Змеев столб - Борисова Ариадна Валентиновна (книги онлайн полностью бесплатно TXT) 📗

Человек вышел из-за деревьев с другого края поляны, двинулся к ней с протянутой ладонью – рука была не пуста. Что-то сияющее, круглое пылало на ладони, плыло навстречу тяжелой каплей румяного солнца… и, прежде чем присмотреться, что он держит в руке, Мария всякий раз просыпалась с чувством жгучего стыда и ужаса, потому что вдруг вспоминала: она без одежды, а он, этот человек, – мужчина.

Призрачный сад сворачивался, как лист бумаги, с листвяным шелестом, и веки трогали утренние лучи – сильные летние лучи, легко пронизывающие застиранный батист занавески. Странный комок больно и сладко саднящего жара поднимался с низа живота. Мария в смятении думала – что может означать непристойный сон? В нем, казалось, прячется какой-то неуловимый смысл. Но открывала глаза, и все становилось ясно. О чем тут гадать? Просто подходит «женское» время, наказание божье раз в месяц за Евин искус в райском саду…

Правда, было однажды в детстве, – рассказала одно из своих немудрящих видений тетке Дарье, а та почему-то рассердилась: «Вещие сны у тебя, забудь!»

…Встречаясь по-соседски, улыбались друг другу через палисадник, и Хаим не догадывался, что его разделяет с Марией не штакетник, не кусты, а широкое пространство дней ее бесхитростности, невинности и сиротской печали. Девушка находилась по ту сторону на своей, далекой от многих соблазнов, территории жизни, и в огромном мире для нее ничего не изменилось.

Марию окружала атмосфера подвижничества и чистоты. Она не слышала, чтобы в общине кто-нибудь говорил вслух об интимной стороне человеческих отношений. «Запретные» темы занимали ее в отрочестве, как любую старшеклассницу, но любопытство не зажгло настойчивого интереса. Сам воздух, заряженный током возбужденного шепота, темных тайн и намеков, вызывал у нее чувство брезгливости. В свободные вечерние часы, потраченные гимназическими подружками на секретную болтовню, она читала или бралась за самоучитель английского языка. Больше всего на свете Машеньку Митрохину волновало обязательство перед людьми, опекающими ее, а выразить свою благодарность она могла только успехами в учебе.

Она родилась и жила в детстве при доме, где проходили церковные службы. Окормлять верующих время от времени наведывались пастыри из Векшняйского Свято-Сергиева храма. Отец Алексий дружил со старостой здешней русской общины и бывал в Клайпеде чаще других. Православная епархия находилась в Вильно [8], владыке не разрешали ездить в Литву, но священники из православных литовских приходов имели право посещать враждебный город.

Проникшись судьбой девочки, отец Алексий увез ее в Вильно и определил в приют для сирот православного духовенства при женском монастыре. Через год Машеньку за общественный счет приняли в школу при русской гимназии. Летом, если удавалось, кто-нибудь со служебной оказией привозил девочку на каникулы в родную Клайпеду. Смышленая и старательная, она получала Пушкинскую стипендию из рук невестки великого поэта Варвары Пушкиной, жены его младшего сына Григория, а после гимназии по протекции Русского общества поступила в педагогическое училище.

Отца Алексия поражали лингвистические способности девушки. К окончанию училища она, кроме родного русского, свободно владела еще пятью языками. Сама Мария полагала, что ничего удивительного тут нет. В Клайпеде люди общались на немецком и литовском, в Вильно – на польском и идиш, похожем на немецкий. Только английский она изучала вначале самостоятельно, а затем – в училище.

Батюшка собрался просить Русское общество о дальнейшей поддержке Марии для обучения ее в Виленском университете имени Стефана Батория, но девушка заартачилась. Она хотела работать. Втайне давно уже решила отдать долг попечителям за годы своего содержания. Не деньгами, конечно, они бы и не взяли. Мария мечтала найти в приюте способную девочку-сиротку и, откладывая часть жалованья, помочь ей получить образование.

