Пищеблок - Иванов Алексей (книги хорошего качества txt) 📗
– Девиз! – скомандовала вожатая.
– Романтики! Искатели! Творители! Мечтатели!
– Речёвка… Три… четыре!
– Решать! Искать! Творить! Мечтать! В ритме века быть человеком!
Из кустов акаций вокруг площадки прыснули перепуганные птички.
– Комета! – так же, как первый, проорал и второй отряд. – У кометы есть девиз: никогда не падать вниз! Комета на небе, а мы на земле! Да здравствует счастье всегда и везде!
– Алые паруса! – подхватил третий отряд. – Ветер дует в паруса, детство верит в чудеса! Плыви всегда, плыви везде, и путь найдёшь к своей мечте!
– Три… четыре! – прошептала и Ирина Михайловна.
– Данко! – взревел Валеркин отряд. – Гори так ярко, как сердце Данко! Возьми своё сердце, зажги его смело, отдай его людям, чтоб вечно горело!
Затем завопили своё и пятый отряд, и шестой. В смысл названий, девизов и речёвок никто не вдавался. Главное было – чтобы прозвучало в лад. Какой отряд переорёт всех – тот самый козырный. Вернее, наоборот: какой отряд будет кричать хуже всех, тот и чмошный.
– Отлично! – одобрила старшая вожатка. – Теперь и нам надо назвать себя. Знакомьтесь, ребята!.. Самый строгий человек нашего лагеря – старший воспитатель Родионова Марина Фёдоровна! Похлопаем!
Отряды похлопали старшей воспитке, которая в ответ помахала рукой, а потом похлопали Колыбалову Николаю Петровичу – директору лагеря, Захваткину Руслану Максимычу – физруку, и Носатову Валентину Сергеичу – доктору. Запомнить имена-отчества и должности никто и не пытался.
– А вот самый главный человек в нашем лагере! – Свистуха повернулась к сухопарому старику в пионерском галстуке. – Это Серп Иваныч Иеронов!
Отряды заинтересованно ждали разъяснений.
– Серп Иваныч – ветеран Гражданской войны! Он пенсионер союзного значения! – Свистуха обвела отряды восторженным взглядом. – Над таким вот замечательным человеком наша дружина берёт своё шефство! Салют!
Свистуха вздёрнула руку ко лбу, и все отряды тоже отсалютовали.
– Серпу Иванычу мы предоставляем почётное право поднять флаг Олимпийской смены! Ваше слово, товарищ Иеронов!
Высокий Серп Иваныч чуть склонился к микрофону.
– Здравствуйте, ребята, – просто сказал он. Голос у него был густой и красивый. – Надеюсь, я вам тут в лагере мешаться не буду. Видели, наверное, голубой домик с красной крышей? Это моя дача. Вот такой я помещик. Заходите в гости, угощу чаем с печеньем.
Пионеры нерешительно засмеялись. Никто, конечно, и не думал вот так запросто завалиться в гости, но за приглашение, как говорится, спасибо.
Валерка стоял в первом ряду и неплохо рассмотрел старикана. Вроде, добрый. Седые волосы коротким ёжиком, короткая белая щетина бороды и усов, резкие морщины. Костлявый, немного сутулится, но крепкий.
– Серп Иваныч участвовал в революции и освобождал наш город! – сбоку крикнула в микрофон Свистуха.
– Да вы уж, наверное, и не помните про эти события, – смущённо сказал Серп Иваныч, заранее извиняя пионеров.
– Помним! – зашумели отряды: приятно было оказать уважение такому дружелюбному и скромному человеку.
– А кто освобождал наш город, ребята? – опять влезла Свистуха.
– Чапаев! – воодушевлённо закричали со всех сторон.
Чапаева-то не забудешь: возле куйбышевского драмтеатра громоздился большой памятник – Чапай на коне и куча всяких солдат с винтовками.
– А кого прогоняли? – лукаво спросил Серп Иваныч.
– Белых!
Понятно, что белых, а не фиолетовых. Но белые-то были разные. Для Валерки давняя Гражданская война была прекрасной и героической сказкой, от которой щемило сердце. Валерка много читал о том времени.
– Прогоняли интервентов, – негромко сказал он.
Иеронов, конечно, не услышал Валерку, но его услышала Анастасийка Сергушина, командир Валеркиного отряда. Анастасийка стояла на полшага впереди строя, чтобы её все видели.
– Интервентов! – звонко крикнула она.
– Ого! – удивился Серп Иваныч. – Ну-ка, девочка, я к тебе!
Он обогнул микрофон и, улыбаясь, направился к Анастасийке через пустое пространство Дружинной площадки. Отряды настороженно затихли, наблюдая. Никто не знал, зачем старик попёрся к пионерке.
