Топор с посеребренной рукоятью - Дойл Артур Игнатиус Конан (книги полностью бесплатно TXT) 📗
На высоком утесе Мегара столпилось множество горожан, они прибежали из города, услышав, что показались галеры. Теперь все, богатые и бедные, суффеты и плебеи, белые финикияне и черные кабилы стояли, затаив дыхание, и смотрели на море. В нескольких сотнях футов под их ногами пуническая галера подошла к берегу так близко, что невооруженным глазом стали видны кровавые следы битвы, свидетельствующие о печальных событиях.
Однако римляне приближались невероятно быстро и вполне могли отрезать карфагенскую галеру от берега на виду у горожан, бессильных защитить свой корабль. Многие от беспомощности и горя плакали, другие сыпали проклятиями и сжимали кулаки...
Эта разбитая, еле движущаяся галера говорила им, что флот Карфагена погиб. Через месяц-два, самое большее — три, армия Рима подойдет к Карфагену, и как тогда остановит ее необученная военному искусству карфагенская толпа?
—Нет, — вскричал один из граждан, — все же мы храбрые люди, и у нас есть оружие!
—Безумец! — сказал другой, — разве не такие речи довели нас до гибели? Что такое необученный храбрец перед настоящим солдатом? Когда ты окажешься перед идущим напролом и все сметающим на пути римским легионом — ты поймешь эту разницу.
—Так давайте тогда готовиться!
—Слишком поздно. Целый год надобен, чтобы превратить праздного горожанина в обученного воина. А что будет с тобой, со всем городом через год? Нет, нам остается только одно: если мы откажемся от торговли и наших колоний, от всего, что составляло нашу силу и величие, тогда, быть может, римский меч пощадит нас.
Между тем последний морской бой Карфагена быстро подходил к концу. На глазах горожан две быстрые римские галеры с двух сторон обогнали судно Черного Магро и вступили с ним в схватку. В решительную минуту красная галера забросила искривленные лапы своих крюков на борта неприятельских судов, привлекла их к себе в железном объятии, и ее солдаты стали молотами и кирками пробивать громадные отверстия в подводных частях своего корабля. Последнюю пуническую галеру не отведут в Остию на радость торжествующего Рима! Она останется в своих собственных водах; и дикая мрачная душа ее отважного капитана загорелась при мысли, что его галера не одна погрузится в глубины родного моря...
Римляне слишком поздно поняли, с каким человеком имеют дело. Солдаты, наводнившие пунические палубы, почувствовали, что дощатый помост подается и качается под их ногами. Они кинулись к своим судам, — но галера Черного Магро не отпускала их, увлекая на дно вместе с собою, и они погружались, крепко сжатые крючковатыми когтями.
Палуба судна Магро покрыта водой и тянет на дно связанные с ним железными узами римские галеры; один укрепленный борт лежит на волнах, другой высоко вздымается в воздухе; отчаянно силятся римляне сбросить смертельные объятия железных когтей. Теперь красная галера уже под водой, и все скорее, все с большей силой увлекает вслед за собой своих врагов...
Раздирающий треск: деревянный бок оторван от одной из римских галер, и, изуродованная, расчлененная, она беспомощным обломком остается лежать на поверхности. Только последний желтый отблеск на синих волнах показывает, куда была увлечена ее спутница, погибшая в смертельных объятиях врага. Тигровый флаг Карфагена утонул, исчез в водовороте, и уже никто никогда не увидит его на лоне вод.
В том же году большое облако семнадцать дней висело над африканским берегом — густое черное облако, служившее темным саваном горящему городу. Когда же миновали семнадцать дней, римские плуги, из края в край, прошли через пепел по земле, где стоял величавый град, и место это победители посыпали солью в знак того, что Карфагена не будет больше никогда.
А вдалеке, на горах, стояла горсть нагих изголодавшихся людей и смотрела на унылую долину, которая некогда была самой красивой, самой богатой на всей земле. Слишком поздно они поняли, что в силу закона небес мир принадлежит лишь закаленным, самоотверженным людям, а тот, кто пренебрегает мужскими добродетелями, скоро будет лишен и славы, и богатства, и могущества, ибо они — лишь награда за мужество.
