Искра жизни - Ремарк Эрих Мария (бесплатные полные книги txt) 📗

— Понятно, — ответил Бергер.

— А список…

— Я принесу его завтра. Или могу его порвать.

— Тебе можно верить?

— Безусловно.

Дрейер на миг задумался.

— Теперь ты в этом замазан, — произнес он. — Даже больше, чем я. Или нет?

— Значительно больше.

— Но если что-нибудь станет известно…

— Я не разговариваю. У меня есть яд. Я не буду ни о чем говорить.

— Видимо, у вас действительно все есть. — На лице Дрейepa изобразилось нечто вроде вынужденного уважения. — Я этого не знал.

«Иначе пришлось бы зорче следить, — подумал он. — Эти проклятые трехчетвертные покойники! Даже этим нельзя было верить».

— А ну, начинайте грузить лифт! — сказал он, собираясь уйти.

— Здесь вот кое-что, — проговорил Бергер. — Что?

Бергер вынул из кармана пять марок и положил их на стол. Дрейер взял их себе.

— Хоть что-то за риск…

— На следующей неделе будут еще пять марок…

— Это за что?

— Ни за что. Просто еще пять марок вот за это здесь.

— Ладно, — Дрейер поморщился, но сразу сбросил с себя секундное оцепенение; фурункул противно ныл. — В конце концов, все мы люди, — сказал он. — Все стараемся помочь товарищу.

Он ушел. Бергер прислонился к стене. У него кружись голова. Все получилось лучше, чем он ожидал. Но он не тешил себя иллюзиями; он знал, что Дрейер размышляет о том, как бы отделаться от него. Пока его удерживают угрозы подпольного движения и обещанные еще пять марок. Дрейер будет ждать, пока их не получит. На уголовников можно положиться в том смысле, что они свою выгоду не упустят; этот урок ветеранам преподнес Хандке. Деньги достали Левинский и его группа. Они будут продолжать оказывать помощь. Бергер ощущал натянутую на себя куртку. Она плотно обтягивала его тело. И не привлекала к себе внимание. Он был очень худ, поэтому собственная куртка даже сейчас свободно висела на нем. У него было сухо во рту. Труп с подделанным номером лежал перед ним. Бергер подтащил из кучи еще один труп и положил рядом с «поддельным» покойником. В тот же момент через отверстие влетел новичок. Работа возобновилась.

Появился Дрейер с тремя заключенными. Он бросил взгляд на Бергера.

— А ты что здесь делаешь? Почему ты не там? — гаркнул он.

Это было алиби. Трое других должны были удостовериться в том, что Бергер был внизу один.

— Мне надо было выдернуть еще один зуб, — сказал Бергер.

— Ерунда! Ты должен делать то, что тебе приказывают. А то здесь может случиться Бог знает что.

Дрейер церемонно уселся за стол со списками.

— Продолжайте! — скомандовал он.

Вскоре подошел Шульте. У него был с собой томик Книгге «Общение с людьми», который он и стал читать.

С покойников продолжали снимать одежду. Третьим по счету был человек в чужой куртке. Бергер устроил все таким образом, чтобы его раздевали трое из выделенных помощников. Он услышал, как назвали номер пятьсот девять. Шульте не поднял глаз. Он продолжал читать классическую книгу по этикету о правилах, как надо есть рыбу и крабов. Он ожидал в мае приглашения родителей своей невесты и поэтому хотел быть во всеоружии. Дрейер равнодушно записывал анкетные данные, сравнивая их с рапортами из блоков. Четвертый покойник тоже был политическим заключенным. Бергер выкрикнул его сам. Он назвал номер чуть громче, заметив, что Дрейер поднял взгляд. Он поднес вещи покойника к столу. Дрейер посмотрел на него. Бергер сделал знак глазами. Потом он взял щипцы и карманный фонарик и склонился над трупом. Бергер добился, чего хотел. Дрейер считал, что имя четвертого принадлежит еще живому, которого подменили, а не третьему по счету. Так Дрейер был сбит со следа и при всем желании уже не смог бы ничего сказать.

Открылась дверь и вошел Штейнбреннер. За ним следовали Бройер, надзиратель бункера, и шарфюрер Ниман. Штейнбреннер с улыбкой глянул на Шульте.

— Нам приказано тебя сменить, если все трупы зарегистрированы. Приказ Вебера.

Шульте захлопнул свою книгу.

— Все готово? — спросил он Дрейера. — Осталось еще четыре трупа.

— Хорошо, заканчивайте.

