Мертвые души. Том 3 - Авакян Юрий Арамович (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
Всё услышанное Чичиковым от Петра Ардалионовича пришлось более чем по сердцу нашему герою, а в особенности сделанное тем предложение, касавшееся золотых приисков. И мысль заделаться золотопромышленником как—то сразу глянулась ему. Он точно бы почуял, что это и есть то самое дело, ради которого он и явился на сей Белый свет и поблагодаривши Провидение, приведшее его в сии далёкие, но благословенные края, к названным приветливым хозяином приискам, что точно бы нарочно дожидали здесь его появления.
«Что же, с теми капиталами, что в скором времени должны перейти ко мне, можно будет взяться и за прииски…», — подумал он, и обратившись к Петру Ардалионовичу, сказал:
— Ныне я более чем уверен в правоте нашего общего друга, который, и это видно изо всего рассказанного вами, любезнейший Пётр Ардалионович, впрямь желал мне одного лишь добра. Так что можно сказать, сейчас я словно бы весь горю от желания поскорее провесть уж сказанное мною переселение, но к моему большому огорчению на пути моём возникнули некия обстоятельства, могущие чрезвычайно осложнить предстоящие мне и без того нелёгкие хлопоты. Вот посему—то и хотелось бы мне заручиться неоценимой вашей поддержкою.
— Говорите, в чём собственно загвоздка и я обещаю вам свою помощь, — сказал Пётр Ардалионович, поощряя Чичикова к дальнейшему изложению его дела, потому как Павел Иванович вдруг сделался ему ещё более симпатичен и, надобно думать, не только благодаря дружбе его с Леницыным, но и по причине тех капиталов, что увидел он стоящими за Чичиковым.
— А «загвоздка», как вы изволили выразиться в том, что сия смена маршрута и связанные с нею перемены в планах нарушили мои финансовые дела. И тех сумм, что годились для переселения моих крестьян в Херсонскую губернию, вовсе не достаёт для путешествия в губернию Собольскую. Судите сами, каковые средства придётся издержать на одну лишь тёплую одежду да сапоги?! А прокорм, а обустройство на месте?! Так что, как ни крути, а всё одно выходит втрое дороже. Ежели же присовокупить ещё и то, что плачу я ежедневно за постой таковой орды; потому что крестьяне мои по бумагам, вроде бы уж выведены, а на деле же содержатся у друзей моих в Тьфуславльской губернии, то тут набегают суммы весьма и весьма внушительные, что и не удивительно, потому как расход велик. По сей—то причине и появилась у меня нужда в залогах, потому что, как видит Бог, без залогов мне подобного переселения уж не осилить. Вот и был послан я до вас милейшим Фёдором Фёдоровичем, дабы загвоздку сию с вашей помощью разрешить, — сказал Чичиков, закончивши излагать сочинеёную им по случаю сказку, потому как считал, что Петру Ардалионовичу вовсе не надобно знать всей касавшейся грандиозного его предприятия правды, дабы не возникли в нём ненужные Павлу Ивановичу мечтания и искушения.
— Однако же, Павел Иванович, дорогой вы мой, вы хотя бы подскажите мне, в чём может состоять моё участие в ваших злоключениях? Потому как, скажу вам прямо, покуда ещё не вижу каковым манером, мог бы я вам помочь, — сказал Петр Ардалионович.
— Очень даже, что и можете, любезнейший мой Пётр Ардалионович. И помощь сия, как думается мне, для вас и проста и необременительна. Я же со своей стороны, непременно же отблагодарю тех чиновников, коих придётся мне некоторым образом озаботить, при вашем на то, безусловно, согласии и благорасположении, — поспешил заверить его Чичиков.
— О чиновниках и о вашей к ним благодарности поговорим мы несколько позднее, пускай сперва дело сделают. Только скажите же мне, в чём тут, собственно, собака зарыта? За остальным же, смею вас заверить, дело не станет, — сказал Пётр Ардалионович.
— Видите ли, друг мой, обстоятельства мои в последнее время сложились таковым образом, что всё свое имущество – движимое и недвижимое обратил я на уже упомянутые мною приобретения. Так что, имея нынче потребность в залогах, я ежели что и могу заложить, так всё те же приобретённые мною души, — сказал Чичиков.
— Ну вот и преотлично, закладывайте, коли так. Чего же проще? — удивился Пётр Ардалионович, всё ещё не понимая того в чём, собственно, может состоять его роль в переселении купленных на вывод крестьян.
