Сестры Марч (сборник) - Олкотт Луиза Мэй (книги серия книги читать бесплатно полностью txt) 📗
Другой на его месте успокоился бы мыслью, что это не его дело. Но Баэр сразу понял положение молодой девушки, бедной, оторванной от домашнего присмотра, материнской любви и отеческой заботы. Он ощутил сильное желание помочь ей; точно так же он бросился бы спасать ребенка из пасти дикого зверя. Когда урок завершился и Джо, не дожидаясь его ухода, стала вдевать нитку в иглу, он сказал очень просто, но в то же время проникновенно и серьезно:
– Мне так понравилось, как вы отодвинули это от себя. Я скорее дал бы моим сыновьям играть с порохом, чем читать подобное. Грустно думать, что какие-то молодые девушки могут читать такое.
– Вы, мне кажется, немного преувеличиваете, – возразила Джо. – Это скорее глупо, чем безнравственно. Однако на это есть спрос, за это платят деньги – и я знаю, что многие уважаемые литераторы, чтобы подработать, сочиняют подобные истории и печатают их в газетах.
Говоря это, Джо так резко дернула иголку, что надорвала ткань.
– Мы же с фами не пойдем торговать спиртным, хотя и на него есть спрос! Если бы «уфажаемые литераторы» думали о том, какой фред приносят их так назыфаемые истории, они почуфствовали бы, что не так уж честно зарабатыфают свой хлеб. Это как яд ф засахаренной облатке. Лушше уж пойти подметать улицы, чем делать то, што делают они!
Мистер Баэр произнес эти слова со всей страстью. Потом он подошел к камину и бросил в него скомканную газету. Джо сидела неподвижно, с таким видом, словно огонь обжигал и ее. Треуголка давно уже превратилась в дым, а у нее все не переставали гореть щеки.
– Если бы можно было сшечь весь тираж и еще много подопных тиражей! – бормотал профессор, понемногу успокаиваясь.
Джо представила, какой величины костер вышел бы из рукописей и публикаций, сложенных в ее комнате наверху. Она почувствовала, как деньги, заработанные с таким трудом, вдруг легли тяжким грузом на ее совесть. Правда, она могла сказать себе в утешение, что в ее глупых рассказах нет ничего безнравственного или злобного, но… Джо взяла учебник и предложила тоном примерной ученицы:
– А можно немного продлить наш урок? Я обещаю вам отныне быть хорошей и благоразумной.
– Ошень надеюсь на это, – ответил он, вкладывая в свой ответ более глубокий смысл, и выразительно посмотрел на нее. Отчего Джо показалось, что названия ее рассказов крупными буквами напечатаны у нее на лице.
Поднявшись к себе наверх, она вытащила газеты и стала перечитывать свои рассказы. Мистер Баэр был дальнозорким и иногда надевал очки. Как-то раз Джо для смеха примерила их и увидела мелкий шрифт в книге увеличенным вдвое. И вот теперь она словно надела нравственные очки. Убожество написанных ею рассказов тут же бросилось ей в глаза – она пришла в ужас.
Боже, какой же это хлам! Причем каждый следующий рассказ хуже предыдущего. «Я просто скатываюсь на дно. Как это все постыдно! Что я скажу в свое оправдание, если продолжу эту писанину и ее увидит папа или мистер Баэр?»
Джо едва не устроила пожар, предавая огню позорящие ее улики.
«Да, лучше сжечь дом, чем губить сердца людей», – думала она, глядя, как в пламени почти завершенный «Дьявол острова Джуры» превращается в черный уголек с огненными глазами.
И что же осталось от трехмесячного труда? Кучка пепла и немного денег в кошельке. Она подумала о том, как ей распорядиться гонорарами.
«Надеюсь, я сотворила не так уж много зла и могу оставить деньги как оплату за потраченное время, – сказала она себе после долгих раздумий. – Уж лучше бы я была бессовестной. Обычно именно те, кто не задумывается о последствиях своих поступков, и преуспевают в жизни. Но я дочь своих родителей, а они у меня очень разборчивы и щепетильны».
Ах, Джо! Тебе надо не сожалеть, а благодарить Бога, что у тебя такие родители. И жалеть не себя, а тех, у кого нет добрых опекунов, готовых оградить их нерушимой стеной принципов. Это не тюрьма, как кажется поначалу, а незыблемый фундамент, на котором зиждется человеческий характер.
