Пищеблок - Иванов Алексей (книги хорошего качества txt) 📗
Славик Мухин, как всегда чем-то недовольный, ожесточённо расчёсывал руку – то место, куда в кошмаре впивался Лёва. На руке краснели пятна комариных укусов. Лёва тоже сидел на койке. Он был разлохмачен и печален. Он зачем-то повязал пионерский галстук, хотя в лагере, в отличие от школы, галстук требовали надевать только на торжественные мероприятия.
– Нафиг ты весь напионерился? – удивился Гурька.
Лёва тяжело вздохнул.
– Вы, пацы, плохо в футбол играете, потому что не слушаетесь меня, – сообщил он. – Руслан Максимыч смотрел нас вчера и сказал Игорю Санычу, что надо капитана сменить. Гельбича назначить, он же знаменосец отряда.
Пацаны дружно взвыли, возмущённые не столько низложением Лёвы, сколько попранием достоинства своей палаты.
– Да мы Гельбастому этот флаг в жопу запинаем! – пообещал Гурька.
Лёву это не порадовало. Он сидел, устало уронив руки, и в его позе читалась обречённость. Венька Гельбич – человек высокопоставленный, а Лёва Хлопов – кто он? Простой труженик футбольного поля.
– Я не сдамся, – сурово пообещал Лёва. – Гельбич не хочет знаменосцем быть, не ценит чести. А я буду как настоящий пионер. Может, тогда Игорь Саныч передумает про Гельбича. Пацы, есть у кого пионерский значок? А то я свой дома забыл. Дайте поносить, пожалуйста.
– У Титяпы есть, – тотчас выдал Гурька.
– Нету у меня! – завертелся Титяпкин.
– Есть! Ты его Бекле на бритвочку хотел поменять!
Если честно, пионерский значок даже в лагере не имел особой ценности. Иголки, бельевые резинки, спички, гильзы, стержни от ручек, мотки цветной проволоки, магниты из электромоторчиков – это были богатства, не говоря уж о таких сокровищах, как ножик, лупа или олимпийский рубль. Обмен значка на бритвочку был выгодной сделкой, и Титяпу можно было понять.
– Он сказал «пожалуйста»! – закричал Титяпкину Колька Горохов. – Волшебное слово! Обязан исполнять!
– Я же твой друг, – Лёва посмотрел Титяпкину в бегающие глаза.
– Чё сразу друг-то? – обиделся почти сломленный Титяпкин.
– У меня есть значок, – тихо сказал Лёве Юрик Тонких. – Я тебе дам.
Юрик полез в свою тумбочку.
В расписании дня это время было снабжено стихами: «Убери постель, умойся, на зарядку быстро стройся!». Общая умывалка находилась на улице: два ряда жестяных раковин и две трубы с кранами – для мальчиков и для девочек. Вода была только холодная. Под строгим взглядом Игоря Саныча мальчишки чистили зубы, тёрли физиономии и сверлили пальцами в ушах.
– Пацы, угадайте загадку! – сплёвывая зубную пасту, предложил Лёха Цыбастов. – Волосатая головка за щекой летает ловко – чё это?
– Отвали! – сердито ответили Цыбастышу. – И так все знают!
Умывание, конечно, взбодрило, но ещё больше взбодрила зарядка. По лагерной трансляции играла энергичная гимнастическая музыка, и диктор красивым голосом говорил: «Руки на поясе, ноги на ширине плеч. И-и-и раз, и-и-и два! И-и-и раз, и-и-и два!» Ирина Михайловна на зарядку не являлась – все понимали, что она стесняется своих толстых титек, прыгающих при упражнениях, – и зарядку проводил Игорь Саныч. В его модном, но слегка одичавшем причесоне торчало перо из подушки. Зарядку пионеры делали под соснами у корпуса. Мимо по аллее пронеслась Свистуха; под мышкой у неё торчало свёрнутое знамя, которое должны поднять на утренней линейке.
– Чего такие сонные? – задорно крикнула Свистуха.
Потом отряд построился парами – девочки впереди, мальчики позади, – и Ирина Михайловна возглавила шествие на линейку.
– Речёвку… начи… най! – скомандовала она.
– Мы шагаем дружным строем! – в такт шагам привычно заорали все. – Мы весёлые герои! Потому что наш отряд побеждает всех подряд!
А Гурька и Титяпкин в лад с общей речёвкой орали собственную:
– Шли какашки по дороге, увидали чьи-то ноги, убежали в тубзалет – жопа есть, бумаги нет!
Пацаны ухмылялись. Забавно было, что Гурька с Титяпой вопят такие хулиганские слова во весь голос – а вожатые ваще не слышат, как тупари.
