Жан-Кристоф. Том III - Роллан Ромен (книги .TXT) 📗
Судьбе было угодно, чтобы в тот же вечер они встретились лицом к лицу.
Не желая оставаться наедине с Оливье, Кристоф, против обыкновения, отправился на вечер к Руссенам. Его попросили сыграть. Он сел за рояль с неохотой. Через несколько минут, уже поглощенный музыкой, он случайно поднял глаза и заметил в нескольких шагах от себя, среди группы гостей, Люсьена Леви-Кэра, насмешливо наблюдавшего за ним. Кристоф оборвал игру на половине такта. И, встав, повернулся спиной к роялю. Наступило неловкое молчание. Удивленная, с натянутой улыбкой, г-жа Руссен подошла к Кристофу; она не знала — может быть, пьеса уже кончилась, — и осторожно спросила:
— Что же вы не продолжаете, господин Крафт?
— Я кончил, — сухо отозвался он.
Но едва он произнес эти слова, как понял свою оплошность; однако, вместо того чтобы образумиться, он еще больше обозлился. Не обращая внимания на иронические взгляды слушателей, он ушел в дальний угол гостиной, откуда мог наблюдать за Леви-Кэром, и уселся там. Его сосед, старый генерал с водянисто-голубыми глазами и ребячливым выражением розового сонного лица, счел своим долгом похвалить оригинальность сыгранной пьесы. Кристоф поклонился и что-то недовольно пробурчал в ответ. Генерал, однако, продолжал говорить чрезвычайно вежливо, с той же кроткой и невыразительной улыбкой: он хотел бы знать, каким образом Кристоф умудряется запоминать наизусть целые страницы нот. А Кристоф спрашивал себя, не спихнуть ли ему несносного старичка с дивана. Он старался расслышать слова Леви-Кэра, ища повода, чтобы на него накинуться. Вот уже несколько минут, как Кристоф чувствовал, что сейчас сделает глупость, но ничто на свете не могло бы его остановить. А Леви-Кэр своим тонким, пискливым голосом разъяснял группе дам скрытые побуждения великих музыкантов и их помыслы. Наступило молчание, и Кристоф услышал, как он игриво намекает на дружбу Вагнера с королем Людовиком.
— Довольно! — заорал Кристоф, ударив кулаком по стоявшему рядом столику.
Все в изумлении обернулись. Леви-Кэр встретился взглядом с Кристофом и, слегка побледнев, спросил:
— Вы ко мне обращаетесь?
— К тебе, дрянь! — ответил Кристоф и вскочил. — Ты не можешь не пачкать все, что есть в мире великого! — продолжал он в бешенстве. — Вон отсюда, шут, или я вышвырну тебя в окно!
С этими словами он направился к нему. Дамы попятились с испуганными восклицаниями, произошло замешательство. Кристофа окружили. Люсьен Леви-Кэр привстал, затем снова опустился в кресло, приняв ту же небрежную позу. Он подозвал вполголоса проходившего мимо слугу и вручил ему свою визитную карточку; затем продолжал беседовать как ни в чем не бывало; однако веки его нервически вздрагивали, и он, растерянно моргая, украдкой поглядывал на окружающих. Руссен, решительно став перед Кристофом и держа его за лацканы фрака, подталкивал музыканта к двери. Охваченный яростью и стыдом, Кристоф, опустив голову, разглядывал широкий пластрон белой рубашки хозяина дома и пересчитывал брильянтовые булавки на нем; он чувствовал на своем лице прерывистое дыхание толстяка.
— Послушайте, дорогой мой, послушайте! — говорил Руссен. — Что это на вас нашло? Разве так поступают? Нужно, черт возьми, владеть собой! Вы забыли, где вы? Или вы спятили?
— Будь я проклят, если когда-нибудь переступлю ваш порог! — сказал Кристоф, вырываясь. И направился к двери.
Гости из осторожности расступились перед ним. В прихожей слуга подошел к нему с подносом: на нем лежала визитная карточка Леви-Кэра. Кристоф, не понимая, в чем дело, взял ее, прочел вслух, потом, задыхаясь от гнева, принялся шарить по карманам, извлек оттуда самые разнообразные предметы и в их числе несколько грязных и смятых карточек:
— Нате! Нате! Нате! — пробормотал он и швырнул их на поднос; одна из них упала на пол.
Кристоф вышел.
Оливье ни о чем не подозревал. Кристоф взял себе секундантами первых попавшихся знакомых: музыкального критика Теофиля Гужара и немца, доктора Барта, приват-доцента швейцарского университета, с которым он встретился вечером в пивной и завязал знакомство, хотя доктор не очень ему нравился. Но с ним Кристоф мог вспоминать свою родину. В результате переговоров с секундантами Люсьена Леви-Кэра было решено стреляться. Кристоф не умел владеть ни одним из видов оружия, и Гужар посоветовал ему отправиться в тир, чтобы предварительно взять несколько уроков стрельбы. Кристоф отказался и в ожидании завтрашнего дня засел за работу.
