Опасный возраст (СИ) - "Соня Фрейм" (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
Я начал курить в тринадцать лет, как и большинство подростков, от нечего делать. Хотя вообще я мог бы написать эссе про курение и его символическое значение в жизни людей.
И дело было даже не в сигаретах. Я уже говорил, отрочество - это время идентификации и жуткой тяги к самовыражению. Очень большую роль здесь играют атрибуты, имитация, подражание. Курение можно смело приписать к каждой из этих категорий. Оно приравнивается к искушенности, а количество выкуренных сигарет сходит за отсутствующий жизненный опыт. Хотя по сути это абсолютно бесполезный процесс. Вдыхать и выдыхать дым не дает ничего кроме закопченных легких, значит, здесь есть другой смысл.
Очень часто я, наблюдая за сверстниками, отмечал, что курение к тому же средство социализации. Закурить, чтобы стать своим. Стрельнуть сигарету и стать вдруг ближе, объединенные одной дурной привычкой. Как только вы прикуриваете от одной зажигалки, вы можете заговорить.
Далее причины дробились и расслаивались, выдавая индивидуальные комплексы и потаенные желания. Девушки преследовали образ роковой женщины. Парни пытались возмужать и сыграть плохишей. Все хотели поскорее вырасти, только начинали они не с головы, а со своего внешнего вида. Я не бросался ни в кого камнями в данном случае, потому что и сам попался примерно в ту же ловушку.
Очень хорошо помню, что это была осень: острый мороз, но отсутствие снега. Желтые листья над головой и хмурое небо. Ну и я унылый школьник, слоняющийся по дворам в одиночестве. Тогда у меня появилось это дикое желание – отрастить крылья и свалить отсюда к чертовой матери. Я ощущал тесноту, хотя вокруг меня была лишь пустота. И одновременно у меня появилось другое, не такое явное желание, его я осознал много позже. Я вдруг почувствовал острую потребность облечь в слова, все, что меня окружает. Я всегда чувствовал суть, это было какое-то интуитивное чувство формы и содержания, которое напоминало мне ощупывание вслепую. Как если бы я пыталась угадать, что из себя представляют все абстрактные явления мира, я хотел дать им имя и извлечь тем самым на свет.
Хотя на тот момент я был не более чем двенадцатилетниммальчиком, который с ужасом обнаружил в себе еще какой-то внутренний мир, который совершенно не считался с правилами внешнего. Оставалось только начать курить и стать конченным аутсайдером. Шатание по улицам было сродни паломничеству, а курение превратилось чуть ли не в таинство, так я с собой общался. Сигареты были средством самопознания.
***
31 декабря мама собиралась позвать пару своих друзей, и это обещал быть немного унылый вечер с их разговорами, многочисленными мисками с едой и шампанским в 12 часов. Я некоторое время уговаривал себя остаться, и просто посидеть в своей комнате, а потом, когда они исчезнут, выбраться наружу.
Но последнюю неделю старого года я безвылазно провел дома, и почувствовал, что если я еще и эту ночь проторчу в окружении компьютера, тупого наглого кота и каких-то старых детских постеров, то спячу. Временами у меня в голове что-то словно взбухало и стучало сотня молотков, или же это был всего лишь мой пульс.
Я должен был исчезнуть из дома. В идеале мне нужен был человек, с которым я мог бы поговорить о чем-нибудь, быть может, рассказать, как у меня дела, или же наоборот, послушать его. Но такого человека не было.
Исподтишка начало закрадываться подозрение, что все-таки моя мать права. Я дичаю. Одиночество хорошо до тех пор, пока оно не начинает вас уродовать. О том, чтобы поискать собеседника в лице одноклассников речи не было.
Поэтому, часов в девять я сказал, что иду к друзьям.
- Дай мне их телефон, - крикнула вдогонку она.
В гостиной уже сидели ее гости, и о чем-то переговаривались под мигание экрана телевизора. Меня проводили с легким интересом, кто-то даже на заднем плане произнес избитую фразу про то, как я быстро вырос. Я все равно их не помнил.
Дверь захлопнулась за мной в тот момент, когда мама поднялась, чтобы догнать меня и выпытать какую-нибудь информацию о моих несуществующих друзьях. Я стремглав слетел с лестницы и выбежал из подъезда. Вокруг расцвел колкий мороз, и я глубоко вдохнул.
