Госпожа де Шамбле - Дюма Александр (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
— Вы знаете, о чем я вас просил; так не забудьте же о моей просьбе.
Он произнес эти слова совсем тихо, но я все слышал, так как шел следом за графиней.
Поклонившись хозяину в знак благодарности, я прошел с Эдмеей в гостиную.
Дверь в сад была открыта; стоял чудесный вечер.
Графиня вышла на крыльцо и облокотилась на перила; я последовал за ней.
— Дорогая Эдмея, — сказал я, — мне не терпелось остаться с вами наедине, ведь я должен так много вам сказать!
Графиня посмотрела на меня с улыбкой и ответила:
— Я очень боюсь, что все, о чем вы хотите сказать, не уместится в три слова.
— Вы правы, но в трех словах «Я вас люблю!» заключено все счастье и все упование моей жизни. Произнося их, я хочу сказать: «До встречи с вами я не жил», а также: «Вдали от вас я не живу» и, наконец: «В этом мире, открытом для стольких желаний, я страстно желаю одного — вашей любви».
— Что ж, Макс, возьмите мою любовь, — промолвила графиня, протягивая мне руку, — я даже не пыталась ее скрывать от вас. Друг мой, чувство, которое я узнала благодаря вам, было настолько новым для меня, что я призналась в любви скорее от удивления, чем от слабости. Вы говорите, что вдали от меня не живете? Но и я, когда мы расстаемся, живу лишь мыслью о вас, испытывая только одно желание — поскорее увидеть вас снова. Так, вчера я знала, что вы обязательно выйдете ненадолго перед сном на балкон, и поджидала вас на своем балконе. Однако по движению листвы я поняла, что та особа, которую приставили шпионить за мной, прячется за деревьями. Когда вы стали открывать окно, я вернулась к себе, но тут мне пришло в голову, что вы слышали, как я закрыла окно, и, не зная истинной причины моего ухода, могли приписать это если не равнодушию, то простому соблюдению светских приличий. Тогда, дорогой Макс, я подумала о том, какую беспокойную ночь вы проведете, терзаясь сомнениями, которых я еще не ведала, но могу представить, что это такое. Я сказала себе: «Когда женщина любит такого необыкновенного человека, как Макс, ей недостаточно просто любить; она должна также проявлять эту любовь всеми доступными ей средствами, не оскорбляя чувства своего избранника легкомысленным кокетством, а усиливая его всей мыслимой предупредительностью, какую только может ум поставить на службу сердцу». Поэтому я вам написала, и в чувстве, заставившем меня так поступить, было столько же эгоизма, сколько и любви. Возможно, тут не обошлось и без тщеславия, ведь я подумала: «Он будет счастлив, читая эту записку, и уснет, прижимая ее к губам или сердцу». Будучи уверенной в этом, я почувствовала себя счастливой. Я не ошиблась, Макс?
— О нет, Эдмея! — воскликнул я, прижимая руку возлюбленной к своей груди. — Нет, я клянусь!
— Позвольте мне закончить.
— О! Я и не думал вас перебивать.
— Сегодня утром я сказала себе: «Они должны выехать на рассвете; если Макс не увидит меня перед отъездом, у него испортится настроение, и я тоже буду весь день грустить; подарим же друг другу приятный день». И вот, я встала до восхода солнца и стала ждать вас. Я понимаю, что достойная женщина, как считается в свете, так бы не поступила, но разве достоинство любящей женщины в том, чтобы притворяться перед любимым человеком? Нет, признаться, мне это чуждо; дождавшись, когда вы появились, я дала вам не только руку, которую вы были вынуждены мне вернуть, но и кое-что еще, что вы смогли унести с собой.
— О да, да, этот прелестный платок!.. — вскричал я, прижимая его к губам, — платок, на котором вышиты не ваши нынешние, а девичьи инициалы: «Э.Ж.»
— Ах! Вы и это заметили? — воскликнула Эдмея, вздрогнув от радости. — Мне всегда казалось, друг, что подлинная нежность или возвышенная любовь, непохожая на заурядное чувство, не только живет, но и расцветает от всех этих милых пустяков. Ничто не ускользает от вашего внимания. Тем лучше! Вы действительно меня искренне любите.
— О да, я люблю вас, Эдмея.
