Атлант расправил плечи. Часть III. А есть А (др. перевод) - Рэнд Айн (лучшие книги онлайн TXT) 📗
Когда Риарден вышел из зала на улицу под холодный, моросящий дождь, он испытывал такое ощущение, что развелся не только с Лилиан, но и со всем обществом, поддерживающим ту процедуру, свидетелем которой он только что был. На лице его адвоката, пожилого юриста старой школы, было такое выражение, словно ему нужно срочно принять ванну.
— Послушай, Хэнк, — спросил он, — грабители хотят еще что-то получить от тебя?
— Не думаю. А почему ты спрашиваешь?
— Процесс прошел слишком уж гладко. Там было несколько пунктов, на которых я ожидал задержки и намеков на дополнительную плату, но парни этим не воспользовались. Мне кажется, сверху поступили указания обойтись с тобой мягко и принять решение в твою пользу. Не планируют ли грабители чего-то нового против твоих заводов?
— Не думаю, — ответил Риарден и с удивлением поймал себя на мысли: «И мне наплевать».
В тот же день на заводе он увидел Кормилицу, долговязого, нескладного парня, быстро шедшего к нему, — смесь грубости, робости и решительности.
— Мистер Риарден, я хочу поговорить с вами.
Голос его был боязливым, но странно твердым.
— Слушаю.
— Я хочу вас кое о чем попросить. — Лицо парня оставалось серьезным, напряженным. — Знаю, что вы должны отказать мне, но все-таки хочу… и… и если это слишком дерзко, пошлите меня к черту.
— Ну, ну?
— Мистер Риарден, вы дадите мне работу? — Старание говорить нормально выдавало долгую внутреннюю борьбу. — Я хочу бросить то, чем занимаюсь, и приняться за работу. То есть настоящую работу — в производстве стали, как собирался когда-то. Хочу зарабатывать на жизнь. Надоело быть клопом.
Риарден не удержался от улыбки и напомнил ему тоном цитирования:
— Зачем употреблять такие слова, Неабсолют? Если не будем употреблять дурных слов, не будет ничего дурного и.
Но увидел в лице парня отчаянную серьезность, умолк и перестал улыбаться.
— Я всерьез, мистер Риарден. Я знаю, что означает это слово, и оно верное. Мне надоело получать плату вашими деньгами только за то, что мешаю вам зарабатывать деньги. Я знаю, что каждый, кто сейчас работает, просто-напросто глупец из-за таких мерзавцев, как я, ну и черт с ним, буду глупцом, если ничего другого не остается!
Голос его поднялся до крика.
— Прошу прощения, мистер Риарден, — сдавленно произнес он и отвернулся. Через несколько секунд парень заговорил снова ровным, спокойным тоном. — Хочу уйти с этой грабительской должности заместителя директора по распределению. Не знаю, много ли будет от меня вам пользы, я получил в колледже диплом металлурга, но он не стоит той бумаги, на которой напечатан. Но думаю, я узнал кое-что об этой работе за проведенные здесь два года, и если смогу приносить вам хоть какую-то пользу на должности уборщика, сборщика металлома или на какой-другой, что вы могли бы доверить мне, я бы послал к черту свою должность заместителя и стал бы работать у вас завтра, через неделю, с этой минуты или когда скажете.
На Риардена он не смотрел, словно не имел на то права.
— Почему ты боялся спросить меня? — мягко спросил Риарден.
Парень взглянул на него с негодующим удивлением, словно ответ был очевиден.
— После того как я явился сюда заместителем директора, после того, что делал, вы должны были б дать мне пинка, если б я попросил у вас одолжения.
— Ты многое усвоил за два проведенных здесь года.
— Нет, я… — Он взглянул на Риардена, понял, отвернулся и сказал деревянным голосом: — Да… если вы имеете в виду это.
— Послушай, малыш, я бы дал тебе работу сию минуту и притом отнюдь не уборщика, если бы это зависело от меня. Но ты забыл про Объединенный комитет? Мне запрещено нанимать тебя, а тебе — увольняться. Само собой, люди постоянно увольняются, и мы нанимаем других под вымышленными именами, оформляем поддельные документы, удостоверяющие, что они работают здесь уже много лет. Ты это знаешь, и спасибо, что помалкивал. Но думаешь, если я оформлю тебя таким образом, твои друзья в Вашингтоне этого не узнают?
