Возвращение на родину - Гарди Томас (полные книги .TXT) 📗
- Чудесно! Чудесно!
- А в Америке жил однажды молодой человек, который проиграл все свои деньги до последнего доллара. Тогда он поставил свои часы и цепочку и тоже проиграл; поставил зонтик - проиграл; поставил шляпу - проиграл; поставил свой сюртук, оставшись в одном жилете, - проиграл. Начал уже снимать брюки, но тут кто-то из смотревших на игру одолжил ему какую-то безделицу за его упорство. И с этим он выиграл. Отыграл сюртук, отыграл шляпу, отыграл зонтик, часы, все свои деньги и вышел в дверь богатым человеком.
- Ой, как здорово, прямо дух захватывает! Мистер Уайлдив, знаете, я еще разок с вами попробую, поставлю шиллинг, я же везучий, мне не опасно, а для вас шиллинг не велика потеря.
- Ладно, - сказал Уайлдив, вставая. Посветив вокруг фонарем, он нашел плоский камень, положил его между собой и Христианом и снова сел. Фонарь они открыли, чтобы он давал больше света, и поставили так, что лучи его падали на камень.
Христиан выложил шиллинг. Уайлдив тоже, и каждый метнул кости. Христиан выиграл. Поставили каждый по два шиллинга. Христиан опять выиграл.
- Поставим по четыре, - сказал Уайлдив.
Поставили. На этот раз ставки забрал Уайлдив.
- Ну, эти маленькие неприятности и с самым везучим иногда случаются, заметил он.
- Эх! А у меня больше нет денег! - в волненье вскричал Христиан. - А ведь если бы продолжать, я бы все отыграл, да еще и сверх того. Вот кабы это было мое! - И он так стукнул каблуком оземь, что гинеи звякнули в башмаке.
- Что! Неужто ты туда засунул деньги миссис Уайлдив?
- Ну да. Это я для безопасности. Скажите, это дурно, если я буду играть на деньги замужней женщины и если выиграю, так отдам ей все, что взял, себе только чистый выигрыш оставлю, а если не я выиграю, а другой, то ее деньги все ж таки попадут в руки законного владельца, - есть тут что дурное, а?
- Ровно ничего.
Все время с тех пор, как они вышли из гостиницы, Уайлдив раздумывал о том, как низко его ценит женина родня, и это ранило его сердце. И мало-помалу в нем стало назревать желание отомстить, хотя он не мог бы сказать, в какой момент оно зародилось. Дать урок миссис Ибрайт, так он это называл про себя, иными словами - показать ей, что он, Уайлдив, и есть верный хранитель достояния своей жены.
- Ладно, идет! - объявил Христиан, начиная расшнуровывать башмак. - Мне это теперь станет по ночам сниться, уж я знаю, а все ж таки всегда смогу сказать, что вот и боязно было, а я не струсил!
Он сунул руку в башмак и достал одну из гиней бедной Томазин, блестящую, словно сейчас с монетного двора. Уайлдив уже положил соверен на камень. Снова взялись за игру. Сперва выиграл Уайлдив; Христиан рискнул второй гинеей и на этот раз выиграл. Счастье колебалось, но, в общем, склонялось на сторону Уайлдива. Внимание обоих мужчин было так поглощено игрой, что они не видели ничего вокруг себя, кроме мелких предметов, находящихся непосредственно в поле их зрения: плоский камень, фонарь, кости и несколько листьев папоротника, на которые прямо падал свет, составляли весь их мир.
Под конец Христиан стал быстро проигрывать, и вскоре, к его ужасу, все пятьдесят гиней, принадлежащих Томазин, перешли к его противнику.
- Все одно пропадать! - простонал он и принялся судорожно расшнуровывать левый башмак. - Дьявол за это сбросит меня в огонь на свои вилы о трех зубьях, знаю! Но, может, я еще отыграюсь и тогда женюсь, и жена будет сидеть со мной по ночам, и я не буду бояться, не буду! Вот тебе, брат, еще одна! - Он шлепнул с размаху еще одну гинею на камень, и кости опять загремели в стаканчике.
