головы пригласил их идти за ним к выходу. Кира и Лео пошли вслед за ним, не понимая, что это значит.
На темной улице возле вокзала человек подозрительно осмотрелся по сторонам, снова подмигнул и распахнул пальто. Затертое сверху, внутри оно оказалось подбитым дорогим, тяжелым мехом, от которого невыносимо пахло гвоздичным маслом, используемым пассажирами как средство от вагонных вшей. Он расстегнул несколько потайных крючков в глубине меховой подкладки, погрузил в нее руки и извлек оттуда буханку хлеба и кусок окорока. Он улыбнулся. Вернее, улыбался только рот, а все остальное — короткий нос и блестящие маленькие глазки — оставалось неподвижным, словно парализованным.
— Вот, граждане, — хвастливо сказал он, — хлеб, окорок, нее, что пожелаете. Мы свое дело знаем.
В следующее мгновение Кира повернулась и побежала по улице — не отдавая себе отчета в том, что делает, — прочь от какого-то странного, тяжелого чувства, охватившего ее.
— Всего лишь небольшая вечеринка, — сказал в трубке голос Вавы Мидовской. — В субботу… скажем, часов в десять вечера… и обязательно приходи с Лео! Я просто умираю от желания познакомиться с ним. Будет человек пятнадцать-двадцать. Да, и вот еще… я пригласила Лидию, ты не могла бы подыскать ей какого-нибудь молодого человека. Знаешь, все будут парами… а сейчас так трудно найти молодого человека… может, у тебя есть кто-нибудь на примете?
— Есть. Тебя не пугает, что он коммунист?
— Коммунист? Как забавно! А он симпатичный?.. Конечно же, приводи! Мы будем танцевать, будут закуски… Да, Кира, я прошу каждого захватить по одному поленцу… чтобы протопить гостиную, ты не возражаешь?.. Ну и прекрасно. Жду тебя в субботу вечером.
В 1923 году в Петрограде редко кто устраивал вечеринки. Кира раньше никогда не бывала на них. Она решила пригласить Андрея. Она устала от обмана и была немного напугана тем, что все зашло так далеко. Андрей ничего не знал о Лео. Лео знал об Андрее все, она рассказала ему о их дружбе, и он ничего не имел против. Он снисходительно улыбался, когда она говорила об Андрее, и спрашивал, как поживает ее «друг-коммунист». Андрей же не знал никого из знакомых Киры, и до него не дошли никакие слухи. Он никогда не задавал вопросов. Он держал свое слово — никогда не приходить к ним в дом, и они всегда встречались в институте. Они беседовали о будущем человечества и его вождях, о балете, трамваях и атеизме. По какому-то молчаливому соглашению они никогда не говорили о Советской России… Казалось, между ними лежала пропасть, но сил их духа и рук хватало, чтобы удерживать над ней друг друга.
Его загорелое лицо с легкими морщинками у рта было похоже на лик со старой иконы. От времен крестовых походов ему досталась беспощадность, непреклонная вера и суровое целомудрие. Она не могла рассказать ему о своей любви; она даже не смела думать об этом в его присутствии, боясь не столько его осуждения, сколько — холодного безразличия. Но в то же время ей не хотелось ничего от него скрывать. Лео и Андрей должны были встретиться, хотя она немного побаивалась этой встречи. Она не могла забыть, что один из них был сотрудником ГПУ, а другой — сыном расстрелянного отца. Вечеринка у Вавы была как раз подходящим для этого событием. Они встретятся, она будет наблюдать за их реакцией. Возможно, после этого знакомства Андрей сможет приходить к ним домой; ну а если он узнает о ней всю правду, что ж, том лучше.
Она встретила его в библиотеке института.
— Андрей, ты не испугаешься, если я приглашу тебя на буржуазную вечеринку?
— Нисколько, если ты будешь рядом, чтобы защитить меня.
— Обещаю, что буду. Вечеринка в субботу в десять вечера. Мы идем вдвоем с Лидией, и с нами должно быть двое мужчин. Ты — один из них.
— Прекрасно, если только Лидия не испугается меня.
— Вторым будет Лео Коваленский.
— Вот как…
— Андрей, тогда я не знала его адрес.
— Я ведь и не спрашивал тебя. Мне это безразлично.
— Заходи за нами в полдесятого, на Мойку.
— Я все еще помню твой адрес.
— Мой… ах да, конечно.
Вава Миловская встречала гостей в прихожей.
На ее лице сияла улыбка; черные глаза и локоны сверкали, как и изящный кожаный ремешок вокруг тонкой талии и маленькие кожаные цветочки (последний крик советской моды), приколотые к платью.
Гости приходили, неся под мышкой поленья для камина. Высокая, сурового вида горничная, одетая в черное платье с накрахмаленным белым передником, молча принимала у них дрова.
— Кира, Лидия, дорогие! Как я рада вас видеть! Как вы поживаете? — заворковала Вава. — Я столько слышала о вас, Лео, что прямо напугана, — сказала она, подавая Лео руку; ответный взгляд Лео поняла даже Лидия; у Вавы перехватило дыхание, она немного отступила назад и посмотрела на Киру. Та не обратила на это никакого внимания.
— Так значит, это вы — коммунист, — сказала Вава, обращаясь к Андрею. — Я всегда говорила, что коммунисты — такие же, как все.
В огромной гостиной всю зиму не топили. И когда разожгли камин, дым с трудом прорывался через дымоход, время от времени заползая в комнату. Тщательно начищенные зеркала покрылись клубами серого тумана, так же как и полированные столы, на которых были заботливо выстроены в ряд разные безделушки; наполнивший комнату запах горящих сырых поленьев портил торжественную атмосферу, явно созданную специально для гостей.
Гости робко рассаживались по углам, дрожа под старыми шалями и свитерами. Надев на вечеринку лучшее, что у них осталось, стараясь держаться непринужденно, все они выглядели смущенными и какими-то напряженными. Они держали руки по швам, чтобы не было видно дыр под мышками; локти — на коленях, чтобы спрятать заплатки, а ноги — глубоко под стульями, чтобы не показывать старые валенки. Они без повода улыбались; смеялись над пустяками слишком громко. Все чувствовали себя как бы виноватыми за это предосудительное веселье, уже успев позабыть времена, когда люди (обирались, просто чтобы повеселиться. Они тоскливо смотрели на огонь в камине, страстно желая, и в то же время не смея, занять место поближе к огню. Все ужасно замерзли, но отчаянно старались казаться веселыми.
