Камень для Дэнни Фишера - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн" (полные книги .txt) 📗

Я с трудом поднялся на ноги и попробовал было ответить, но у меня пропал голос. Раздался только слабый хриплый писк. Собака снова стала неистово лаять. Я услышал голоса наверху обрыва, а лай собаки стал еще более резким и возбужденным.

Луч фонарика опустится в котлован и задвигался в поисках меня. Я знал, что они меня не могут услышать, и поэтому побежал за лучом света, стараясь попасть в него. По пятам за мной бежала собака, по-прежнему лая.

Вдруг свет попал на меня, и я остановился. Закрыл глаза руками, так как свет резал их. Мужской голос прокричал: «Вот он!»

Другой голос раздался в темноте надо мной. — Дэнни! Дэнни! — Это был голос отца, — Ты жив?

Затем послышался шум и шорох гальки, когда мужчина стал спускаться по склону ко мне. Плача, я подбежал к нему. И почувствовал, как меня подхватили на руки. Он весь дрожал. Тут я ощутил его поцелуи на своем лице. — Дэнни, у тебя все в порядке? спрашивал он.

Я прижался к нему лицом. Лицо у меня было исцарапано и горело, но мне было приятно чувствовать грубое сукно его костюма. — Все в порядке, папа, ответил я всхлипывая. — Но мама будет сердиться, я написал в штаны.

Что-то похожее на смех булькнуло у него в горле.

— Мама не будет сердиться, — заверил он меня. Подняв голову в направлении берега, он закричал: «У него все в порядке. Бросайте веревку и вытащим его».

— Не забудь песика, папа, — сказал я. — Его тоже надо вытащить.

Отец нагнулся и потрепал пса за ухом. — Если бы не его лай, мы бы и не узнали, где ты. — Вдруг он повернулся и посмотрел на меня. — Не из-за него ли ты тут оказался?

Я покачал головой. — Пол и Эдди сбросили меня сюда, потому что я еврей.

Папа как-то странно посмотрел на меня. Веревка упала нам под ноги и он нагнулся, чтобы поднять ее. Я с трудом расслышал слова, которые он пробормотал: «Район новый, а люди те же самые».

Я не понял, что это значит. Он завязал веревку у себя на поясе и подхватил меня одной рукой, а другой — собаку. Веревка натянулась и мы начали подниматься по склону.

— Папа, ты ведь не сердишься?

— Нет, Дэнни, не сержусь.

Я некоторое время помолчал, пока мы медленно продвигались по склону, — Тогда ничего, если я оставлю собаку себе, папа? — спросил я, — Он такой милый пес. — Пес, видимо, знал, что я говорю о нем, его хвост застучал по боку отца. — Мы назовем его Рекси Фишер, — добавил я.

Папа посмотрел вниз на щенка и затем на меня. Он рассмеялся:

— Ты хочешь сказать, мы назовем ее Рекси Фишер. Это не он, а она.

В комнате было темно, но мне было тепло и уютно после ванной, когда я уже лежал в постели. В ночи были новые звуки, новые звуки, влетающие в окно из новой округи. Новые звуки, с ними теперь жить.

Глаза у меня были широко раскрыты от изумления, но я больше не боялся. Бояться нечего. Я ведь у себя в доме, в своей собственной комнате.

Вдруг глаза у меня стали закрываться. Я повернулся в постели и задел рукой за стену. Она была шершавой от свежей краски.

— Я люблю тебя, дом, — прошептал я, засыпая.

Под кроватью пошевелилась собака, и я свесил руку вниз. В ладони у себя я почувствовал ее холодный нос. Я почесал пальцами у нее за ухом.

Шерсть у нее была влажная и прохладная. Мама заставила папу выкупать Рекси, прежде чем разрешила пустить ее в мою комнату. Она полизала мне пальцы.

— Я люблю тебя, Рекси, прошептал я.

Ощущение теплоты, удобства и причастности пронизывало все мое существо. Постепенно я почувствовал, как остатки напряженности покидают меня, и погрузился в ничто, то есть сон.

Я был дома. И первый день моей жизни, который я запомнил, отошел во вчера, а все дни моей жизни стали завтра.

Все дни моей жизни

Книга первая

Глава 1

Солнышко тепло прижалось к моим закрытым векам. Слегка потревоженный, я прикрыл глаза рукой и беспокойно зашевелился на подушке. Несколько минут мне было хорошо, затем свет как-то подполз мне под руку и отыскал меня. Я перестал прятаться от него и сел в постели, протирая глаза. Я проснулся.

