Субботний вечер - Хаксли Олдос (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗

Но и фантазия не унималась. Его вдруг осенило: вовсе незачем вдаваться в объяснения. Можно вернуть деньги, не говоря ни слова, просто силой вложить ей в руку. Почему он так не сделал? Пришлось подыскать оправдание своему промаху. Она слишком быстро ускользнула, вот он и не успел.

Или, может быть, следовало обогнать их и прямо у них на глазах отдать эти деньги первому встречному попрошайке? Неплохая мысль. Жаль, что она слишком поздно пришла ему в голову.

До самого вечера Питер бродил по парку, раздумывая о случившемся, мысленно разыгрывал всё опять и опять, на разные лады, но всегда достойно и приятно. И, однако, всё время помнил, что это лишь мерещится. В иные минуты пережитое унижение возвращалось с такой остротой, что он морщился и вздрагивал от боли.

Стало смеркаться. В серых и лиловых сумерках влюблённые на ходу тесней прижимались друг к другу, откровенней обнимались за деревьями. В густеющей темноте расцвели вереницы жёлтых фонарей. Высоко в бледном небе прорезался лунный серп. И Питер мучительней прежнего почувствовал, до чего он одинок и несчастен.

К этому времени укушенная рука отчаянно разболелась. Он вышел из парка, двинулся на Оксфорд-стрит и наконец набрёл на аптеку. Руку промыли и перевязали, и тогда он зашёл в кафе, спросил б-булочку, яйцо, в-всмятку и кофе, причём официантка не могла понять его и пришлось сказать по буквам: «ч-а-ш-к-у м-о-к-к-о».

«Вы, видно, принимаете меня за бродягу или за какого-нибудь жучка, — вот что надо было сказать, гордо, с негодованием. — Вы меня оскорбили. Будь вы мужчиной, я свалил бы вас одним ударом. Заберите ваши гнусные деньги». Но нет, после таких слов они навряд ли стали бы относиться к нему дружески. И, поразмыслив ещё, он решил, что от негодования не было бы никакого толку.

— Поранили руку? — сочувственно спросила официантка, ставя перед ним яйцо всмятку и кружку кофе. Питер кивнул.

— Укусила с-с-с… п-п-пёс! — наконец-то прорвалось на волю это слово.

И тут он залился краской — слишком ярко вспомнился пережитый позор. Да, они приняли его за навязчивого попрошайку, обошлись с ним так, словно он не человек, а просто какой-то инструмент, который нанимаешь, когда понадобятся его услуги, а когда заплачено, больше о нём не думаешь. Унижение вновь обожгло такой болью, Питер всё понял так ясно, так бесповоротно, что страдание пронзило не только душу, но и тело. Сердце неистово заколотилось, стало тошно. С величайшим трудом он заставил себя съесть яйцо и выпить кофе.

Всё ещё вспоминая открывшуюся ему горькую истину, всё ещё рисуя в воображении, как могло бы получиться по-другому, Питер вышел из кафе и, несмотря на усталость, снова пошёл бесцельно бродить. Прошёл по Оксфорд-стрит до Серкус, свернул на Риджент-стрит, помедлил на Пиккадилли, разглядывая судорожно дёргающуюся в небе световую рекламу, пошёл по Шефтсбери-авеню и, повернув к югу, зашагал боковыми улицами к Стрэнду.

На одной из улиц близ Ковент-Гардена [14] его задела, проходя, какая-то женщина.

— Не вешай нос, дружочек, — сказала она. — Чего ты какой невесёлый?

Питер изумлённо посмотрел на неё. Неужели она вот так с ним заговорила? Женщина… возможно ли? Конечно, он знал, что есть на свете так называемые дурные женщины. Но она сама с ним заговорила… нет, всё-таки это поразительно; и почему-то это не связывалось с понятием «дурная».

— Пойдём со мной, — вкрадчиво сказала она.

Питер кивнул. Ему не верилось, что всё это на самом деле. Женщина взяла его под руку.

— А деньги у тебя есть? — озабоченно спросила она. Опять он кивнул.

— На тебя поглядеть — вроде как с похорон идёшь, — сказала женщина.

— М-мне одиноко, — объяснил Питер.

Он чуть не плакал. Ему даже захотелось расплакаться — расплакаться, и чтобы его утешали. Голос его дрожал.

— Одиноко? Вот чудно. С чего бы это — такой красавчик, и вдруг одиноко ему.

И она засмеялась многозначительным смешком, в котором вовсе не слышалось веселья.

В спальне у неё свет был тусклый, розоватый. Попахивало духами и нечистым бельём.

— Обожди минутку, — сказала она и скрылась за дверью, где-то в глубине своего жилища.

Питер сидел и ждал. Скоро женщина вернулась, теперь она была в кимоно и домашних шлёпанцах. Она села к Питеру на колени, обняла его и принялась целовать.

— Миленький, — сказала она хрипло. — Миленький.

Глаза её смотрели холодно, неласково. Дыхание отдавало недавней выпивкой. Вот так, вблизи лицо мерзкое, отвратительное.

Питеру показалось, только сейчас он впервые увидел её — увидел и понял по-настоящему, до конца. Он отвернулся. Вспомнилась дочь пэра, что подвернула ногу на дорожке, и одинокая сиротка, и молодая вдова, чей ребёнок едва не утонул в Круглом пруду; вспомнились Воркующая и Та, что с хрипотцой; и он разжал руки, обнимавшие его шею, оттолкнул женщину и вскочил.

— Из-звините, — сказал он. — Я п-п… я з-заб-был… М-мне надо…

Он схватил свою шляпу и пошёл к двери. Женщина побежала следом, схватила за руку.

— Ах ты, паршивец! — взвизгнула она. Посыпалась чудовищная, гнусная брань. — Пригласил девушку, а теперь не заплативши — да удирать? Ну нет, не уйдёшь, не уйдёшь… Ах ты… И опять брань.

Питер сунул руку в карман и достал аккуратно сложенную бумажку, что навязала ему Воркующая.

— П-пустите меня, — сказал он и отдал женщине деньги.

Она стала подозрительно разворачивать бумажку, а Питер шарахнулся прочь, хлопнул дверью и сбежал по тёмной лестнице на улицу.