Живая вода - Крупин Владимир Николаевич (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗
– Сколько Васька власть продержит?
– Пока вода не кончится. Потом ему каюк.
– Пломбу сорвут?
– Не посмеют.
– До тех пор он нас в милицию сдаст. Меня за хулиганство – суток десять, тебя хуже: подведет под хищение частной собственности. Хрен с ним. Отсидим не хуже людей. Но слушай, чего я первый-то раз срок тянул: ведь из-за девчонки.
Кирпиков слабо улыбнулся.
– Ей-богу. Ой хороша была! Оксане куда! У тебя Варвара красивая была? Конечно! А ведь не понимали, да, Сань? Смотрю на нынешних – такие красивые, увертистые, ноги-игрушечки, все нарядные, и какой-то же скотина коснется ее? Ведь он, подлый, – застонал Афоня, – будет доблестью считать… нет, сволочи мужики, и еще какие!
Со двора доносилось звяканье кружек и гудение толпы. Афоня зажал уши и, как молитву, стал говорить:
– Только потом мы понимаем, какая красота вырастала рядом с нами. Боже мой, я гляжу на нынешних – красота, а ведь наши девчонки разве были хуже, да они были лучше! Я ее на крыльце целовал, и вот-вот уже прощаться, уж околели оба, уж ноги как деревяшки, нет, давай еще сто раз поцелуемся. Да, еще сто, Господи! Мне ли на что-то жаловаться! И я ее обидел. Я выпил…
– Не сидеть! – крикнул Деляров.
– Иди ты, откуда родился. Ну форменный скот. Тьфу, сбил. – Афоня умолк, потом добавил: – В общем, обидел. Эх, дали бы мне, чтобы показали меня по телевизору, я бы сказал: Валя, немолодая ты уже, а я, Валя, все такой же дурак. И если у тебя, Валя, плохой муж, то я разойдусь со своей и приеду. Са-ань!
– Ничего, ничего, – отозвался Кирпиков. Он пошевелился. – А ничего не вернешь, Сергей.
– Ничего, да. Пока самих не коснется.
– Да, да, – оживился Кирпиков, – верно, пока не коснется. А так одно – надо беречь, надо жалеть.
– Не полагается! – закричал вдруг Деляров.
– Отскочи, вертухай, – сказал Афоня. – Заходи, Варвара Семеновна.
– Не больше минуты, – предупредил Деляров. – Передача через меня. – Он выхватил у Варвары узелок и стал его проверять.
Варвара села, подперлась рукой.
– И за что тебе такие мучения? – улыбаясь, сказал Кирпиков. – На старости лет такой срам, ой, да если бы дети увидели, леший ты, леший…
– О, о! – одобрительно сказал Афоня. – Ты его, Варвара Семеновна, вымуштровала.
Деляров, перебиравший вещи в узелке, вдруг воскликнул:
– Побег в женском платье?
– Это мои вещи, – сказала Варвара. – Я тут остаюсь.
– Не полагается.
– Уйди, придурок! – сказал Афоня.
– В такой грязи сидите, – упрекнула Варвара. – Сейчас приберу, заживем по-людски. И все-то у тебя, Кирпиков, жена плохая.
– Оксану бы мою сюда! – размечтался Афоня. – Только если и сядет моя Оксана, то не за меня, а за растрату. – Афоня покрутился по чулану, постучал в дверь и крикнул Делярову: – Ты! Смотри – баланду полностью!
Варвара стала подметать. Чтобы не поднималась пыль, Варвара сбрызнула ее из принесенной с собою четвертинки. Таким образом была израсходована последняя порция хрустальной зюкинской.
Но почему последняя? А бочки в сарае? И бочки во дворе, которые были выставлены щедрым Васей?
На них сначала набросились как исшедшие из пустыни. И все-таки был соблюден какой-то порядок, первыми пустили детей. Когда жажда была удалена (или утолена), наступило действие воды-чудесницы. Всем захотелось пи-пи. И только. А уже все нахватали в запас. Рая и Михаил так вообще возили в канистрах на мотоцикле.
Поднялся ропот. Толпа рванулась в сарай, отшибла в сторону Васю Зюкина, освободила узников, раскурочила остальные бочки. Результат тот же самый: пи-пи, и только. Стали замечать, что фигуры возвращаются в исходную полноту, стандартное платье кому стало тесным, а кому просторным. Фотограф уныло щелкал, не заботясь ни о ракурсе, ни о композиции.
Стоящая у окна жена Зюкина поправила очки и произнесла:
– Физа, засветите пленку у этого мальчика.
– Светите сами, – ответила Физа.