Бросив писать развлекательные истории, Джо ринулась в иную крайность. Взяв за образец нравоучительные творения миссис Шервуд, мисс Эджворт и Ханны Мор, она написала нечто вроде развернутой проповеди. В достоинствах своего нового сочинения она сильно сомневалась – ее живое воображение и романтические наклонности задыхались в тяжелых оковах морализаторства, она словно вырядилась в неуклюжие одежды прошлых веков. Джо попыталась предложить этот шедевр дидактики нескольким издателям, но все единодушно отвергли его. Тогда она со вздохом припомнила слова Дэшвуда о том, что мораль нынче спросом не пользуется.
Еще она написала книжку для детей, которую «за так» с радостью бы напечатали, но ей, видите ли, нужны были деньги. Правда, один миссионер высказал желание заплатить ей, но с условием, что в дальнейшем она станет работать под его неусыпным надзором. Сочинять для детей она была готова, но ее не устраивало требование, чтобы всех непослушных мальчиков непременно съедали медведи или разрывали на части бешеные бизоны, а послушные покорно расставались с жизнью, не достигнув юности, и с пением псалмов возносились на небо, сопровождаемые эскортом ангелов.
Одним словом, из всех этих опытов ничего не вышло. «Видно, я ни на что пока не гожусь. Буду делать черную работу, а дальше посмотрим», – приняла решение юная писательница и в порыве смирения закупорила свою чернильницу.
Когда последняя победа в схватке с собой была одержана, жизнь вошла в обычную колею, и дни потянулись однообразно. И если порой Джо выглядела чересчур серьезной или опечаленной, то на это никто не обращал внимания, за исключением профессора Баэра. Незаметно для Джо он наблюдал за ней, пытаясь понять, подействовали ли его укоры. Хотя речь на эту тему ни разу не заходила, Баэр догадался, что она бросила писать. Исчезли следы чернил с ее пальцев; она перестала покидать пансион, чтобы наведаться в очередную редакцию; и вообще больше времени стала проводить в гостиной или у себя в комнате; с заметным рвением училась, решив занять свой ум вещами более полезными, хотя, может быть, и не столь приятными, как сочинительство.
Баэр во многих отношениях помог ей, показав себя настоящим другом, и, пока ее перо пребывало в праздности, она училась у него не только немецкому языку; в беседах с профессором закладывались основы самого увлекательного произведения Джо – книги ее жизни.
Зима промелькнула незаметно, но Джо осталась у миссис Кирк до июля. Все были огорчены ее предстоящим отъездом: дети плакали, а у мистера Баэра волосы на голове стояли дыбом, поскольку он всегда ерошил их, когда был чем-нибудь огорчен.
– Счастливая девочка, у тебя есть дом! – повторял он вечером накануне ее отъезда, когда она собрала у себя в комнате гостей.
Она уезжала рано утром и поэтому попрощалась со всеми с вечера. Когда очередь прощаться дошла до мистера Баэра, Джо обратилась к нему со следующими словами:
– Я надеюсь, сэр, что если судьба приведет вас в наши края, то вы непременно проведаете нас. Если вы забудете – я вам ни за что не прощу! Мои домашние обязательно должны познакомиться с моим другом.
– Это правда? Я могу приехать? – в его голосе прозвучало столько радости и столько надежды, что Джо опешила.
– Конечно. Приезжайте в следующем месяце. Лори как раз сдает выпускные экзамены, и вы полюбуетесь церемонией вручения дипломов.
– Лори – это ваш лучший друг? – спросил профессор уже совсем другим голосом.
– Да, мой мальчуган Тедди. Я им очень горжусь и хочу, чтобы вы его увидели.
Говоря это, Джо думала лишь о том, как ей будет приятно представить их друг другу. Но что-то в лице Баэра навело ее на мысль, что Лори может повести себя не просто по-дружески. Она невольно начала краснеть и краснела тем больше, чем сильнее старалась подавить свое смущение. Ее выручила забравшаяся к ней на колени Тина, они обнялись – и Джо удалось спрятать лицо.
Она надеялась, что профессор ничего не заметил, однако он все заметил, но сдержался и сказал уже прежним, сердечным и радостным тоном:
