Атлант расправил плечи. Книга 1 - Рэнд Айн (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
– А тебе?
– Да… – прошептала она.
Он подошел к ней, схватил за плечи и сквозь тонкую ткань блузки прижался губами к ее груди.
Затем, продолжая держать Дэгни за плечи, молча посмотрел на нее.
– Что ты сделала с браслетом? – наконец спросил он. Они никогда раньше не затрагивали эту тему. Дэгни пришлось выдержать паузу, чтобы ее голос прозвучал ровно и спокойно:
– Он у меня.
– Я хочу, чтобы ты носила его.
– Если кто-нибудь догадается, тебе будет гораздо хуже, чем мне.
– Носи его.
Дэгни достала браслет из его металла и молча протянула Реардэну, глядя ему в глаза. На ее ладони, поблескивая, лежал зеленовато-голубой браслет. Не отводя глаз, Реардэн застегнул браслет на ее запястье. Когда замочек застежки клацнул в его пальцах, Дэгни наклонилась и поцеловала его руку.
***
Земля убегала под капот автомобиля. Разматывавшаяся среди холмов Висконсина автострада была единственным свидетельством труда человека, непрочной нитью, протянувшейся через море низкого кустарника, травы и деревьев. Это море расстилалось вокруг, играя желтыми и оранжевыми красками, временами вспыхивая ярко-красными полосками на склонах холмов и остатками зелени в ложбинах, простиравшихся под нависавшим сверху чисто-голубым небом. Среди этих открыточных красок капот автомобиля,
в котором, поблескивая солнечными лучами, отражалось осеннее небо, напоминал произведение ювелирного искусства.
Дэгни сидела у окна, вытянув ноги вперед. Ей нравилось удобное широкое сиденье, нравилось ощущать тепло солнечных лучей на плечах. Она наслаждалась простиравшимся перед ней великолепным пейзажем.
– Что я действительно хотел бы увидеть, так это рекламный щит, – сказал Реардэн.
Дэгни рассмеялась: сам того не зная, он высказал ее мысль.
– Что продавать и кому? Нам уже час не попадается навстречу ни единого дома или машины.
– Вот это мне и не нравится. – Реардэн нахмурился и слегка наклонился вперед, ближе к рулю. – Взгляни на эту дорогу.
Длинная полоска бетона побелела, как кости, брошенные в знойной пустыне, словно солнце и снег начисто стерли следы колес, масла и бензина, лишив поверхность блеска, всегда сопутствующего автомобильному движению. Из трещин в бетоне торчала зеленая трава. Эту дорогу уже много лет не ремонтировали и не пользовались ею; но трещин было мало.
– Хорошая дорога, – сказал Реардэн. – Ее строили надолго, и у того, кто ее построил, должно быть, были веские основания предполагать, что здесь будет очень оживленное движение.
– Да… ты прав.
– Мне это не нравится.
– Мне тоже, – сказала Дэгни и улыбнулась. – Но вспомни, как часто люди жалуются, что рекламные щиты уродуют пейзаж. Что ж, вот им не обезображенная местность. Пусть любуются. – И добавила: – Я таких людей ненавижу.
Ей не нравилось беспокойство, которое она ощущала и которое еле заметно разъедало удовольствие этого дня. За последние три недели это беспокойство временами посещало ее, когда она смотрела на пейзаж, мелькавший за окошком автомобиля. Дэгни улыбнулась: капот был неподвижной точкой в поле ее зрения, под которой бежала земля; он был центром, фокусом, источником чувства безопасности в мутном расплывающемся мире… капот автомобиля у нее перед глазами и руки Реардэна на рулевом колесе… Она улыбнулась, подумав, что чувствует себя вполне удовлетворенной, ограничив свой мир этими очертаниями.
После недели путешествия, когда они ехали наугад, отдаваясь на милость неведомых проселочных дорог, Реардэн однажды утром сказал:
– Дэгни, должен ли отдых быть бесцельным? Она рассмеялась:
– Нет. Какой завод ты хочешь осмотреть?
Реардэн улыбнулся – ему не нужно было чувствовать себя виноватым, не нужно было ничего объяснять.
– Я слышал об одном заброшенном руднике возле Сагино Бей. Говорят, он полностью выработан.