Однако он был рассеян. Точно в тяжелом сне, смутная, но настойчивая мысль неотступно сверлила ему мозг: «Неприятно… очень неприятно… Но что же? Ах да, завтрашняя дуэль… Вздор! Обычно стреляют в воздух… А все-таки бывает… И тогда что? Вот в этом-то все и дело… Этот мерзавец нажмет пальцем — и одним движеньем может вычеркнуть меня из числа живых… А, вздор! Да, завтра, может быть, послезавтра, я уже буду лежать в этой вонючей земле… Ну не все ли равно, здесь или где-нибудь еще?.. Что это? Неужели я трус? Нет, но было бы слишком гнусно, если из-за какой-то глупости погибнет целый мир мыслей, которые зреют во мне… К черту эту современную дуэль, в которой шансы противников будто бы равны! Хорошо равенство, когда жизнь негодяя ценится наравне с моею! Почему нам не дают драться дубинками и кулаками? Одно удовольствие! Но хладнокровный расстрел!.. И эта скотина, разумеется, умеет стрелять, а я никогда пистолета в руках не держал… Секунданты правы — нужно подучиться… Он хочет меня убить? Ну, так убью его я!»
Кристоф вышел на улицу. В нескольких шагах от дома, где он жил, находился тир. Кристоф попросил дать ему пистолет и объяснить, как с ним обращаться. Первым выстрелом он чуть не убил заведующего тиром; выстрелил еще раза три, но так же безуспешно. Он разозлился. Дело шло все хуже и хуже. Молодые люди, находившиеся тут же, смеялись. Он не обращал на них внимания. Он был так равнодушен к их насмешкам и с такой решимостью старался добиться своего, что, как это часто бывает, зрители скоро заинтересовались этим неловким, но терпеливым упрямцем. Кто-то стал давать ему советы. И Кристоф, обычно столь резкий, выслушал их, как послушный ребенок: он старался сдержать нервную дрожь руки; напрягался, сдвинув брови; по лицу его лил пот; он не произносил ни слова; время от времени в нем снова вспыхивал гнев; потом он опять принимался за стрельбу. Два часа пробыл Кристоф в тире. И через два часа уже попадал в цель. Это упорство, подчинявшее себе непокорное тело, потрясло зрителей и внушило им невольное уважение. Иные из насмешников разошлись, иные смолкли, но никак не могли оторваться от захватившего их зрелища. Когда Кристоф уходил, они дружески раскланялись с ним.
Вернувшись домой, Кристоф застал у себя встревоженного добряка Мооха. Мооху было известно о столкновении Кристофа с Леви-Кэром; он хотел узнать причину их ссоры. Несмотря на недомолвки Кристофа, не желавшего обвинять Оливье, Моох в конце концов догадался. Как человек хладнокровный и к тому же хорошо знавший двух друзей, он понял, что Оливье неповинен в том маленьком предательстве, в котором его обвинял Кристоф. Он расследовал всю эту историю и без труда установил, что все зло произошло от сплетен Колетты и Леви-Кэра. Он поспешил вернуться к Кристофу с неоспоримыми доказательствами, воображая, что таким образом можно предотвратить дуэль. Однако произошло как раз обратное: узнав, что из-за Леви-Кэра он усомнился в своем друге, Кристоф еще больше обозлился, чтобы отделаться от Мооха, заклинавшего его не драться, он надавал ему разных обещаний. Но решение его осталось неизменным. Теперь он даже был рад: он будет стреляться, защищая Оливье, а не себя!
Замечание, брошенное одним из секундантов, когда экипаж катил по дороге через лес, насторожило Кристофа. Он попытался отгадать их мысли и понял, что они к нему глубоко равнодушны. Доктор Барт высчитывал, в котором часу он освободится и успеет ли, вернувшись, закончить работу, начатую им в отделе рукописей Национальной библиотеки. Из трех спутников Кристофа он больше всех был озабочен исходом дуэли из чисто германского самолюбия. Гужар не интересовался ни Кристофом, ни другим немцем и беседовал на скабрезные медицинские темы с доктором Жюльеном. Это был молодой врач из Тулузы; он некогда жил дверь в дверь с Кристофом и брал у него то спиртовку, то зонтик, то кофейные чашки и все предметы неизменно возвращал в негодном для употребления виде. Взамен он бесплатно лечил Кристофа, испытывал на нем новые препараты и забавлялся его наивностью. Под внешностью невозмутимого кастильского идальго жила неистребимая страсть к зубоскальству. Врачу страшно нравилось это приключение, казавшееся ему нелепым, и он заранее представлял себе все промахи неловкого Кристофа. Он находил очень приятной прогулку в экипаже по лесу, и притом на счет добряка Крафта. Видимо, эта мысль преобладала у всего трио: инцидент сводился для них к веселой загородной поездке, вдобавок еще даровой. Никто не относился к дуэли серьезно. Впрочем, они спокойно приготовились к любым случайностям.
