Третья истина - "Лина ТриЭС" (полная версия книги TXT, FB2) 📗
– Не… буду больше… водичку эту гадкую, кислое хочу… дайте пить!
– Хочет, видите? Что делать?
– Дайте, дайте водички, чего ж еще?
– Она кислое хочет. Вы же слышали!
– Миленький, да нет у меня ничего кислого. Не время нынче для баловства.
– Она больна, какое баловство? Как вы не понимаете? – Синие глаза просто источали укоризну. Бедная Даша аж голову опустила. Виконт взял Сашину руку в свою:
– Ты потерпишь, Сашенька? Потерпи. Я скоро вернусь, очень скоро.
В Сашином слабом кивке была доля великодушия. Он быстро вышел. Даша с любопытством поглядела ему вслед:
– А брата у тебя не было, а, миленькая?
– Три брата… – по инерции выдала слабым голосом анкетную справку Саша.
– Святой Боже! Четверо деток было! У такого молоденького! Усни, миленькая, я посижу тут. Мое сутошное дежурство окончено, сутки дома, с тобой буду…
Долго спать ей не пришлось, потому что Виконт вскоре с шумом ворвался в комнату в обнимку с громадным тюком и с сумкой через плечо. Приговаривая неизвестно для кого: «Тш, тш, тш!», водрузил тюк на стол, потом вытащил запотевшую бутыль из сумки, стал с ней, как вкопанный, над кроватью и обратился к вскочившей при его появлении, Даше:
– Вот морс. Спит? – он, не выпуская из рук бутыли, заметался по комнате, видимо, в поисках чашки.
Даша опустилась на табуретку, сложила руки на коленях крестом и с изумлением, даже некоторым страхом, следила за ним.
– Вы, извините уж меня, только… спросить хочу.
– Да, пожалуйста,– он резко остановился прямо перед Дашей. Та после паузы спросила:
– Как мне называть вас?
– А! Извините, я что – не представился? Павел Андреевич. Так что вы хотели спросить?
– Да это. Про имя.
Саше не хотелось разлеплять горячие веки, и она сквозь завесу ресниц удовлетворено-лениво следила, как он развернул тюк и выкладывает целую кипу простыней, наволочек, полотенец, пододеяльников, розовое шелковое одеяло.
– Откуда это, Николай-угодник, да где ж сейчас такое сыскать? Павел Андреевич!
Виконт, не отвечая, снова, как в больнице, поднял Сашу на руки и кивнул Даше, а та, поняв, быстро постелила все свежее. Саша, как только ее опустили на подушки, ощутила чудесный холодок тонкого пододеяльника и расслабила ноющее тело, осознав, что колючее, с ежеминутно сползающей простыней, одеяло добавляло телесных мучений. Ее напоили морсом. В первый раз за время болезни что-то показалось ей вкусным, но есть она категорически отказалась, несмотря на все уговоры Даши:
– Ешь, миленькая… Не поправишься так, ешь чего дают, через «не хочу!», ну- ка…
Виконт несколько минут безрадостно взирал на Дашу, потом молча удалился, и на этот раз Саша не смогла оценить, долго ли он отсутствовал.
Ей и потом трудно было ориентироваться во времени. Здесь, в узкой, чистой комнатке время текло по своему особому закону и отмерялось приходом и уходом Даши, насильными кормлениями или их попытками, а также внутренним ритмом Сашиного самочувствия. Свежее она, бодрее – значит, утро. Устала, сникла, лень шевелиться – день. Лихорадит, тяжело закрываются веки, сознание уплывает – вечер… Совсем уплыло, забылась – ночь. Она не сознавала, что ее «сутки» длятся всего несколько часов.
А Виконт… То ей казалось – он постоянно здесь, сидит рядом, наклоняется к ней, рассказывает что-то очень приятное, легкое… не дает уйти в плаванье по гуще враждебного океана. Краткое забытье, и опять он: держит рукой под спину, проводит другой, с губкой, по телу, раздается запах уксуса, и давящий на сознание жар отступает перед благодатной прохладой. А теперь он стоит перед Дашей и голосом классного наставника объясняет, как смешивать принесенное им жидкое мыло с ледяной водкой, и как пользоваться смесью, чтобы не было необходимости в купании. У Даши получается. После обработки, Саша чистенькая-чистенькая, как будто только что приняла ванну. И снова жар не выдерживает, Сашино « утро» наступает быстрее.
