Чаттертон - Акройд Питер (мир бесплатных книг TXT) 📗
– Врач тебя осмотрел, – говорила она. – Тебе нашли кровать. – Чарльз с трудом вслушивался в слова: ему почудилось, будто несколько голосов прошептали: «Его нашли в твоей кровати», – и он посмотрел на нее в ужасе.
– Тебе все еще больно, любовь моя? Тебе сделали укол. – Пока Вивьен говорила, Чарльз вдруг понял, насколько она неповторима: понадобилась целая вселенная, чтобы спрясть ее – точно так же, как эта же вселенная распрядала теперь его самого. Я старался, я старался выдюжить. Я и не знал, как легко поддаться. Но во рту у него пересохло, и он ничего не сказал.
– Вот, пап, твои бумаги. – Эдвард протягивал исписанные Чарльзом листки: он принес их потому, что не знал, как еще помочь ему, а еще потому, что он знал: это самое важное в жизни отца.
Но Вивьен отобрала их.
– Не сейчас, – сказала она. – Еще не время. Ему нужно отдохнуть.
Но они напомнили Чарльзу о чем-то, что осталось незавершенным. «Чаттертон», – попытался выговорить он.
– Частый звон? Что, милый, у тебя в ушах звенит?
– Мам, его язык совсем не слушается. – Эдвард говорил очень медленно, стараясь не поддаваться панике при виде отца, беспомощно лежащего на кровати.
– Не тревожься. – Голос Вивьен звучал очень спокойно. – Он обязательно поправится.
– Нет, мама. Не поправится.
Та поднесла палец к губам, чтобы он замолчал.
– А теперь помоги мне поставить ширму вокруг его кровати.
Нет ни прошлого, ни будущего, а есть только вот этот миг, когда я вижу их обоих – мою жену и моего ребенка, спокойно беседующих; они зовутся живыми, и к ним применимо число два. «Едва», – казалось, произнес он.
Над его кроватью находилось окно, и Вивьен склонилась вперед, чтобы поднять жалюзи; и в больничную палату прорвались рассветные лучи.
Когда в ресторане «Кубла-Хан» Чарльз пробормотал: «Я тебя прекрасно знаю», Хэрриет Скроуп на миг подняла взгляд и увидела очертания какого-то юноши, улыбавшегося и склонявшегося к нему. Ее настолько это ошеломило, что в минуту всеобщего смятения, вызванного падением Чарльза, она выхватила из рук официанта бутылку и налила себе еще две большие порции джина. Вивьен в ужасе смотрела на лежащего без чуства мужа, а Филип сразу же поднялся и встал на колени около него, нащупывая пульс. Всякая деятельность в ресторане остановилась, и в воцарившейся тишине Филип сказал официанту:
– Думаю, вам надо вызвать скорую помощь.
– Мигом, сэр. Девять-девять-девять.
Теперь и Вивьен встала на колени рядом с Чарльзом; она сняла жакет и, свернув, бережно подложила мужу под голову. Хэрриет продолжала глазеть на то место, где ей привиделся тот юноша, и лишь когда Чарльза уложили на носилки и понесли к машине, ждавшей на улице, она наконец прочувствовала ситуацию. Она отставила пустой стакан и тоже вышла из ресторана.
– Рядом с ним должны находиться женщины, – громко сказала она Флинту. – Ему нужна материнская забота! – Вдобавок, ее никогда не возили в карете скорой помощи, и ей было любопытно взглянуть, что там внутри.
– Присмотри за Эдвардом, – крикнула Вивьен Филипу, а потом тоже исчезла в машине.
Как только они доехали до больницы Св. Стефана, Чарльза увезли на каталке. Как тележка с десертами, подумала Хэрриет. Интересно, что там у них было на сладкое, в этом жутком ресторане?
– Идите за ним, – сказала она Вивьен, которая и так уже спешила вслед за мужем. – Я постерегу крепость. – И с меланхоличной степенностью она уселась в почти пустой приемной. Она начала листать старый номер Женского царства, лежавший на стуле слева от нее, и лицо ее принимало все более хмурое выражение.
– Вы из-за чего пришли? – Она вздрогнула, услышав этот вопрос, и, оглянувшись, увидела пожилую женщину, сидевшую позади нее, где стояли другие ряды стульев. – Из-за пьянства, да? – Она принюхалась к запаху, который распространялся вокруг Хэрриет.
