Мой друг, покойник (Новеллы, Роман ) - Рэй Жан (читаем книги бесплатно .txt) 📗
И внезапно увидел: шагах в ста от него стоял корабль.
Шхуна, шедшая по морю!
Подхваченная ужасной бурей в тридцати милях от Ингрэма в верхнем течении речки Хулмар, где морские суда большого тоннажа могут спокойно входить в глубокие воды, она была унесена из открытого моря мощной волной. И теперь судно застыло посреди болота, киль его завяз в иле. Судно уже не могло выбраться на водные просторы.
Но Дэвид Стоун пел от радости.
— Корабль пришел с моря! Она… Она… О, Иисус, я не зря молил о спасении, о великом чуде!
Он шел по илистому дну, которое пыталось засосать его. Вода уже накрыла его плечи; он глотнул ледяную воду; в глазах его потемнело.
— Я счастлив, — прошептал он, — я счастлив!
Шхуна была в тридцати шагах. Люди на борту увидели их.
Внезапно дно ушло из-под ног спасителя, и над их головами сомкнулись черные воды.
Мощные руки подхватили певицу.
Дэвид Стоун на поверхность не выплыл.
— А где мужчина, который вас нес? — спросили моряки.
— Мужчина? — пробормотала молодая женщина. — Мужчина?
— Он погиб! — опечалились моряки.
— Мужчина? — умирающим голосом промолвила она. — Я не знаю. Значит, меня нес мужчина? Я даже не видела его лица.
Сколопендра
— Твоя бабка была знатной ведьмой, Натансон! — воскликнул Бильсен. — Стоит мне вспомнить о ней, как у меня подкатывает к сердцу тошнота!
— Знатная! — согласился еврей, словно воспели хвалу его предкам.
— Вот уже четверть часа эта маленькая миллионноногая пакость не спускает с нас глаз, — проворчал Шлехтвег, третий студент.
А когда Бильсен и Натансон расхохотались, он извинился: — Я говорил не о бабке Селига, а об этой проклятой сколопендре.
Переулок, в котором размещалась мрачная комнатка, был настолько узок, что с помощью трости можно было разбить окна дома напротив.
В скупом свете второй половины октябрьского дня студенты наблюдали за гигантской сколопендрой, медленно ползущей по фасаду черного дома напротив.
— Моя бабка говорила, что трижды семь часов после смерти душа покойника отлетает в виде отвратительных животных и совершает разведывательный облет дома. И в это время она особенно опасна. Прошел ровно двадцать один час с момента смерти девицы Стурмфедер.
— Погань удивительно велика, — прошептал Бильсен. — Кстати, у нас не осталось ледяного кюммеля?
Бутылка была полной, и они щедро наполнили кружки из черного фаянса.
— Почему эта тысяченожка то и дело напоминает мне о Стурмфедер? — задумчиво продолжил Бильсен.
— Намеки, — сказал Шлехтвег.
— Нет, — возразил Натансон.
Внезапно комната погрузилась в тишину. Тишина была столь тяжелой, что им показалось, как дым из их трубок прижался к кружкам.
Потом начался ливень, капли стучали по стеклам с монотонным шумом, словно работала швейная машинка.
Сквозь окно виднелся тянущийся вдаль переулок, невероятно прямой и тонущий в пелене дождя и тумана.
Жизнь давно покинула его. Черная одинокая ворона на короткое время спикировала из тучи, чье жирное лицо было словно испещрено черными угрями, да стая голубей серебристыми искрами пронеслась над сверкающими крышами.
Бильсен первым разглядел насекомое, выползающее из тумана, но оно казалось далеким.
— Грязное животное, — сказал он. — Оно ползет так медленно, что ему понадобится пара часов, чтобы добраться сюда.
Они увидели, как из глубины переулка какими-то прыжками на хилых лапках надвигается громадное насекомое.