То он отсутствует долго-долго – несколько Сашиных суток. Потом он появляется и сокрушается по поводу ее аппетита. Последнего просто нет. Отлучки Виконта становятся все длительнее, а еда – все изощреннее. Яблочный мусс, взбитые сливки с кусочками сухофруктов, мягкие котлетки, овощи… Но Саша не чувствует вкуса. Однажды, просто чтобы отвлечь их от навязывания ей имеющегося в наличии овощного рагу, она попросила фруктовое желе. Оно появилось вскоре на прикроватной тумбочке и подрагивало в стеклянном блюдечке, создавая ощущение сказки. Саша его съела целиком, с удивлением чувствуя, что на земле есть и приятные разновидности пищи.
Как раз при волшебном появлении желе, или несколько раньше, Даша, сидя за столом, озабочено проговорила:
– Я просто ума не приложу, миленькая, откуда твой папа берет все это? Человек он, вроде, хороший… порядочный. Так, не из-под земли же? Мне кушать это прямо неловко. Кругом голод беспросветный… И странно как-то… Он так красиво говорит: уход, забота, де мол, бóльшего стоят… Но я же по сочувствию человеческому… Ну, если б мучицы или крупы какой в благодарность, а тут… а ты еще капризничаешь. Все тебе не хочется. Извела отца совсем. Да еще такого золотого. Я все приглядеться не могу, он сам-то ест что-нибудь из этого? По-моему, и не притрагивается… С лица совсем спал...
Саша забеспокоилась, и это было ее первое активное чувство за время болезни. Она с нетерпением дождалась, пока он снова появится, постаралась сесть, обхватив колени, – вышло. В такой трудной позе и приступила к допросу:
– Вы где ходили? Вы уже ели?
Виконт тут же охотно и выразительно заговорил, но, по сути, произнес что-то маловразумительное:
– Парадные обеды, фриштыки, приемы, рауты, визиты – это так утомляет. Синьорина! Где меня носит – уму непостижимо. Я имею в виду, в том числе и свой собственный ум.
– Вы бываете в каких-то разных местаx? Но с какой-то же общей целью, да? Там еду продают?
– У вас, милая синьорина, не брезжит в голове представление о таких прелестных созданиях – иезуитах? Я вспоминаю их в последнее время часто и с умилением. Особо мил мне их девиз.
– А… что…
– Не стану его цитировать, не просите, синьорина.
Саша уже поняла: он просто радуется тому, что она способна вести беседу – вон какой у него довольный взгляд, на серьезный разговор его сейчас не развернуть – но продолжала настаивать:
– Но что же вы делаете под этим девизом?
–Скажу скромно: ваш покорный слуга вступил, и небезуспешно, в корпорацию негоциантов. Занятная среда – в этих делах можно запутать кого угодно. Но не меня! Жулик на жулике. Я нашел достойное место среди них. Иногда важно оказаться в позиции «Tertius guadens»[84].
Виконт уселся верхом на стуле, подперся двумя кулаками и прищуренными глазами смотрел на огонь в маленькой Дашиной буржуйке. Помолчал, потом спросил:
– Мы ведь с вами рыцари вечных категорий, мой славный сотоварищ, не правда ли? Так стоит ли придавать значение мелким проделкам, на которые толкает нас жизнь?
Он поглядел на нее, насторожившуюся, подмигнул и засмеялся.
– Вы шутите все это, да, Виконт?– захотелось убедиться Саше.
– Конечно.
ГЛАВА 15. НАСЛЕДСТВЕННАЯ ТИРАНКА
Даша с утра ушла на суточное дежурство. Лекарство, вода, что-то в тарелке под салфеткой – все это было оставлено Саше на расстоянии вытянутой руки. Можно и встать, осторожно сделать несколько шажков. Ее уже поднимали. Но она не встает. Так противно кружится голова, едва оторвешь ее от подушки. И потом… тогда в зеркале рискуешь увидеть бледное треугольное лицо со щеточкой волос надо лбом, торчащие ключицы и тонкие, беспомощные руки. Ясно, почему ее никто не любит, почему уходят все время от нее. Конечно, может, ее и жалеют, как больного котенка в подворотне, но тем более ,уходят, чтобы пожалеть, не видя. Когда перед тобой такое пугало с тонюсенькой шеей и слезящимися глазами-плошками, невозможно чувствовать ничего, кроме отвращения! Нарочно ей вчера ночную рубашку с кружевами надели, она точно знает, нарочно, чтобы не было так противно…