1911 г.
ПОСЛЕДНЕЕ ПЛАВАНИЕ «МАТИЛЬДЫ»
— Да, — сказал наш друг, когда мы придвинули свои кресла к камину и закурили сигареты, — это старая история, и, быть может, она вполне заслуживает, чтоб ее записали и напечатали в журнале.
Вы знаете, что я многие годы прожил в Японии. Отсюда путь неблизкий до Желтого моря, и весьма возможно, что никто из вас слыхом не слыхивал о ял боте «Матильда» и о том, что случилось на его борту с Генри Джелландом и Уилли Мак-Ивоем.
Середина шестидесятых годов была в Японии эпохой сильных волнений. Дело происходило вскоре после бомбардировки Симоносаки, перед самым началом революции. Среди туземцев была партия тори и партия либералов, и обе эти партии спорили о том, надо ли перерезать всех иностранцев или все-таки нет. Скажу вам по правде, политика мне с той поры опротивела. Но если вы живете в торговом порту, то поневоле будете вынуждены интересоваться ею. У иностранца в Японии, собственно, иного выбора и не было, ведь победи оппозиция, он узнал бы об этом не из газет — упаси Боже! — а просто бы старый добрый японский тори, одетый в самурайскую кольчугу и держащий в руке по мечу, влетел бы в ваше жилище и поведал сию новость, одним махом снеся вашу иностранную голову с плеч.
Конечно, люди, живущие на краю вулкана и каждую минуту ожидающие взрыва, становятся отчаянно смелыми. Но эта отчаянная смелость бывает только на первых порах. Постепенно человек делается осторожнее, старается избегать опасности. Ведь жизнь кажется нам всего прекраснее в ту пору, когда смерть отбрасывает на нее свою тень. Время тогда слишком драгоценно, чтобы тратить его понапрасну, и человек спешит насладиться каждой минутой быстротечного существования. Так думали тогда и мы в Иокогаме. В городе, надо сказать, было полно контор разных европейских компаний, которые все лихорадочно работали, а их служащие в свободные часы жили весело и ни одной ночи не теряли впустую.
Одним из главнейших членов европейской колонии был в те времена Рэндольф Мур, крупный экспортный промышленник. Его конторы находились в Иокогаме, но жил он по большей части в Джеддо, в собственном доме. Уезжая, он оставлял все дела в руках главного клерка, Джелланда, которого знал как человека весьма энергичного и решительного. Но энергия и решительность порой оказываются качествами отрицательными и даже не совсем удобными, особенно, когда они обращаются против вас самих.
Карточная игра — вот что было несчастьем Джелланда. Он был небольшого роста, с темными глазами и черными курчавыми волосами. Каждый вечер его неизменно можно было видеть на одном и том же месте: по левую руку от крупье за игорным столом у Метисона. Долгое время он выигрывал и жил роскошнее, чем его хозяин. Потом счастье изменило ему, он начал проигрывать, и через какую-нибудь неделю он и его партнер оказались без гроша в кармане.
Партнером его был клерк, служивший в одной с ним конторе, высокий юноша-англичанин, с русыми волосами; звали его Мак-Ивой. Сначала он был довольно хороший мальчик, но в руках Джелланда он оказался мягче воска и скоро превратился в бледную копию самого Джелланда. Они всюду были неразлучны, но путь всегда указывал Джелланд, а Мак-Ивой лишь следовал за ним. Я и еще кое-кто из моих друзей старались образумить юношу и доказать ему, что этот путь не доведет его до добра. Он легко поддавался нашим увещеваниям и, казалось, готов был исправиться, но стоило поблизости появиться Джелланду, как Мак-Ивой снова оказывался в его власти. Может быть, тут действовал животный магнетизм или иная подобная сила, но как бы то ни было, а маленький Джелланд мог делать с большим Мак-Ивоем что ему угодно. Даже после того, как они проиграли все деньги, они продолжали каждый вечер занимать места за игорным столом и жадными взорами следили, как выигравший загребал кучки золота.