Парень неторопливо покачал головой.
— Думаешь, если уйдешь с их службы и станешь уборщиком, они не поймут причины?
Парень кивнул.
— Отпустят они тебя?
Парень покачал головой. И сказал с безнадежным удивлением:
— Я не подумал об этом, мистер Риарден. Забыл о них. Думал только, захотите вы меня взять или нет, и что все дело в вашем решении.
— Понимаю.
— И… в сущности, дело только в нем.
— Да, Неабсолют, в нем.
Внезапно парень криво, невесело улыбнулся.
— Похоже, я привязан к месту крепче, чем любой глупец…
— Да. Сейчас ты можешь только подать заявление в Комитет с просьбой о разрешении сменить работу. Если хочешь сделать попытку, я поддержу твое заявление, только не думаю, что его удовлетворят. Не думаю, что они позволят работать у меня.
— Нет. Не позволят.
— Если сумеешь их обмануть, тебе могут разрешить неофициально работать в какой-нибудь другой сталелитейной компании.
— Нет! Не хочу никуда уходить! Не хочу покидать это место! — Парень постоял, глядя на невидимый пар от дождя над пламенем доменных печей. Потом негромко сказал: — Пожалуй, лучше останусь. Лучше буду по-прежнему заместителем грабителя. Один только Бог знает, какого мерзавца могут прислать на мое место!
Он повернулся.
— Мистер Риарден, они что-то замышляют. Не знаю, что именно, но готовятся преподнести вам какой-то сюрприз.
— Какого рода?
— Не представляю. Но в последние недели они следят за каждой открывшейся вакансией, каждым дезертирством и тайком засылают сюда свою шайку. Подозрительная шайка — в ней есть настоящие бандиты, готов поклясться: это бандиты, никогда не появлявшиеся раньше на сталелитейном заводе. Я получил указание принять на работу как можно больше «наших парней». Зачем, не хотят мне говорить. Я не знаю, что они планируют. Попытался выяснить, но они держатся очень скрытно. Думаю, мне больше не доверяют. Должно быть, теряю контакт с ними. Знаю только, что они готовятся что-то совершить здесь.
— Спасибо за предупреждение.
— Постараюсь разузнать об этом, всеми силами постараюсь разузнать вовремя. — Парень резко повернулся и пошел было прочь, но остановился. — Мистер Риарден, если б это зависело от вас, взяли б вы меня на работу?
— Взял бы, охотно и немедля.
— Спасибо, мистер Риарден, — поблагодарил он негромким, искренним голосом и ушел.
Риарден стоял, глядя ему вслед, видя с мучительной улыбкой жалости, что этот бывший релятивист, бывший прагматик, бывший аморалист уносил с собой в утешение.
11 сентября медный провод порвался в Миннесоте, из-за чего остановились конвейеры зернохранилища на маленькой сельской станции «Таггерт Трансконтинентал».
Поток пшеницы двигался по шоссе, дорогам, заброшенным проселкам, вынося урожай с тысяч акров на хрупкие платформы железнодорожных станций. Двигался днем и ночью, струйки сливались в ручьи, ручьи — в реки, поток двигался на трясущихся тракторах с туберкулезно кашляющими моторами, на повозках, запряженных вконец отощавшими лошадьми, на тележках, влекомых волами, на нервах людей, переживших два бедственных года и вознагражденных огромным урожаем этой осенью, людей, скреплявших трактора и телеги проволокой, одеялами, веревками и бессонными ночами, чтобы не развалились на этом пути, чтобы довезли зерно до места. И там вышли из строя, но дали владельцам возможность выжить.
Ежегодно в это время года в стране начиналось еще одно движение: по всему континенту тянулись составы порожняка к миннесотскому отделению «Таггерт Трансконтинентал», стук их колес предшествовал тележному скрипу, словно опережающее эхо, движение, строго спланированное, упорядоченное, рассчитанное по времени для встречи этого потока. Миннесотское отделение, дремавшее весь год, приходило в неистовое оживление на недели жатвы; четырнадцать тысяч товарных вагонов заполняли его сортировочные станции; на сей раз их ожидали пятнадцать тысяч. Первые хлебные поезда начали отводить этот поток на опустевшие мельницы, потом в пекарни, а вслед за этим в желудки населения страны, но на учете были каждые поезд, вагон, элеватор, и нельзя было терять ни минуты, ни дюйма пространства.