Они поехали через Мичиган к этому руднику. Приехав, долго ходили по пустынным заброшенным участкам. На фоне неба, словно скелет, возвышались останки крана, у них из-под ног, гремя, выкатился какой-то ржавый котелок. Дэгни ощутила наплыв уже знакомого беспокойства, на этот раз более острого и грустного, но Реардэн бодро сказал:
– Выработанный, черта с два! Я им покажу, сколько руды и денег отсюда еще можно выкачать.
Возвращаясь к машине, он сказал:
– Я купил бы этот рудник завтра же утром, если бы мог найти нужного человека и поставить его работать здесь.
На следующий день, когда они ехали на юго-запад, он вдруг сказал после долгого молчания:
– Нет, придется подождать, пока этот закон не отправят в мусорную корзину. Если кто может разработать этот рудник, ему моя помощь не нужна. А кому она нужна, тот гроша ломаного не стоит.
Они, как всегда, свободно говорили о своей работе, в полной уверенности, что поймут друг друга. Но они никогда не разговаривали о себе. Реардэн вел себя так, словно их страстное влечение было физическим явлением, не подлежащим разумному определению. Каждую ночь она словно лежала в объятиях чужого, незнакомого человека, который позволял ей видеть дрожь ощущений, пробегавших по его телу, но ничто не выдавало, отзывается ли эта дрожь какими-нибудь чувствами в его душе. Каждую ночь она лежала рядом с ним, обнаженная, на ее руке неизменно поблескивал зеленовато-голубой браслет из металла Реардэна.
Она знала, каких мучений ему стоило расписываться в регистрационных журналах замызганных придорожных гостиниц – мистер и миссис Смит, – знала, как он ненавидел это. Иногда по плотно сжатым губам она замечала едва уловимое выражение злости на его лице, появлявшееся, когда он вписывал эти имена, столь естественные для той банальной лжи, к которой они вынуждены были прибегать, – злости на тех, из-за кого эта ложь стала неизбежной. Ей было безразлично понимающее лукавство гостиничной прислуги, словно подразумевавшее, что служащие и постояльцы являются соучастниками постыдного деяния, имя которому – стремление к наслаждению. Но Дэгни знала, что, когда они одни, когда он обнимает ее, это не имеет для него никакого значения; в такие минуты его глаза были живыми и безгрешными.
Они колесили по забытым людьми проселочным дорогам, минуя маленькие города, проезжая места, которых они давно не видели. Глядя на эти города, Дэгни ощущала тревогу– Прошло много дней, прежде чем она поняла, чего ей не хватает: вида свежей краски. Дома походили на людей в помятых костюмах, которые утратили всякое желание горделиво выпрямиться: карнизы напоминали опущенные плечи, ступеньки крылечек – разорвавшиеся швы, а разбитые окна – неряшливые заплаты. Люди на улицах глазели на новую машину не как на что-то редкостное, а так, словно блестящий черный силуэт был призрачным миражом из другого мира. Машин на улицах городов было очень мало, и большую часть их тащили за собой лошади. Дэгни уже забыла изначальный смысл словосочетания «лошадиная сила», и ей не нравилось видеть, как все это возвращается.
Она не рассмеялась, когда однажды на переезде местной железной дороги Реардэн усмехнулся, указав на доисторический паровоз, который, натужно пыхтя, выполз из-за холма, выкашливая через длинную трубу клубы черного дыма.
– Боже мой, Хэнк, это не смешно!
– Я знаю, – ответил он.
От этого места их отделяли семьдесят миль – час пути, когда она сказала:
– Хэнк, ты можешь себе представить «Комету Таггарта», которую тащит через весь континент паровоз?
– Что с тобой, Дэгни? Возьми себя в руки!
– Извини… Просто я подумала, что все бесполезно, моя новая дорога и твои новые печи, если мы не найдем человека, который смог бы производить двигатели для локомотивов. Если мы не найдем его как можно быстрее.
– Тед Нильсен из Колорадо – вот человек, который тебе нужен.
– Да, если он найдет способ открыть новый завод. Он вложил больше денег, чем следовало, в акции «Джон Галт инкорпорейтэд».
– Но это оказалось весьма прибыльным капиталовложением, правда?