Последними кадрами в пленке фотографа были: толстый Деляров и выцарапывающая ему глаза Дуся, Вася Зюкин в луже своей хрустальной, Афоня на крыльце дома в позе оратора. Если бы озвучить пленку, можно б было услышать, как Вася скулит, как Дуся… нет, Дусю не надо озвучивать: таким набором ядреных фраз она отшпандоривала Делярова, что даже Рая, послушав, сказала: „Годится“. Досталось и Рае. В переводе с Дусиного языка она примерно так стыдила дочь: „И когда только ты успела, когда только сплелась с этим…“ Рая выставилась на нее и ответила: „А ты свечку держала?“
Афоня же говорил вполне литературно нижеследующее:
– Наступил сентябрь. (Аплодисменты.) Так что пора подумать насчет картошки дров поджарить. (Смех в толпе, аплодисменты.) Так что попросим дорогого Александра Ивановича уважить. Александр Иванович! – Афоня обернулся: чего там.
– Он не выйдет, – ответила Варвара, – но передай: всем поможем.
Афоня недовольно сморщился.
– Я напомню вам, что Кирпиков первый начал движение за трезвость. И преуспел. Жалкие продолжатели, вроде этого разгребателя грязи (сдержанный смех в толпе), доказали только одно, нам еще надо многое понять. (С неожиданной горечью.) И вовремя.
– Для справки! – крикнул Вася. – Три минуты.
– Дать, – сказали в толпе.
– Вода была настоящая. Могу поклясться на чем угодно.
– На огне, – сказала Рая. – А вообще, – заметила Рая Михаилу, – это мне нравится.
– Вполне, – согласился тот. – Жечь будут?
Пошли за огнем.
Рядом с Афоней появилась дочка его.
– Папа, это я.
– Вижу.
– Это я, – сказала дочь и крикнула: – Не надо огня, это я сделала. Я положила в бочки по куску сахара.
Толпа умолкла. Вася Зюкин вытер пот со лба.
– У тебя что, руки чесались? – спросил Афоня.
– Сам учил, – ответила дочь. – Если, говорил, я, дочка, пьяный, то не давай мне ездить, сунь в бензобак сахару. А они все были как пьяные.
– Выше пояса вся в меня! – гордо объявил Афоня.
Принесли факел и, не зная, что с ним делать, встали у крыльца. И его пламя в наступивших сумерках осветило седого старика – Кирпикова. Он вышел, постоял немного и в полной тишине (только шипел факел) спросил:
– Но если вам так нужна вода, что же вы не сорвете пломбу с источника? Это же просто.
– Какой умный, Александр Иванович, – ответили ему. – Сам срывай.
– Копаем в порядке общей очереди! – крикнул Афоня. – Платим по совести! – И он треснул своим пудовым кулаком по перилам крыльца.
Крыльцо зашаталось, затрещало, покачнулся дом.
– Землетрясение! – завопила Лариса.
– Ты что, больная? – спросила ее Рая.
Но уже все видели, как повалилась труба, посыпался кирпич. Земля под ногами колебалась. Факел уронили. Мигом высадили ворота, сломали забор и отбежали на твердое место. Спаслись все. И уже издали наблюдали, как переламывается в хребте крыша, оседают дворовые постройки, взвивается пыль и слышен подземный гул. В три минуты все было кончено. Афоня с удивлением разглядывал свой кулак.
– Землетрясения доказывают, что земной шар молод, – говорил любопытным Михаил Зотов, – вот если нас перестанет трясти, вот будет страшно.
Рая держала Михаила под руку: „Союз алгебры и гармонии“, – говорила она.
Хватились Делярова – нет. Надо искать – никому неохота. Писать акт – никто не требует. Так и плюнули.
И вдруг.
И вдруг в том месте, где плюнули, зашевелилась земля, раздвинулись покровы, зашипело. И едва успели отбежать, как вначале со звуком отхаркивания, потом с шипением и свистом вырвался из земли и начал расти бесцветный фонтан. Вершиной он успел захватить закатные лучи, и окрашенная ими влага падала обратно. Запах спирта обхватил всех. Сверху лилось, лужи росли под ногами.
Фонтан разрастался. И все видели, что это чудо природы, этот грибкообразный ужас есть спирт.
– Лакай! – закричал Вася, кидаясь на четвереньки.
– Поджигай! – заорал Кирпиков. – Марш отсюда! – Он выхватил факел. – Поджигаю!
Никто не отошел. Вася уже по-собачьи лакал. К нему, на четвереньки тоже, кидались другие. Заплакал чей-то ребенок.