Штейнбреннер прижался к стене, на которой были царапины, оставленные в судорогах повешенными.

— Только поживее. Хотя у нас есть время. Тогда пятерых, оставленных наверху, вы спустите через шахту. У нас для них есть сюрприз.

— Да, — проговорил Бройер. — Сегодня у меня день рождения.

— Кто из вас Пятьсот девятый? — спросил Гольдштейн.

— А что?

— Меня сюда перевели. Был вечер, и Гольдштейн транспортом в составе двенадцати других прибыл в Малый лагерь.

— Я от Левинского, — сказал он Бергеру.

— Ты в нашем бараке?

— Нет. В двадцать первом. В спешке так получилось. Потом можно будет поправить. Мне самое время было уйти. А где Пятьсот девятый?

— Его больше нет. Гольдштейн поднял глаза.

— Умер или прячется? Бергер заколебался.

— Ему можно доверять, — сказал Пятьсот девятый; сидевший рядом. — Левинский говорил о нем, когда в последний раз был здесь. Теперь меня зовут Флорман. Что нового? Мы уже давно о вас ничего не слыхали. Давно? Два дня…

Значит, давно. Ну, так что нового? Поди сюда. Здесь нас никто не подслушает. Они отсели от других в сторону.

— Минувшей ночью нам в шестом блоке удалось поймать по нашему приемнику новости. Британские. Было много помех. Но одно мы уловили четко. Русские уже обстреливают Берлин.

— Берлин?

— Да…

— А американцы и англичане?

— Мы поймали не самые последние новости. Было много помех и нам пришлось проявлять осторожность. Рурская область в кольце, они прошли уже далеко за Рейн. Это точно.

Пятьсот девятый неотрывно смотрел на колючую проволоку, за которой под тяжелыми дождевыми облаками светилась полоса вечернего заката.

— Как медленно все это тянется…

— Медленно? Ты это называешь медленно? За один год германские армии отогнаны от России до Берлина и от Африки до Рура. А ты говоришь, медленно!

Пятьсот девятый покачал головой.

— Я другое имею в виду. Медленно — с этой колокольни. Для нас. Не понимаешь? Я здесь уже много лет, но эта весна, по-моему, тянется медленнее всех других. Она медленно наступает, поэтому так трудно ждать.

— Я понимаю, — улыбнулся Гольдштейн. На сером лице зубы были, как из мела. — Это мне знакомо. Особенно ночью. Когда не спится и не хватает воздуха, — Его глаза больше не светились улыбкой. Они стали невыразительными и бесцветными. — Чертовски медленно, если ты это так воспринимаешь.

— Да, именно это я имею в виду. Несколько недель назад мы еще ничего не знали. А теперь кажется, что все идет медленно. Странно, как все меняется, когда есть надежда. Тогда и живешь ожиданием. И испытываешь страх, что тебя еще схватят.

Пятьсот девятый подумал о Хандке. Над ним все еще витала угроза. Операция по подмене была бы в два раза проще, если бы Хандке не знал Пятьсот девятого в лицо. Тогда Пятьсот девятый был бы просто умершим, обозначенным под номером 509. Теперь он, все еще находясь в Малом лагере, официально уже считался мертвым под именем Флорман. На другой исход трудно было рассчитывать. Успехом можно было считать уже то, что согласился участвовать староста блока двадцатого барака, в котором умер Флорман. Пятьсот девятому надо было проявлять осторожность, чтобы не попасться Хандке па глаза. И еще, чтобы его не предал кто-нибудь другой. Кроме того, оставался Вебер, который мог узнать его в случае неожиданной проверки.

— Ты прибыл один? — спросил Пятьсот девятый.

— Нет. Вместе со мной прислали еще двоих.

— Будет кто-нибудь еще?

— Вероятно. Но не официально переводом. Там мы спрятали не меньше пятидесяти-шестидесяти человек.

— Где это вам удается спрятать столько?

— Они каждую ночь кочуют по баракам. Спят в других местах.

— А если СС им прикажет явиться к воротам? Или в канцелярию?

— Тогда они просто не явятся.

— Это как?

— Не явятся, — повторил Гольдштейн. Он увидел, как выпрямился удивленный Пятьсот девятый. — Эсэсовцы потеряли четкую ориентацию, — объяснил он. — На протяжении нескольких недель неразбериха с каждым днем нарастает. Со своей стороны, мы как могли способствовали этому. Люди, которых разыскивают, якобы всегда работают в коммандос или же их просто нет на месте, и все тут.