– Щас по шее даст, – предположил Славик Мухин.
– Зря мы эту дуру выбрали! – забормотал соседям по строю Колька Горохов. – Девка-командир – фиговая примета! Дежурить заставят!
Иеронов приближался, грозно заслоняя собой весь мир.
– Это не я, это он сказал! – глядя на старика, оробевшая Анастасийка быстро перевела вину на Валерку. – Вон тот, в очках!
Валерка одеревенел. Эх, надо было молчать!.. Ничего хорошего не бывает, когда высовываешься со своим мнением!
Серп Иваныч подошёл к Валерке и положил ему руку на плечо.
– Молодец! – негромко и с чувством похвалил он.
Валерка взглянул в тёмные глаза старика, и почему-то у него захолонуло сердце. Печальные глаза Серпа Иваныча словно бы видели всё на свете. В них таилась бездна, будто он, Валерка, смотрел в телескоп, проваливаясь в высокую пропасть ночного неба, только в той пропасти не было мерцающих звёзд – один лишь чёрный дым. Наверное, дым Гражданской войны.
– Мы вместе флаг поднимем, – оборачиваясь, объявил отрядам Иеронов.
Отряды взволнованно загудели: повезло же очкарику!.. Серп Иваныч взял Валерку за руку, как внука, и повёл к мачте, что была вкопана на краю площадки. Валерка чувствовал, что весь лагерь смотрит на него.
Вдоль мачты на роликах был натянут трос, а к тросу прицеплено красное знамя. Старшая вожатка незаметно подала знак радиотехнику, и в динамиках вдруг пронзительно затрубили горны и загрохотали барабаны.
– Тяни верёвку, – усмехнулся Серп Иваныч. – Не бойся.
Валерка начал перебирать трос, и красный флаг поехал в высоту. На верхушке мачты он развернулся и заполоскался в яркой солнечной синеве. Все пацаны и все девчонки пионерлагеря «Буревестник» смотрели на знамя, задрав головы. Пятиконечные звёзды, клятвы и всякие будённовки давно превратились в надоевшую, бессмысленную и обязательную глупость – и для детей, и для взрослых, – но в поднятом флаге всё равно сохранялось что-то честное, чистое, настоящее. Как в городских голубях, которые роются в помойках и клюют на тротуарах шелуху семечек – но могут вдруг полететь.
– Будь готов! – крикнула Свистуха, вздёрнув руку в салюте.
– Всегда готов! – в раскат отозвались отряды.
Валерка возвращался в строй, ощущая, как весь лагерь завидует ему. Валерка встал на своё место между Славиком Мухиным и Юриком Тонких и попытался превратиться в никого, чтобы на него перестали пялиться.
– Зашибонско, Валерьяныч! – жарко зашептал ему сзади Титяпкин.
Валерка понял, что Титяпа уже расхотел устраивать махач с человеком, который внезапно овеялся такой славой. Себе дороже будет.
Глава 7
Тёмное время суток
Жизнь – вещь парадоксальная. Чтобы сохранить хотя бы относительную самостоятельность, человеку надо быть в роли ведомого, то есть того, кто, по идее, вовсе не имеет никакой самостоятельности. Беречь то, чего нет, – абсурд. Но Игорь привык к абсурду. Призывают же беречь идеалы коммунизма, и никто не спятил от удивления. В общем, отрядом командовала Ирина – а Игорь для сохранения самостоятельности просто выполнял её указания.
А для Ирины всё было просто и прекрасно. Она выросла в каком-то колхозе, и теперь управляла подчинёнными с крестьянской нерассуждающей хозяйственностью. Чем занять детей? Да чем угодно: в лагере полным-полно кружков, секций и подготовок к разным соревнованиям! Как разобраться в детях? А чего тут сложного? Высокий – на волейбол, крикливый – в хор, умный – пускай играет в шахматы, кривляется – тогда в театральный кружок, а если пойман со спичками или нарушает режим, то грабли в руки и вперёд – на уборку территории. Главное – проследить, чтобы никто не отлынивал.
Ирина заявлялась в корпус ещё до того, как по трансляции звучал горн из «Пионерской зорьки», который возвещал побудку, и уже не покидала отряд до самого отбоя. Перед отбоем она проводила на веранде «свечку» – общее собрание для обсуждения итогов дня. По замыслу, пионеры должны были передавать друг другу зажжённую свечу; кто держал её – тот высказывал свои впечатления о прошедшем дне. Однако директор лагеря Колыбалов из противопожарных соображений запретил палить огонь в деревянных домах, и свечу отменили. А итоги Ирина оглашала сама, без помощников. Она полагала, что если давать слово каждому желающему, то пионеры до подъёма спать не упихаются, а могут и разодраться.