Потянулся. Зевнул. Откинул волосы с глаз и сонно посмотрел в окно.

Было светлое, ясное утро. Я хотел было еще поспать, но мои окна выходили на восток, и первые лучи утреннего солнца все время попадали мне в глаза.

Я лениво осмотрелся. Одежда моя ворохом лежала на стуле. Теннисная ракетка с наполовину натянутой сеткой, которую мне все некогда было починить, стояла у комода. Старый будильник на комоде рядом с расческой и щеткой для волос показывал четверть восьмого. Красный с белым галстук школы имени Эразма Холла свешивался с зеркала.

Я поискал глазами на полу у кровати свои тапочки. Их не было на месте. Я ухмыльнулся про себя. Я-то уж знал, где они. Рекси обычно утаскивала их под кровать и делала из них себе подушку. Я потянулся вниз и погладил ее. Она подняла голову и лениво помахала хвостом. Я еще раз погладил ее и забрал у нее шлепанцы. Затем я встал с постели и надел их.

Рекси закрыла глаза и снова уснула.

Из комнаты родителей послышался слабый звук, когда я проходил мимо раскрытого окна. И тут я вспомнил. Завтра будет большой день — мой день Бар-Мицва. Я ощутил в себе нервную дрожь. Только бы мне не забыть ничего из затейливого еврейского ритуала, который я специально разучивал к данному случаю.

Я стоял у раскрытого окна и глубоко дышал. Медленно стал считать про себя: «Вдох, два, три, четыре. Выдох, два, три, четыре.» Немного спустя я почувствовал, что нервная дрожь проходит. Все будет хорошо, я ничего не забуду. Все еще стоя лицом к окну, я снял через голову куртку пижамы и бросил ее на кровать позади себя. Как бы там ни было, мне надо делать гимнастику, иначе я не наберу достаточно веса, чтобы попасть к осени в футбольную команду.

Я растянулся на полу и сделал десять отжиманий, затем встал и начал приседать. Я посмотрел себе на ноги. Тонкие шнуроподобные мускулы на моем теле резко выявлялись, и можно было сосчитать ребра. Я внимательно осмотрел себе грудь, не появились ли за ночь на ней настоящие волосы, но там по-прежнему был лишь мелкий золотистый пушок. Иногда я жалел, что волосы у меня не черные, как у Пола, а русые. Тогда бы они четче выделялись.

Я закончил приседания и подхватил пару гантелей, стоявших в углу комнаты. Снова став у окна, я стал размахивать ими. Через открытое окно послышался щелчок выключателя, и окно в доме напротив через проулок ярко засветились. Почти мгновенно я упал на колени и стал осторожно выглядывать из-за подоконника.

Это была комната Марджори-Энн Конлон. Она была лучшей подругой Мими.

Иногда занавеска у ней была поднята, и мне удавалось все хорошенько разглядеть. Я был рад, что окна у нее выходили на запад, потому что из-за этого ей приходилось каждое утро включать свет.

Я осторожно выглянул из-за подоконника и затаил дыхание. Занавески подняты. Вот уже третий раз на этой неделе, как она забывает опустить их.

В прошлый раз, когда я наблюдал за ней, мне показалось, что она знает, что я подсматриваю, поэтому надо быть особо осторожным. Она была очень забавной девочкой, всегда дразнила меня и смотрела на меня в упор, когда я обращался к ней. За последние несколько недель мы несколько раз горячо спорили по пустякам, и мне не хотелось приглашать ее к себе на праздник Бар-Мицва, а Мими настаивала на этом.

Я увидел, как дверь встроенного шкафа приоткрылась, и она вышла из-за нее. На ней были всего лишь одни трусики. Она остановилась на мгновенье посреди комнаты в поисках чего-то. Наконец, она нашла то, что искала и наклонилась к окну, чтобы поднять его. Я почувствовал, как у меня на лбу выступил пот. Мне было прекрасно видно ее.

Пол как-то сказал, что у нее самая хорошая фигура во всей округе. Я не согласился с ним. У Мими фигура гораздо приятнее. И кроме того, у Мими грудь не так чрезмерно раздута, как у Марджори-Энн.

Пол тогда же предложил затащить девочек в подвал и все выяснить. Я очень разозлился, схватил его за грудки и сказал, что вытрясу из него душу, если он попробует сделать это. Пол только рассмеялся и отбросил мою руку. Он сказал, что единственное, из-за чего я не решаюсь на это, так это потому, что боюсь, что Мими наябедничает на нас.