Героинщики (ЛП) - Уэлш Ирвин (прочитать книгу txt) 📗
Каждый шаг отдается болью в моей проклятой спине. Я притираюсь курткой об ограждение и слышу, как трещит ткань. Позади нас один крепкий мужик с красной рожей бежит, хромая и задыхаясь, и кричит с северным английским акцентом:
- Ребята! Это же ... это же ... Они нас забьют до смерти!
Где мой ебаный отец?
Мы перебираемся через железнодорожный путь, я помогаю том чуваку перелезть на другую сторону. Его нога совсем плохая, но моя спина также сегодня не в настроении, для меня эта суета становится настоящим испытанием, и рука у меня совсем пошевелиться не может. Мой товарищ кричит, он в шоке. Хотя мне показалось, что говорит он, как англичанин, оказывается, его зовут Бен, и он - бастующий шахтер из Ноттингема. Он сильно повредил себе коленную чашечку.
Моя боль к тому моменту успел уже превратиться в тошноту, которая с появилась из глубины моего желудка. По ту сторону железнодорожного пути мы увидели ужасную кровавую бойню; пикетчиков, не успевших спастись, забивали, как тюленей, какую-то дичь, хотя кое-кто и пытался отбиваться. Парень в красной короткой куртке упал на колени, тормоша своего друга, который лежал на земле, вдруг коп ударил его сзади по черепу, и тот повалился прямо на своего товарища. Это была настоящая пытка. На верхнем мостике несколько пикетчиков стали хватать хлам с помойки и бросать его в полицейских. Несколько ребят вывели машину со двора и поставили ее посреди дороги, чтобы использовать как баррикаду. И дело здесь было вовсе не в охране порядка и не в политике сдерживания. Это - война против граждан.
Война.
Победители. Пострадавшие. Жертвы.
Я оставляю Бена и иду назад, к дороге, где нахожу настоящее облегчение - я вижу отца. Он стоит рядом с каким-то парнем, то выглядит довольно странно, потому что мне кажется издалека, что он в маске Бэтмена. Я подхожу ближе и понимаю, что это - почернела, закипела кровь, которая полностью покрывает его лицо, белки глаз и белые зубы - только их я и могу рассмотреть. У меня отнялся язык - это же Энди, его голову будто жарили на плите, очень долго жарили. Полиция не отступает, они то ли охотятся на нас, то ли просто пытаются оттеснить нас в село. Мы добираемся до автобуса, всем нашим попутчикам сильно досталось.
У отца глубокий порез на руке. Он сказал, что это один из пикетчиков бросил бутылку в копов, а мой старик не успел увернуться. Энди очень плохо, ему надо в больницу, но копы, которые сопровождали нас до самого автобуса, предупредили, что каждый, кто остановится возле больницы, подлежит аресту, и мы все должны ехать только в одном направлении - домой. Лица у них высокомерные, полные ненависти - совсем не такие, как тогда, когда они приветствовали нас на пути к заводу.
Мудаки сделали нас.
У нас нет никаких резонов не верить полицейским, но я хотел бы вернуться и убедиться, что с Никси тоже все в порядке.
- Мой друг ... - начинаю я.
Но старый качает головой и отвечает:
- Ни в коем случае. Водитель закрывает двери, и снова тебя не пустит.
Автобус отправляется в дорогу, и несколько ребят снимают рубашки, чтобы перевязать Энди голову и остановить кровотечение. Отец сидит рядом с ним и поддерживают его, пытается перевязать ему руку, в то время как бедный Энди повторяет:
- Никогда не видел такого ... Дэйви ... не могу поверить ...
Я низко сполз по сиденью, думая, как далеко это все может зайти; начальник полиции, министр внутренних дел, Тэтчер ... Отдавали они такой приказ или нет, они все равно замешаны в этой катастрофе. Законы против союзов и значительное повышения заработной платы для милиции, тогда как зарплата остальных работников государственного сектора и условия их жизнь становятся все хуже ... да, этих мудил уже ненавидят ...
На обратном пути в автобусе тихо, как в морге. Но после того, как заканчивается бухло, все в отместку вызывающе затягивают «Победу - шахтерам», их голоса становятся сильными и уверенными. Но мое настроение не улучшается даже от этого. У меня такое ощущение, будто нас всех обманули, что мы возвращаемся с Хемпдена, где рефери назначил во время «Старой фирмы» тупое, бессмысленное пенальти на последней минуте. На улице настоящая жара, но по автобусу гуляет холодный ветер, я замерзаю. Я высунулся в открытое окно, у меня изо рта вырывается пар. У меня все болит, особенно - рука, а каждое вдыхание становится для меня болью в проклятой спине.