— Так дело то всё в том, что по закону, коли были они приобретены мною без земли на вывод, то и заложить я их могу лишь после того, как произведено будет переселение, а крестьяне все до единого прикреплены будут к земле. Такова вот та «загвоздка», о которой справедливо вы, Пётр Ардалионович, изволили заметить. И нынче я словно бы попался в силки: вывести крестьян не имею возможности по причине недостатка потребных на то средств; средства же сии получить не в состоянии, потому что никак не выведу крестьян. Вот с чем я, собственно, к вам и пожаловал, любезнейший Пётр Ардалионович, и сейчас и моя судьба, и вся моя будущность в одних лишь ваших руках. На вас лишь одного уповаю! Помогите мне, дорогой мой друг, прикажите лишь только кому надобно, чтобы выписали мне нужных бумаг о том, что переселение, якобы уж было проведено по закону, и крестьяне, как оно и положено, уж приписаны к земле. Век за вас Бога молить буду и малым деткам своим накажу! — со слезою в голосе проговорил Чичиков, приплетя красного словца ради ещё и неких «малых деток».
— Господь с вами, Павел Иванович! Только—то и всех делов?! — усмехнулся Пётр Ардалионович. — Экая, признаться, чепуха. Вы только, друг мой, предоставили бы мне реестрик всех потребных вам бумаг, а уж мои умельцы враз бы их вам состряпали.
— Не только что реестрик, у меня почитай все сии бумаги вчерне составлены по нужному образцу. Так что осталось разве что перебелить их на соответствующие формуляры, да проставить подписи с печатями, где нужно. В этом—то и состоит вся моя до вас просьба, — отвечал Чичиков.
— Ну, вот и ладно! Стало быть, дело за малым! Вы Павел Иванович, пожалуйте ко мне сегодня к обеду, там всё ваше дело и сладим, потому как я нужных до вас людей позову, — сказал Пётр Ардалионович с ободряющей улыбкою взглянувши на Чичикова. – А кстати, Павел Иванович, где вы остановились? Ведь в нашем городе, насколько я могу судить у вас ни друзей, ни знакомых нет? — спросил Пётр Ардалионович, когда Чичиков откланявшись, собирался уж покинуть его кабинет.
— О, об этом можете не беспокоиться! Я прекрасно устроился в городской вашей гостинице, — сказал Чичиков.
— Это же неудобно, — возмутился Пётр Ардалионович, — сей же час берите весь ваш багаж и пожалуйте ко мне. Где это видано, чтобы я позволил другу моего друга прозябать в каких—то гостиницах!
И склонившись над столом он принялся писать что—то на листке бумаги. Покончивши с писанием, он протянул Чичикову конверт, сказавши на прощание:
— Велите прислуге передать сию записку моей супруге. Я тут велю, чтобы она позаботилась о том, чтобы вас устроили так, как оно подобает.
С чем Чичиков и покинул Присутствие, чувствуя, как в сердце его словно бы расцветают райския цветы, а в душе поют райския же птицы.
Времени до обеду оставалось более чем предостаточно, почему Павел Иванович и решил сперва прокатиться по Собольску, благо к тому располагала и погода, полная яркого катящегося в осень солнца и здорового чистого воздуха напоенного ароматами подошедших к закату короткой своей жизни трав, и лишь затем, забравши из гостиницы свой скарб, перебираться в дом к радушному Петру Ардалионовичу. Тому способствовало ещё и известное всякому бесспорное соображение, что добрая прогулка есть наилучший способ обретения человеческим организмом доброго аппетита, который, без сомнения, сегодня пригодится нашему герою.
Вот почему поколесивши по городским улицам, вновь оставившим по себе самое самое выгодное впечатление, Павел Иванович довольно скоро выбрался на крутой берег реки представлявший собою некое подобие набережной, отороченной весьма искусно срубленной деревянною балюстрадою, ограждавшей пешехода от опасно уходящего к воде обрыва, скатывающегося вниз к реке и противуположному низкому и пологому, терявшемуся в степной дали, берегу. У Чичикова, замершего в своей коляске у края сей необыкновенной, словно бы уносящейся из под ног крутизны, с которой было видно далёко—далёко, даже перехватило дух от вида тех гигантских пространств, что развернулись перед ним во всей своей необозримой шири.