Глаза болели от непрерывного сидения за компьютером, и заснеженный двор показался мне чуть ли не скриншотом с монитора. Потерев глаза, я медленно побрел вперед. Через пару минут я понял, что не так уж и холодно. Везде переливались огни, а машины вытянулись в длинную гирлянду. Пробки.
На свой страх и риск я сунулся в ближайший супермаркет. Я люблю такие магазины. Как ни странно в окружении товаров и миллионов наименований, я расслаблялся и с интересом шатался между рядами, разглядывая все подряд: от каких-нибудь свечек до разновидностей сыров. В супермаркетах я проявлял оживленное любопытство и мог торчать там часами, просто, чтобы убить время и побыть в спокойной обстановке. Мне нравятся супермаркеты, потому что там существует иллюзия выбора. В абстрактном смысле, это были поиски свободы, которая представала в виде йогуртов, памперсов и бутылок с пивом. В общем, супермаркеты были очень экзистенциальным местом.
Так, посмеиваясь над собственными размышлениями, обезумевшими от праздника людьми, я дошел до виноводочного отдела. В этом городе никто не смотрел сколько вам лет по удостоверению, достаточно было вашего хмурого небритого лица. А в магазинчиках на окраинах водку и сигареты могли продать даже десятилетнему.
Но вместо того, чтобы напиться, я решил, что лучше пойду на дамбу. Мне не хотелось потом спьяну расшибиться на льду, хотя суицидники всегда считали, что сочетание алого на белом смотрелось выигрышно. Так что я взял пару бутылок лимонада, какие-то крекеры, и отправился в конец бесконечной очереди. Кишка из людей двигалась, как в замедленной съемке, но торопится мне было некуда. Надо было пережить эту ночь, а потом… потом я что-нибудь придумаю.
На дамбу я добрался, как раз к двенадцати. Я сел посередине, на мой любимое место, откуда был широкий обзор на весь город. Почему-то потеплело еще больше и вдруг повеяло весной. Невольно я вспомнил голубое небо, сливающееся с синим ледяным озером. То лето было хорошим. Хотя я не хотел этого признавать.
Затем взгляд упал на мой невинный набор продуктов. Я внезапно понял, что взял тот же лимонад, что мы пили с Сашей в тот последний день на озере. Бутылки утопали в песке, и это выглядело здорово. Я вскрыл горлышко и сделал глоток.
В этот момент небо разорвало от мириад искрящихся бликов. Салюты одновременно выстреливали со всех концов города, даже в таком гнусном месте всем хотелось праздника. И даже мне, сидящему в одиночестве над городом с бутылкой лимонада и пачкой печенья.
Я чувствовал, что невольно в груди поднимается желание. Под искры и взмывающие в небо дорожки света, я сказал себе:
- Я хочу, чтобы произошло что-то хорошее.
В тот момент мне не хотелось быть одному, но и одиночество чувствовалось как-то правильно. Если бы Саша был жив, я бы вытащил его сюда, и мы бы смотрели на салют вместе. Но он умер, не дождавшись нового года. Весь этот месяц, я носил в себе образ его трупа, качающегося на люстре, и чувство глубокого непонимания по отношению ко всему.
В тот момент, под гром салютов, я мысленно пожелал ему, где бы он ни был, счастливого нового года.
И после этого Саша ушел из моей жизни окончательно.
Алиса
Ближе к февралю я почувствовал острую необходимость перемен. Школа продолжала на меня давить, а дома я по-прежнему жил редко. Мне нужно было что-то с собой сделать. Тот опасный шаткий декабрь, когда смерть сидела рядом со мной на дамбе, я пережил. Смерть Саши приоткрыла дверь в какой-то другой мир, мир, где единственное, с чем ты не можешь справиться, это ты сам.
Я часто видел врагов в других. И такие уж у меня складывались отношения с людьми, но самым невыносимым был я сам, и от этого не убежать, даже если носиться по всем улицам, как угорелый. Постепенно, чем дальше был декабрь, тем отчетливее его контуры вырисовывались передо мной. Я стал понимать, что это было. Ощущение того, что я проваливаюсь в глубокую черную дыру, откуда ко мне взывает тысяча привидений, среди которых был и мой умерший одноклассник.