— Пара часов, чтобы выпить и покурить, пока мы не столкнемся с этой неизвестной тварью, — выдохнул Шлехтвег.
Насекомое с трудом ползло мимо фасадов, по которым хлестал дождь.
— Его природу не узнать, но оно очень уродливо. И почему я всё время думаю о сколопендре и девице Стурмфедер? — пожаловался Бильсен.
— Логично, — ответил еврей.
— Послушайте, — начал Шлехтвег, отхлебывая маленькими глотками кюммель, разбавленный водкой. — Надо понимать, что дом напротив абсолютно пуст. Жильцы из него нагрузили свою мебель на тележки и поспешно смылись. Там осталась лишь одна меблированная комната, в которой на кровати лежит мертвая Стурмфедер. Там нет ни одной живой твари, кроме… сколопендры.
— Она пробралась через щель, — кивнул Селиг.
— А что еще там движется, — жалобно простонал Бильсен. — Слышите? Слышите?
Тишина в доме напротив лопнула, как стеклянная палочка.
Послышался раздражающий и неясный шум.
— Это Стурмфедер, — прошептал Шлехтвег.
— Да, шум из ее кухни!
До них доносился привычный шум моющихся тарелок, перезвон чашек, журчание воды в мойке, стук посуды, которую ставят на место.
Потом раздался хлопок пламени в зажженной горелке, а через несколько минут запел чайник.
— Шторы плотно закрыты, — сказал Бильсен, — однако я знаю, что через грязный муслин «наблюдают за улицей и за этой штукой, которая ползет так медленно, так медленно…»
— Ого! Запах ее кофе! Я узнаю его, готов на пари.
— Однако она мертва, мертва, — почти плача, произнес Шлехтвег.
— Это ничего не доказывает, — ответил еврей.
В мрачной комнате на несколько минут воцарилась тишина, потом шум внезапно усилился, словно кто-то поспешно заканчивал недоделанную работу.
— Да, теперь я знаю, — сказал Селиг Натансон.
Его пожелтевшие от никотина пальцы указали на улицу.
Три худых человека несли гроб в дом, где лежала девица Стурмфедер.
Они оказались тремя веселыми и очаровательными носильщиками.
Они подмигнули студентам, высунувшимся из окна, и открыли узкий желтый ящик, в котором в соломенных футлярах лежали три бутылки водки.
Чуть позже, когда они вошли в дом напротив, послышался стук молотков, а потом звучные тосты.
— Прозит! — подхватили студенты, налив спиртное в кружки и осушив их.
— Три больших бутылки, — восхитился Шлехтвег. — Послушайте их!
Из мрака ужасного дома донеслась песнь-импровизация.
— Они веселятся, — сказал Бильсен. — Они нашли свежий горячий кофе и принесли с собой три больших бутылки. Давайте петь, как они.
Люди вышли из дома.
— Хорошее дерево! — крикнул один из них.
— Я вас принял за шестиногую сколопендру, — сообщил им Шлехтвег, — прошу прощения.
Они любезно ответили, что за такие пустяки не стоит извиняться.
— Есть очень хорошие шестиногие сколопендры.
И ночь снова стала совершенно тихой.
— Вы обратили внимание, как ускорялся ритм шума по мере продвижения гроба по улице?
— С меня хватит пустых мыслей, Селиг. У нас на столе четыре пустые бутылки, а графин наполнен чудесным финским кюммелем. Может, споем?
Они затянули песнь гробовщиков, повторив ее три или четыре раза. Они были не в силах молчать и орали песню фальцетом.
Вдруг в доме напротив раздался ужасающий шум.
Стекла окна задрожали. Слышались резкие удары, и в полной пустоте дома раскатился гром, а ведь там оставалась только сколопендра.
— Раз, два, три!
Бах! Бах! По дому напротив разносилось эхо.
— Ха-ха! Я мертвецки пьян, а она мертва и не пьяна! — осклабился Шлехтвег.
