Жизнь и приключения Николаса Никльби - Диккенс Чарльз (книги читать бесплатно без регистрации полные .txt) 📗

Николас стоял спиной к занавесу, то созерцая декорация первой сцены, изображающие готическую арку фута на два ниже мистера Крамльса, который должен был, пройдя под этой аркой, совершить свой первый выход, то прислушиваясь к двум-трем зрителям, которые щелкали орехи на галерке и рассуждали, есть ли еще кто-нибудь, кроме них, и театре, когда к нему запросто обратился сам директор.

— Были сегодня в зале? — спросил мистер Крамльс.

— Нет, — ответил Николас, — еще нет. Но я собираюсь смотреть представление.

— Билеты шли недурно, — сказал мистер Крамльс, — четыре передних места в середине и целая ложа.

— Вот как! — сказал Николас. — Должно быть, для семьи?

— Да, — ответил мистер Крамльс. — Это очень трогательно. Там шестеро детей, и они приходят только в том случае, если играет феномен.

Трудно было кому-нибудь — кто бы он ни был — посетить театр в тот вечер, когда бы феномен не играл, поскольку он ежевечерне исполнял по меньшей мере одну, а нередко две или три роли; но Николас, щадя отцовские чувства, не стал упоминать об этом пустячном обстоятельстве, и мистер Крамльс продолжал говорить, не встретив возражений.

— Шестеро! — сказал этот джентльмен. — Папа и мама — восемь, тетка — девять, гувернантка — десять, дедушка и бабушка — двенадцать. Потом еще лакей, который стоит за дверью с мешком апельсинов и кувшином воды, настоенной на сухарях [50], и бесплатно смотрит спектакль через окошечко в двери ложи. И за всех одна гинея — им выгодно брать ложу.

— Удивляюсь, зачем вы пускаете столько народу, — заметил Николас.

— Ничего не поделаешь, — отозвался мистер Крамльс, — так принято в провинции. Если детей шестеро, то приходят шестеро взрослых, чтобы держать их на коленях. В семейной ложе всегда помещается двойное количество. Дайте звонок оркестру, Граден.

Эта незаменимая леди выполнила приказ, и вскоре можно было услышать, как настраивают три скрипки. Эта процедура растянулась на столько времени, на сколько предположительно могло хватить терпения у публики; конец ей положил второй звонок, являвшийся сигналом начинать всерьез, после чего оркестр заиграл всевозможные популярные мелодии с неожиданными вариациями.

Если Николас был поражен переменой к лучшему, происшедшей с джентльменами, то превращения леди оказались еще более изумительными. Когда из уютного уголка директорской ложи он узрел мисс Сневелличчи в ослепительно-белом муслине с золотой каймой, и миссис Крамльс во всем величии жены изгнанника, и мисс Бравасса во всей прелести наперсницы мисс Сневелличчи, и мисс Бельвони в белом шелковом костюме пажа, исполнявшего свой долг всюду и клявшегося жить и умереть на службе у всех и каждого, он едва мог сдержать свой восторг, выразившийся в громких аплодисментах и глубочайшем внимании к происходящему на сцене.

Сюжет пьесы был в высшей степени интересен. Неизвестно было, в каком веке, среди какого народа и в какой стране он развертывается, и, быть может, благодаря этому он был еще восхитительнее, так как, за неимением предварительных сведений, никто не мог догадаться, что из всего этого получится.

Некий изгнанник что-то и где-то совершил с большим успехом и вернулся домой с триумфом, встреченный приветственными кликами и звуками скрипок, вернулся, дабы приветствовать свою жену — леди с мужским складом ума, очень много говорившую о костях своего отца, которые, по-видимому, остались непогребенными, то ли по своеобразной причуде самого старого джентльмена, то ли вследствие предосудительной небрежности его родственников — это осталось невыясненным. Жена изгнанника находилась в каких-то отношениях с патриархом, жившим очень далеко в замке, а этот патриарх был отцом многих из действующих лиц, но он хорошенько не знал, кого именно, и не был уверен, своих ли детей воспитал у себя в замке, или не своих. Он склонился к последнему и, находясь в замешательстве, развлек себя банкетом, во время коего некто в плаще сказал: «Берегись!» — но ни один человек (кроме зрителей) не знал, что этот некто и был сам изгнанник, который явился сюда по невыясненным причинам, но, может быть, с целью стащить ложки.