Эти ребята на задних сиденьях автобуса начинают топать ногами и петь: сначала пренебрежительные ирландские республиканские баллады, затем - несколько куплетов в поддержку Ирландской республиканской армии, а затем вообще что-то непонятное.
В конце концов, они сосредотачивают свой репертуар на ирландских балладах.
Мой старик встает и осуждающе указывает пальцем на них; на тряпке, которой ему перевязали руки, проступает кровь:
- БРОСАЙТЕ ПЕТЬ ЭТО ГОВНО, ВЫ, ПРОКЛЯТЫЕ ТЕРРОРИСТЫ ОТБРОСЫ ЕБАНЫЕ! ЭТО - НЕ СОЦИАЛИСТСКИЕ ДАЖЕ НЕ ПРОФСОЮЗНЫЕ ПЕСНИ, ВЫ, УЕБАНЫ СРАНЫЕ!
Один костлявый малый тоже встает и начинает вопить в ответ:- НА ХУЙ ИДИ, ТРУСЛИВЫЙ ТОРИЕВСЬКИЙ ЧМЫРЬ!
- Я НЕ ТРУСЛЫВЫЙ ТОРИ ... ты, блядь, сам ...
Тут мой старик пулей летит к задним сиденьям, как бык на красную тряпку, я следую за ним, настигаю и хватаю его здоровой рукой. Мы одинаковые на вид, а я однозначно слабее этого здоровяка, и, к счастью, Кэмми помогает мне усмирить старика. Отец и те мудилы кричат друг на друга, но, в конце концов, успокаиваются, и нам с Кэмми удается оттянуть старика на его место. Новый спазм скручивает мою спину так, что из глаз текут слезы, когда автобус подскакивает на выбоине.
Ебаный уиджи, ну не могут они без того, чтобы не совать свой сраный футбол. Ирландское дерьмо повсюду ...
Мы посадили отца на место, но надо отдать должное - один из тех отбросов подошел к нему и извинился. Костлявый Чмырь, его подбородок настолько мал, что его даже сложно заметить, а зубы у него торчат шифером.
- Прости за это, старик, ты прав, неудачная песня в неудачное время...
Отец кивает, принимая извинения, а парень в ответ протягивает ему бутылку «Грауз». Старый делает большой глоток из нее в знак примирения, отдает назад Бобру, но тот протягивает ее мне. Я машу рукой, отказываюсь.
Блядь, если я выпью что-то из рук этих подонков, то я тоже таким дерьмом стану.
- Все в порядке, сынок, у нас всех эмоции сейчас зашкаливают, - примирительно говорит отец, кивая Энди, у которого челюсть отвисла, он был поражен до глубины души.
Затем они начинают обсуждать сегодняшние события и скоро уже обнимают друг друга за плечи, как лучшие друзья. У меня такое ощущение, будто рвота к горлу подступила. Если существует на свете что-то отвратительнее этих грёбанных сектантов, то это когда они начинают брататься с нормальными людьми.
Я уже вообще не могу сидеть из-за своей проклятой спины. Замечаю дорожный знак из окна, он указывает, что мы приближаемся к Манчестер, и здесь - сам не знаю, что на меня находит, - моими мыслями возвращается Никси, и я встаю. - Я здесь сойду, папа.
Старик в шоке: - Почему? Поезжай со мной ...
- Ты же не хочешь сходить здесь, друг, - его новый лучший друг Бурундук
беспомощно пытается вмешаться, но я старательно игнорирую этого говнюка.
- Да нет, - продолжаю я разговор исключительно с отцом, - я же говорил, что хочу встретиться со старыми друзьями в «Казино Уиган».
Я врал. Это был ебаный понедельник, середина дня, а «Казино Уиган» вообще закрыли несколько лет назад, но это все, что я сумел придумать.
- Но бабушка ждет тебя в Кардональди ... Мы хотели поездом отправиться в Эмбри ... Твой брат в больнице, Марк, твоя мама будет волноваться ... -умоляет меня старик.
- Я выхожу здесь, - отвечаю я и отправляюсь вперед по салону, дохожу до водителя и прошу его притормозить. Он смотрит на нас, как на сумасшедших, но потом доносится свист тормозов, я выпрыгиваю из автобуса, и в моей спине снова возникает внезапная боль. Несмотря на это, я смотрю проклятому автобусу вслед, вижу непонимающе лицо отца, после чего автобус отправляется в путь и быстро сливается с потоком автомобилей на трассе. И тут я понимаю, что понятия не имею, зачем я вышел здесь и шагаю теперь по обочине. Но на ходу я чувствую себя лучше, мне уже не так болит, и единственная моя проблема - это убраться отсюда.