— Тогда слушайте дальше, — продолжала графиня. — Я послала Натали в Кан и таким образом отделалась от нее. Стало быть, сегодня вечером мы сможем побеседовать часа два, стоя рядом на балконах. Я не приглашаю вас к себе по двум причинам: во-первых, кто-нибудь может заметить, если вы войдете в мою спальню, и к тому же вам неприлично находиться там, пока муж с гостями сидят в гостиной. Кроме того, я скажу вам откровенно то, чего не скажет любая другая женщина: я сомневаюсь не в вас, а не ручаюсь за себя.
— Эдмея, дорогая Эдмея, что вы говорите! Как я счастлив это слышать!
— С тех пор как я призналась, что люблю вас, Макс, с тех пор как я отдала вам свое сердце — самую драгоценную часть себя, я уже не в силах, как мне кажется, в чем-либо вам отказать. Но позвольте мне распоряжаться своими желаниями; полагаю, что я имею право отдаться вам по собственной воле. Не принуждайте меня к этому силой или хитростью. Я должна сама принять решение; если я не права и совершаю ошибку, позвольте мне самой отвечать за нее перед людьми и Богом.
— О Эдмея, Эдмея! — воскликнул я. — Мне хотелось бы встать перед вами на колени, чтобы сказать, что я не только вас безумно люблю, но и бесконечно вами восхищаюсь.
— Друг мой, я никогда умышленно не причиняла кому-либо зла; так неужели Бог позволил бы вам оказаться на моем пути, благодаря стечению обстоятельств и помимо моей воли, если в результате нашей встречи я должна была бы согрешить или стать еще более несчастной? О нет! — Эдмея подняла свои прекрасные, ясные, бездонные, как голубое небо, глаза, и продолжала: — Нет! Я верю в безграничное могущество Бога, а также верю в его бесконечную и вечную доброту. Шесть лет назад я стала несчастной по вине злых людей и провела лучшие в жизни женщины годы в страданиях. Теперь Господь должен вмешаться и восстановить справедливость. Я прекрасно понимаю, что по сравнению с сияющими величественными мирами, движущимися по небесному своду, мы, обитатели одной из самых маленьких планет, не более чем песчинки, надменно возомнившие, что Всевышний вершит нашими судьбами. Однако, если он создал все эти миры и нас, людей, а также насекомых, ползающих у наших ног и живущих только миг, было бы несправедливо с его стороны, создав насекомых, людей и планеты такими недолговечными, бросить всех нас на произвол судьбы, то есть наперекор Божьему промыслу. Нет, дорогой друг, давайте верить, так как, во-первых, верить легче, чем сомневаться, и, во-вторых, потому что вера — сестра надежды и милосердия. О! Я клянусь вам, что верую всей душой!
Мне страстно хотелось сжать Эдмею в объятиях, и я собирался было поддаться этому желанию, но тут гости шумной гурьбой повалили в гостиную, где их ждали кофе и карты.
Поравнявшись с женой, граф посмотрел на нее, настойчиво вопрошая о чем-то взглядом, но графиня молча отвела глаза.
Господин де Шамбле нахмурился и с досадой топнул ногой, однако графиня словно не замечала раздражения мужа.
Я же не мог не обратить на это внимание и решил выяснить у Эдмеи, во-первых, о чем спрашивал ее граф, когда мы выходили из обеденной залы, и, во-вторых, почему он сердился, войдя в гостиную.
Мне почему-то казалось, что я имею отношение к его словам и гневу.
XXXIV
Выпив кофе и ликеры, игроки собрались за зеленым сукном.
Как и накануне, граф держал банк; однако играли уже не в ландскнехт, а в тридцать-и-сорок.
После бессловесной стычки с мужем г-жа де Шамбле ненадолго покинула гостиную и вернулась, как только граф сел за карточный стол.
Достав из карманов две пригоршни золотых монет, он сосчитал деньги и поставил шесть тысяч франков.
Затем он принялся метать банк.
Он был настолько увлечен игрой, что или не придал значения возвращению жены, или сделал вид, что не заметил этого.
Эдмея решительно села рядом со мной.
Мне показалось, что граф мельком взглянул в нашу сторону.
— Вы не боитесь, — спросил я Эдмею шепотом, — что господин де Шамбле обратит внимание на ваше благосклонное отношение ко мне, наполняющее меня таким блаженством?