На линейке Валерка смотрел, как в небо поднимается красный флаг, и почему-то снова вспомнил ночной кошмар про Лёву-кровопийцу. Наверное, потому что красный флаг – цвета крови. Но эта кровь, кровь борцов, пролита за счастье людей. Под таким флагом не может случиться ничего плохого.
После утренней линейки отряд отправился на завтрак.
– Пацы, давайте Гельбича накалывать, – шагая в строю, предложил неугомонный Гурька. – Фиг ли его на футболе капитаном сделают?
Лёва принял смурной вид человека, наказанного незаслуженно.
– Давайте! – обрадовался Горохов и тотчас позвал: – Эй, Гельбич!
– Чего? – обернулся Венька.
– Ничего! – радостно объявил Колька. – Проверка слуха!
– Гельбич, у тебя какой рост? – спросил Титяпкин.
– Метр шисят, – гордо ответил Гельбич.
– Хорошая палка говно мешать!
– Соси банан! – сердито ответил Гельбич.
Пацаны заржали – даже Валерка и Юрик Тонких. Не смеялись только Славик Мухин, который с подъёма был мрачный, и Лёва.
– Не надо, пацы, – поморщился Лёва, поправляя галстук. – Нехорошо.
– Венька, скажи «клей»! – не успокоился Гурька.
– Зачем? – Гельбич заподозрил подвох.
– Ну, скажи, тебе жалко, что ли?
– Ну, «клей».
– Выпей баночку соплей! – заявил Гурька и рассыпался в хохоте.
– Заманали уже тапками шлёпать! – разозлился Гельбич.
– Гельбич, Гельбич! – снова позвал Колька Горохов.
Венька неприступно молчал.
– Ну, Гельбич, отзовись, я не буду издеваться!
– Чего? – нехотя отозвался Венька.
– Ничего! – возликовал Колька. – Опять проверка слуха!
– Разговорчики в строю! – услышав сомнительный смех, пресекла забаву Ирина Михайловна. – Речёвку… начи… най! Раз-два!..
– Раз-два, мы не ели! – с воодушевлением подхватил отряд. – Три-четыре, есть хотим! Открывайте шире двери! А то повара съедим!
Ирина Михайловна остановила отряд возле пищеблока и велела:
– Сергушина, ну-ка проверь, чистые ли руки у мальчиков.
У входа в столовку вертелись собаки, прибегавшие в лагерь из деревни Первомайской. Все мальчишки и девчонки знали собак в лицо и по именам: Черныш, Долька, Мухтар, Бамбук, Вафля, Жуся и Фидель. В лагере собаки меняли зверский деревенский нрав на восторженный пионерский.
В столовке пахло хлебом, хлоркой и чем-то варёным. Сквозь окна с решётками било яркое солнце, стаканы блистали. С плакатов посетителям улыбались чистые и воспитанные пионеры. Отряды заходили в большой зал по очереди и рассаживались за длинные ряды составленных вместе столов: мальчики с одной стороны, девочки – с другой. Бренчали стулья, стучали по тарелкам алюминиевые ложки, с кухни доносился звон бачков и шум воды.
На завтрак давали манную кашу и кисель. Пацы сразу расхватали с подносов хлеб: можно съесть днём, можно покормить собак.
– Вечно всякую дрянь дают! – проворчал Гельбич, рассматривая тарелку. – В этой каше котят топить надо, чтоб не мучились!
– Я тоже не люблю манку, – виновато признался Юрик Тонких.
– А я люблю! – заявил Титяпкин и придвинул его тарелку себе.
– Манку здесь ещё можно есть, – Серёжа Домрачев помрачнел. – А суп опасно. В нём собачье мясо. Его бабка Нюрка ложит.
– А нормальное ворует?
– Нормальное она в лес Беглым Зэкам ночью носит. Мне в прошлую смену старшаки рассказывали.
– В столовках всегда воруют, – авторитетно сообщил Колька Горохов.
– Знаете, почему бабка Нюрка такая косая? – Серёжа обвёл всех тёмным, тревожным взглядом.
Баба Нюра и вправду была странная. Она подволакивала ногу, левая рука у неё торчала немного в сторону, левая половина лица была искажена параличом и не двигалась. И ещё она слегка заикалась. Но при этом баба Нюра была тёткой по-крестьянски крепкой, а совсем не бабкой-старухой.
– Старшаки рассказывали, что один раз она пришла к Зэкам, а Зэки сами мясо жарят. Говорят ей: ешь с нами. Она поела. А потом узнала, что они людоеды. Её всю сразу искорячило.