Были также приятные маленькие сюрпризы в виде любовных диалогов между удрученным пленником и мисс Сневелличчи и между комическим воином и мисс Бравасса; кроме того, у мистера Ленвила было несколько очень трагических сцен в темноте во время его кровожадных экспедиций, потерпевших неудачу благодаря ловкости и смелости комического воина (который подслушивал все, что говорилось на протяжении всей пьесы) и неустрашимости мисс Сневелличчи, которая облачилась в трико и в таком виде отправилась в темницу к своему пленному возлюбленному, неся корзиночку с закусками и потайной фонарь. Наконец обнаружилось, что патриарх и был тем самым человеком, который так неуважительно обошелся с костями тестя изгнанника, и по этой причине жена изгнанника отправилась в замок патриарха, чтобы убить его, и пробралась в темную комнату, где после долгих блужданий в потемках все сцепились друг с другом и вдобавок принимали одного за другого, что вызвало величайшее смятение, а также пистолетные выстрелы, смертоубийство и появление факелов. После этого вперед выступил патриарх и, заметив с многозначительным видом, что теперь он знает все о своих детях и сообщит им это, когда они вернутся, заявил, что не может быть более благоприятного случая для сочетания браком молодых людей. Затем он соединил их руки, с полного согласия неутомимого пажа, который (будучи, кроме этих троих, единственным оставшимся в живых) указал своей шапочкой на облака, а правой рукой на землю, тем самым призывая благословение и давая знак опускать занавес, что и было сделано при дружных рукоплесканиях.

— Ну, как по-вашему? — осведомился мистер Крамльс, когда Николас снова прошел на сцену.

Мистер Крамльс был очень красен и разгорячен, потому что эти изгнанники — отчаянные люди, когда дело доходит до крика.

— По-моему, великолепно, — ответил Николас. — В особенности мисс Сневелличчи была необычайно хороша.

— Это гений! — сказал мистер Крамльс. — Эта девушка — настоящий гений! Кстати, я подумываю о том, чтобы поставить вашу пьесу в ее заказанный вечер.

— Когда? — переспросил Николас.

— В ее вечер, заранее заказанный. В ее бенефис, когда ее друзья и патроны заказывают спектакль, — пояснил мистер Крамльс.

— А, понимаю, — отозвался Николас.

— Видите ли, — сказал мистер Крамльс, — в такой день пьеса несомненно пройдет, и если даже она не будет пользоваться тем успехом, на какой мы рассчитываем, то, знаете ли, мы ничем не рискуем.

— То есть вы, — поправил Николас.

— Я и сказал — я, — возразил мистер Крамльс. — В понедельник на будущей неделе. Что вы на это скажете? Пьесу вы сделаете задолго до этого и, конечно, успеете разучить роль любовника.

— Не могу сказать, что «задолго до этого», — ответил Николас, — но к тому времени я, пожалуй, берусь приготовиться.

— Прекрасно, — продолжал мистер Крамльс. — Итак, будем считать вопрос решенным. Теперь я хочу просить вас еще кое о чем. В таких случаях проводится маленькая… как бы это выразиться… маленькая кампания по сбору голосов.

— Вероятно, среди патронов? — осведомился Николае.

— Среди патронов. Но у Сневелличчи было столько бенефисов в этом году, что она нуждается в приманке. У нее был бенефис, когда умерла ее свекровь, и еще бенефис, когда умер ее дядя; у миссис Крамльс и у меня были бенефисы в день рождения феномена, в годовщину нашей свадьбы и по случаю других такого же рода событий, так что, собственно говоря, хороший бенефис связан с некоторыми трудностями. Мистер Джонсон, не согласитесь ли вы помочь бедной девушке? — сказал Крамльс, присаживаясь на барабан, взяв большую понюшку табаку и пристально поглядев в лицо своему собеседнику.

— Что вы имеете в виду? — спросил Николас.

— Как вы думаете, не можете ли вы уделить завтра утром полчасика, чтобы зайти вместе с ней к двум-трем патронам? — вкрадчивым голосом прошептал директор.