Время шло. Уайлдив был теперь не менее возбужден, чем сам Христиан. Начиная игру, он не имел иных намерении, кроме как зло подшутить над миссис Ибрайт. Выиграть все деньги, честно или иначе, и презрительно вручить их Томазин в присутствии тетки - примерно такая картина смутно рисовалась его воображению. Но люди иной раз далеко уходят от своих намерений даже в то самое время, пока их исполняют, и когда на камень легла двадцатая гинея, сомнительно, чтобы в сознании Уайлдива присутствовало какое-либо намерение, кроме желания выиграть ради собственной наживы. К тому же сейчас он выигрывал уже не женины деньги, а деньги Клайма Ибрайта, о чем, впрочем, Христиан в своей помраченности не упомянул вовремя, а только гораздо позже.
Было уже около одиннадцати, когда Христиан почти с воплем положил на камень последнюю сверкающую гинею Клайма Ибрайта. Через полминуты она отправилась тем же путем, что и остальные.
Христиан повернулся и бросился на папоротники, корчась от угрызений совести.
- Ох, что же мне делать, несчастному? - стонал он. - Что мне делать? Ох, да смилуется ли господь над моей грешной душой!..
- Что делать? А жить, как и раньше.
- Не могу я жить, как раньше! Я умру! А вы - теперь я вижу, кто вы! Вы... вы...
- Человек, похитрее своего ближнего.
- Да, человек, похитрее своего ближнего; попросту мошенник!
- Эх ты, бедолага, где же твои приличия?
- Не вам об этом судить! Вот вы и впрямь приличий не знаете: взяли деньги, которые не ваши. Половина этих гиней была мистера Клайма.
- Как это? Почему?
- Потому что пятьдесят я должен был ему отдать. Так миссис Ибрайт велела.
- О? Вон что! Гм! Было бы учтивее с ее стороны отдать их его жене Юстасии. Но теперь и они в моих руках.
Христиан снова надел башмаки и с тяжкими вздохами, которые были слышны на порядочное расстояние, кое-как собрал воедино свои разметанные по траве руки и ноги, встал и, пошатываясь, удалился. Уайлдив протянул руку закрыть фонарь, намереваясь сразу вернуться домой, так как считал, что уже поздно идти за женой в Мистовер, тем более что ее все равно обещали отвезти домой в капитанской коляске. Когда он уже закрывал маленькую роговую дверцу, из-за соседнего куста поднялась темная фигура и ступила в круг света, отбрасываемый фонарем. Это был охряник.
РЛАВА VIII
НОВАЯ СИЛА МЕНЯЕТ ХОД СОБЫТИЯ
Уайлдив уставился на него. Венн равнодушно поглядел в сторону Уайлдива и, ни слова не говоря, неторопливо уселся на то место, где только что сидел Христиан, сунул руку в карман, вынул соверен и положил его на камень.
- Вы следили за нами вон из-за того куста? - спросил Уайлдив.
Охряник кивнул.
- Делайте ставку, - сказал он. - Или духу не хватает продолжать?
Тут следует заметить, что игра в кости - это такая забава, которую легче начать с полными карманами, чем бросить, когда они еще полны; и хотя Уайлдив в более спокойном состоянии, пожалуй, отклонил бы такое предложение, но сейчас недавний его успех совсем вскружил ему голову. Он положил одну из гинею на камень рядом с совереном охряника.
- Моя - гинея, - сказал он.
- Которая не ваша, - саркастически заметил Венн.
- Нет, она моя, - надменно отвечал Уайлдив. - Она моей жены, а что ее, то мое.
- Очень хорошо. Начнем. - Венн встряхнул стаканчик и выбросил последовательно восемь, десять и девять очков: общий счет за все три хода получился двадцать семь.
Это подбодрило Уайлдива. Он взял стаканчик, и его три хода дали сорок пять очков.
Цок! На камень лег второй соверен охряника против его первого, который теперь положил Уайлдив. На этот раз Уайлдив выбросил пятьдесят одно очко, но ни одной пары. Охряник сдвинул брови, выбросил три туза и забрал ставки.
- Ну вы опять при своем, - презрительно сказал Уайлдив. - Давайте-ка удвоим ставки. - Он положил две гинеи Томазил, охряник свои два фунта. Выиграл Венн. Новые ставки легли на камень; игра продолжалась.
Уайлдив был нервный и легко возбудимый человек, и азарт игры уже сказывался на нем. Он передергивался, дышал прерывисто, вертелся на месте; а сердце у него билось так, что это почти было слышно. Венн сидел с бесстрастно сжатыми губами, глаза его чуть поблескивали, как две искры; казалось, он не дышал. Он мог быть арабом или автоматом; он в точности походил бы на статую из красного песчаника, если бы не движенья руки, державшей стаканчик с костями.
