Последний Карфаген (Повесть. Рассказы. Дневники) - Козлов Сергей Сергеевич (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
Господи, пусть оно горит, потому что я верю…
Мы сидели с другом Рауфом и поедали отменно приправленную острым курицу.
— Полезно, — сказал он, — аппетит улучшается.
— Потенция, — добавил я.
— А ты думаешь, почему китайцев больше миллиарда? Думаешь, почему на Кавказе и на юге рождается больше?
Такого кулинарного подхода к демографии я еще не слышал и решил записать это открытие.
К учителю английского языка Володе пришел по вызову сантехник. С порога он начал возмущаться:
— Ну вот, дергаете нас по выходным! Кран у них полетел, что — сам отремонтировать не можешь?
Вовик нашелся:
— А что ты своих детей ко мне в школу отправляешь, сам научить не можешь?!
— Ну ты сравнил! — буркнул сантехник, приступая к своей работе.
Старожил поселка Бобровский, почетный гражданин Ханты-Мансийского района Анатолий Евстигнеевич Корчагин рассказывал: сразу после войны (1947 голодный год) начались лесозаготовительные работы в Бобровке (так называли и продолжают называть этот поселок). Об условиях немеханизированного труда нетрудно догадаться, а с рассказов можно написать вариант романа «Как закалялась сталь», тем более что фамилия главного героя располагает. А вообще мужики делятся воспоминаниями охотно, но кратко, приправляя свое немногословие сдержанным полуматом.
О Евстигнеиче можно писать трудовую эпопею в несколько томов, да и портрет кондового сибирского мужика тоже. Здоровенный, кряжистый мужик, и голос у него — труба. И вот таким громовым голосом, в этаком мажоре он поделился (кстати, от него мата не услышишь):
— Знаете, че такое легкий труд?
Наши (современные) варианты ответов его не устроили.
— Ни хрена! Вот однажды на лесоповале не успел я прыгнуть в сторону, ствол на меня пошел, и ногу-то мне шибко придавило! Производственная травма получилась. А с такой травмой у нас положено было переводить на легкий труд на три месяца. Чтобы, стало быть, организм восстановить для новых стахановских темпов. Ну и дали мне этот легкий труд. Сделали меня вестовым. Два раза в день я должен был плавать на веслах по Иртышу от Бобровки до Лугофилинска! Раз утром и раз вечером! (В этом месте его рассказа мы уже хохотали, действительно «легкий труд» — 16 верст туда, 16 верст обратно — против самого сильного на равнинных реках течения, да еще два раза в день). Ну я того легкого труда месяц-то выдержал, а потом уж взмолился — пустите обратно на деляну!
Сравниваю его со Шварценеггером и ярко себе представляю боевик с участием Евстигнеича в молодости. Шварценеггеры наседают на него со всех сторон, а Евстигнеич, поплевав на трудовую ладонь, укладывает их штабелями да цепляет к трелевочнику для дальнейшей транспортировки. И никакого ему тхэквондо не надо. После его ударов и так не встанут. Но Евстигнеич мужик добрый, рассказывать и чуть-чуть похвалиться любит, а в кино сниматься не станет. На кой ему, он и так мужиков веслом гонял.
Два мужика спорят: трезвый и пьяный. Трезвый укоряет пьяного за алкоголизм, пьяный возражает:
— Ну и что! Это тебе кажется, что тебя все любят, а когда ты умрешь, без тебя будут жить так же, как при тебе. А уж вспомнят тебя худым или добрым словом — тебе уже будет все равно!
Вот она бытовая, безрелигиозная философия.
Трезвый возразил что-то о правильной жизни, заботе о близких.
Через полчаса надо будет заботиться об этом пьянице. А будет ли кому?..
Хоть бы одно русское лицо в правительстве!
Если и русское, то продажное.
Мазепы!
Ельцин на рельсы не лег. На рельсы ложатся голодные шахтеры.
Разоряется, близок к банкротству завод, который делает лучшие танки в мире! Еще бы, Ельцину они были нужны только в октябре 93-го, чтобы стрелять по Российской Советской Федеративной Социалистической Республике.
Американский «Абрамс» против нашего Т-80 — консервная банка с пукалкой. Сербы рассказывают, что с «Абрамсами» прекрасно справлялись снятые с постаментов памятники Второй мировой — Т-34. Так что сколько ни накладывай компьютерных технологий в консервную банку, какие электронные примочки-наводки ни приделывай к пукалке и каких самых умных баранов в нее ни сади, а Т-80 он и в Африке Т-80. Главное, чтобы за его рычагами не оказался баран!
Ведь не хватило ума у иракцев толково стрелять нашими ракетами! С другой стороны, хваленый Ф-117 вообще из русской зенитки завалили. И распотрошили!
Я тут не дрябнущими мышцами поигрываю. Просто ностальгия по национальной гордости великороссов.
Не всему, что написано, можно верить. Даже не всему, что видишь, следует верить. Верить можно самому верному ощущению — боли. Именно так проверяют себя (причинив себе боль), чтобы узнать — во сне или наяву происходит то, что происходит.
Ощущение боли, которое испытывают моя Родина и мой народ, — вот лучшее подтверждение моей правоты!
Интеллигенты умствуют: у каждого, мол, свое понятие о Боге и богослужении. Каждый человек имеет право на свое понятие и толкование.
Ничего не скажешь: очень демократично и гуманно. Но кто из них задумывался над тем, что, предоставив человеку свободу выбора, Бог, тем не менее, являет собой только одну истину?! И если к ней идти неправильным путем, то как к ней можно дойти?
В поощрении свободомыслия они не увидели сатанинского происка, исходящего из простого и всем известного: разделяй и властвуй!
Кто-то может возразить: а почему не может быть несколько дорог к истине?
Я думаю: несколько дорог могут только уводить от истины, как от города, в котором сходятся сотни караванных путей. Но правильно поступает тот, кто остается в этом городе: то есть пребывает в истине!
Лютеры, несторианцы, иконоборцы и прочая и прочая — уже ушли. Ушли во мрак ночи по дороге в никуда. Но изобретательный враг рода человеческого подсказывает «ищущим умам» все новые и новые пути.
Ищите и обрящете?
Дожди… Дожди… Дожди… Солнце только глянуло краем глаза на наш таежный край и задвинуло свои облачные шторки. Ему приятней смотреть на золотые пляжи у теплых морей.
Дожди… Дожди… Дожди… Жди… Жди… Жди, а лето так и не наступит.
Зато у нас есть комары, но нет землетрясений и цунами!
Когда я больше любил людей: до того, как первый раз ударили меня, или до того, как первый раз ударил я?
В раннем детстве я любил людей просто так, ни за что, причем всех. Конечно, любовь к родителям и сестрам была иного свойства. Но потом взрослые стали учить меня видеть зло, дабы я вышел из пределов детской наивности, непосредственности. Меня стали учить тому, что люди могут быть плохими. И я принял это. И исходя из собственных, сформировавшихся во время миропознания убеждений, я теперь мог делить людей на плохих и хороших. И четко помню, как вначале, невзирая на убеждения окружающих, естество мое противилось этому делению, но потом оно въелось в мое сознание, и мне приходится с ним жить. Наверное, для того, чтобы выжить в этом мире, такое знание необходимо, этакий внутренний барометр (хотя кто его настраивал, если у каждого он свой, со своей шкалой деления!). Но для чего тогда Господь одарил меня с детства этой наивной любовью? Не такой ли любовью принимают весь мир в себя святые?
Неужели только для того, чтобы со временем я понял, что в раннем детстве я был ближе к Богу, нежели сейчас?