В «Пушкинке», как после смерти Варвары Алексеевны стали называть русскую гимназию, освободилась вакансия. Директриса предложила место бывшей выпускнице, чему очень обрадовалась классная руководительница, у которой училась когда-то Мария…

Осенью отец Алексий должен был провести службы в Клайпеде и ехать в Каунас, куда переселилась епархия, а вначале отправиться с девушкой в Вильно. Заботы о смене ее клайпедского гражданства добрый пастырь тоже обещал взять на себя.

Мария любила Вильно, его широкие мостовые и тесные улочки-коридоры, словно с благословения собора Святого Станислава расходящиеся от Кафедральной площади, голубое витье рек и кудрявые пригородные леса; любила легенды, живущие в его особом свете, в запахе, что окутывает город степенной стариной и свежестью, настоянной на осеннем листопаде.

В древнем предании говорится, что из Замковой горы, где стоит башня литовского короля Гедиминаса, под землей разбегаются во все стороны ходы таинственного лабиринта, омываемые пещерной рекой… Сверху город кажется причудливо расписанной чашей, вылепленной ладонями разных эпох, народов и сословий. Сколько раз Мария поднималась на гору, а не надоедало разглядывать это многовековое творение – золотые луковки церквей, медные купола дворцов и костелов, красные пятнышки черепичных крыш и пчелиные соты бедных кварталов – город надежд, поэзии, молитв и борьбы за кусок хлеба…

С башни хорошо виден храм святой великомученицы Параскевы Пятницы, похожий издали на облитый глазурью пряник. В этом храме Петр Великий крестил своего любимца – арапа Авраама Ганнибала. А в юго-восточном предместье находится самая высокая местность в окрестностях Вильно – там любил прогуливаться император Александр I.

Рядом зеленеет парк имения Маркуц. Среди старых лип и дубов маленькая церковь святой великомученицы Варвары хранит покой бывших хозяев. Под одной могильной плитой спят праправнук Ганнибала Григорий Александрович Пушкин и жена его Варвара Алексеевна, покровительница Пушкинской гимназии, почившая три года назад…

Мария скучала по городу, в котором жила пятнадцать лет, но предпочла бы остаться здесь. Отчаянному нежеланию вернуться в Вильно имелась своя причина. Девушка боялась брата классной дамы из «Пушкинки». Боялась его наглых глаз, рук, даже имени, поэтому называла назойливого мужчину, подкарауливавшего ее повсюду, Железнодорожником – он служил на железной дороге.

Стесняясь пожаловаться отцу Алексию, Мария надеялась, что Железнодорожник как-нибудь образумится сам – он был женат. Но в последнее время Железнодорожник стал особенно настойчив. Вызнав об отъезде Марии в Клайпеду, он пришел к поезду проводить ее и уверенно сказал: «Аккурат к тому времени, когда вы вернетесь, я разведусь, и мы поженимся».

Она ничего не ответила, хорошо зная, что ее несогласие не будет принято. Решила рассказать все отцу Алексию, когда он приедет за нею, а пастырь доведет до сведения начальницы гимназии. Директриса – разумная женщина, поймет и поговорит с классной дамой. Вместе они урезонят преследователя…

Железнодорожник заронил в Марии страх перед мужским вниманием. Она настораживалась и обрывала общение с юношами, едва только они начинали проявлять к ней нечто большее, чем обычную симпатию. В их заинтересованности девушке чудилась смутная угроза, сродни преступному посягательству.

Среди сокурсниц она слыла недотрогой и «синим чулком». Ее эротический опыт ограничивался редким чтением амурных романов, рекомендованных подругами, и их же рассказами. Вначале представления, почерпнутые из этих источников, были романтично-провинциальными, затем теория подкрепилась наблюдениями, и Мария пришла к выводу, что практическое изучение предмета ей отвратительно. Возвышенная книжная любовь оказалась мечтой, недостижимой в реальной жизни, а значит, и не стоило морочить себе голову бесполезными мыслями. Как в свое время Хаим, она решила, что физическая близость облагорожена людьми для придания привлекательности гадкому на самом деле акту, оправдать который можно исключительно рождением детей. В своем учительском будущем девушка не видела места ни так называемой любви, ни замужеству.