Вдали от суеты (ЛП) - Аделер Макс (читаем книги онлайн .txt) 📗
У меня не было большого опыта общения с лошадьми, но я нашел одну, чья стать и ход были довольно хороши, и она мне еще больше понравилась, потому что продавец рекомендовал мне ее как "обладающую изысканными манерами". Я слышал много описаний достоинств лошадей, но это был первый раз, когда я встретил лошадь, главным образом отличавшуюся "изысканными манерами". Это качество показалось мне превосходным, поэтому я тут же заключил сделку и поспешил домой.
- Дорогая, - сказал я, демонстрируя свою покупку, - не думаю, чтобы эта лошадь отличалась скоростью бега; сомневаюсь, чтобы она обладала выдающейся красотой; насколько правильно у нее дыхание - сказать не берусь; ее хвост, должно быть, слишком короткий; наверное, коленям ее передних ног не хватает упругости, но, дорогая, эта лошадь обладает изысканными манерами. Человек, который мне ее продал, заявил, что это ее достоинство с лихвой перекрывает все ее недостатки, поэтому я ее и купил. Если лошадь не обладает этим драгоценным качеством, то все остальные не имеют ровно никакого значения.
Жена сказала, что с самого раннего детства имеет точно такую же точку зрения на достоинства лошадей.
- Меня, дорогая, совершенно не волнует, как быстро она бежит. Дайте мне лошадь, которая движется с умеренной скоростью, и я останусь доволен. Я никогда не мог понять, почему человек, чья лошадь может рысью преодолеть милю за две минуты и сорок секунд, должен чувствовать себя несчастным, если лошадь другого пробежит это расстояние секундой меньше, конечно, если не случится так, что здесь замешан какой-нибудь финансовый интерес. Одна секунда не играет для меня ровно никакой роли, даже когда я очень спешу. Так что я ценю в лошадях не скорость бега, а изысканные манеры. Я предпочту иметь лошадь благовоспитанную, подобную нашей, чем арабского скакуна, чьи манеры оставляют желать лучшего.
Какое-то время я был счастлив и горд, приобретя лошадь и чувствуя себя ее хозяином. Как хорошо было совершить поездку вниз по берегу реки, приятным вечером, когда с реки тянет прохладный ветерок, а природа вокруг расцвечена яркими красками ранней осени. Это вполне компенсировало духоту и однообразие напряженного рабочего дня, - неторопливое путешествие по ровной дороге, мимо душистых полей, в самом начале вечера; а когда мы возвращались домой на фоне сгущавшихся сумерек, то находили удовольствие, наблюдая, как парусники на реке зажигают огни, и их длинные отражения тянутся по покрытой мелкой рябью водной глади, причудливым образом перемещаясь по ее скользящим вдаль водам.
Иногда, во время прогулки, мы обгоняли мистера Кули в его коляске, предоставляя ему возможность понаблюдать, как, едва я касаюсь своей лошади кнутом, она опускает голову, вытягивает куцый хвост параллельно дороге и оставляет коляску с мистером Кули далеко-далеко позади, яростно нахлестывающим свою лошадь, так что он наверняка подвергся бы преследованиям со стороны членов Общества по защите животных от жестокого обращения, если бы его в этот момент увидел хотя бы один из них. Моя лошадь, если захочет, может передвигаться очень и очень быстро. Этот факт доставляет мистеру Кули, в нашем мире слез и страданий, еще больше печали, нежели прежде. Я уверен, что он отдал бы все на свете, если бы его лошадь могла вдруг промчаться по дороге со скоростью одной мили в минуту, - в тот самый момент, когда на этой самой дороге мы оказались бы вместе с ним. И я начал подумывать о том, что, в конце концов, иметь быстроходную лошадь так же неплохо, как и тихоходную.
Но когда новизна ощущений притупилась, ко мне постепенно стало возвращаться неприятие подобных развлечений. Я стал выезжать реже. И однажды мой слуга сказал мне:
- Мистер Аделер, вы совершенно позабыли о своей лошади. Если вы не станете на ней выезжать, она одичает настолько, что разнесет конюшню вдребезги.
Возможная катастрофа обеспокоила меня настолько, что я внял его предупреждению, не смотря на то, что у меня были важные дела по дому. На следующий день я не собирался никуда выезжать, поскольку хотел пойти на лекцию; но, рано поутру, лошадь вела себя настолько игриво, что мне стало тревожно, и я почувствовал, что должен вывести ее на прогулку. В течение трех часов мы ездили так быстро, насколько это возможно, и я, как кажется, преуспел в усмирении ее буйного духа.
В среду я вернулся домой во второй половине дня, измученный работой, намереваясь лечь спать пораньше. В половине седьмого пришел судья Питман. Он заметил:
- Послушайте, Аделер, ваша лошадь, наверное, сойдет с ума, если вы не выведите ее на прогулку. Я вам дурного не посоветую. Она лягается, словно кто-то стреляет из кремниевого мушкета, так что слышно даже в сорока футах от конюшни.
Я внял его совету и в ту ночь проскакал никак не менее двадцати четырех миль с ужасающей скоростью. Лошади, возможно, способны на большую скорость и расстояние, но лишь немногие из них догадываются, к каким последствиям это может привести. Только воспоминание о цене, которую я за нее заплатил, спасло лошадь от того, чтобы быть загнанной в реку и брошенной там.
Постепенно подлая скотина стала моим проклятием. Если мне хотелось отправиться на прогулку, то сначала требовалось унять ее нетерпение. Если я получал приглашение на вечеринку, то перед тем, как туда отправиться, мне необходимо было выгулять лошадь. Если я собирался написать важную статью, то сначала должен был в течение двух-трех часов бродить с ней по окрестностям; при этом руки у меня уставали настолько, что ни о каком письме не могло быть и речи. Если мне хотелось поплавать на лодке по реке - занятие, которое я страшно люблю, - то отвратительное животное начинало подпрыгивать у себя в стойле вверх и вниз, грозя разнести его своими копытами на мелкие кусочки. И это ее мне рекомендовали как "обладающую изысканными манерами".
Моя жизнь превратилась в сплошное несчастье. Я стал угрюмым и впал в депрессию. Иногда, в дружеском кругу, когда кто-нибудь рассказывал смешной случай и все дружно хохотали, я, присоединившись ко всем, внезапно вспомнив о самом факте наличия у меня лошади, разом мрачнел. Она овладела моим разумом. Видения короткохвостой лошади, потребляющей призрачный овес и лягающейся миллионами ног, нарушали мой покой в ночное время. Я преодолевал на ней бесчисленные мили призрачных дорог, перемахивал через невообразимые ущелья. Она стала моим кошмаром, проникавшим в мои сны и наполнявшим таинственные земли, дарованные мне сновидениями, диким, демоническим ржанием.
В реальности дела обстояли не намного лучше, чем в ночных кошмарах. Я мог бы продать эту скотину, но жене очень хотелось иметь лошадь, и я шел ей навстречу. Но было очень утомительно постоянно ощущать давление ответственности, порожденное животным. Я должен был выбирать между постоянными прогулками с ним и возможной опасностью, которой подвергались члены моей семьи, когда на прогулку отправлялись они; сознание того, что, независимо от того, болен я или занят делом, на дворе буря или землетрясение, бедствие или конец света, но лошадь следует выгулять, постепенно поставило меня в положение человека, преследуемого страшным призраком, который не желает оставить его в покое и возвращается снова и снова.