– Ничего подобного. Я лишь изредка позволяю себе пропустить стаканчик шерри. – Она подалась вперед. – Собственно, я пришла сюда потому, что хочу сменить пол.
Она собиралась сказать что-то еще, но тут к ней выбежала Вивьен.
– Ему делают рентгеноскопию мозга, – сказала она полным отчаяния голосом.
– А что с ним такое?
– Они не знают. Думают, что это может быть удар.
– Удар? – переспросила Хэрриет: ей внезапно представился ее кот, сердито выгибавший спину и топорщивший шерсть, когда она грозила ему кулаком. – Как это – удар?
Вивьен закрыла лицо руками и так простояла несколько секунд; в глубине коридора слышался детский плач.
– Я думаю, Эдварду нужно приехать сюда, – вот все, что она сказала, снова взглянув на Хэрриет широко раскрытыми глазами.
– Он всегда дожидается их, – прошептал Филип Флинту, когда они преодолели последние ступеньки и подошли к квартире Вичвудов. Они явились сюда прямо из ресторана. – Они никогда не задерживаются. Как правило.
– Кто там? – Эдвард, по-видимому, стоял за запертой дверью, когда Филип постучал.
– Это Филип. – Он прокашлялся, не зная, как приступить к неизбежным объяснениям.
Эдвард приоткрыл дверь и, с любопытством бросив взгляд на Флинта, спросил:
– А где папа?
Филип изо всех сил старался изображать бодрость.
– Он неважно себя почувствовал, и мама отвезла его в больницу.
А Флинт добавил:
– Он скоро вернется.
Эдвард поглядел на них с подозрением, а потом, открыв дверь полностью и впустив их, пошел в свою комнату, не сказав больше ни слова; перед их приходом он смотрел телевизор, и теперь Флинт увидел, как на экране показался раскрытый рот, а потом чья-то рука. Он лишь с умеренным любопытством оглядел остальное убранство квартиры, и ему тут же вспомнились университетские комнаты Чарльза. Плакаты на стенах, дешевый сосновый стол, продавленный диван с индийским ковриком, наброшенным на него, – все эти предметы по-прежнему действовали на него угнетающе. Потом он заметил портрет, прислоненный к письменному столу Чарльза, и что-то в лице изображенного приковало его внимание.
– Кто это?
Филип, тяжело рухнув на диван, смотрел в сторону комнаты Эдварда.
– Это Чаттертон, – ответил он, не оборачиваясь.
– Не может быть. Он слишком стар.
Филип внезапно ощутил усталость.
– В том-то все и дело. Видишь ли, Чарльз нашел кое-какие бумаги…
Тут в комнату возвратился Эдвард. У него было очень бледное лицо.
– А когда папа обещал вернуться? – Он почесал ногу.
– Он точно не сказал. – Филип снова прокашлялся. – Но мама говорила, что пробудет там не очень долго.
– Ну сколько?
– Не слишком долго.
Флинт, скованный горестным видом мальчика, неловко держал перед собой портрет.
– Это он! – Эдвард показывал пальцем на Флинта. – Это он во всем виноват!
– Я? – Из-за внезапной тревоги голос Флинта прозвучал на полтона выше обычного.
– Нет. Не вы. Тот, на картине. – Флинт ошеломленно посмотрел на картину. А Эдвард обратился за поддержкой к Филипу. – Мы его и в галерее видели. Папа тебе не рассказывал? – Эдвард подошел и выхватил холст из рук Флинта. Он уже собирался зашвырнуть его в угол, но Филип поднялся и остановил его.
– Не надо, Эдди. Не делай этого. Твоему папе он еще понадобится.
– Так значит, с ним ничего страшного?
– Нет.
Эдвард торжествующе улыбнулся, добившись от него такого ответа.
– Я так и знал! – сказал он.
И в эту минуту из больницы позвонила Вивьен.
Чарльз опустил руку и дотронулся до голого деревянного пола; ощутив зернистую поверхность древесины, он провел пальцами по краям досок. Костяшками пальцев он коснулся чего-то легкого – вроде мышиного скелетика или дохлой птички, – и пыльного, но потом понял, что это комок грубой бумаги, на которой он давеча писал. Рядом лежал еще один комок, и еще; по полу были разбросаны клочки разорванных стихов, которые он писал накануне. В этих стихах он пытался высказать, что время – это всего лишь цепочка смертей, следующих одна за другой, которая образует сноп света посреди огромной иссушенной равнины; но в голове его настырно раздавались чужие голоса, звучали чужие стихи.
