Что забыла Алиса - Мориарти Лиана (читать книги .txt) 📗
В 2008 году времени уже не хватало. Оно стало ограниченным ресурсом. В 1998 году дни были гораздо более вместительными. Когда она просыпалась утром, день расстилался перед ней, как длинный коридор, по которому можно долго-долго идти, останавливаясь в понравившихся местах. Теперь же дни совсем ужались. Не дни, а какие-то ошметки времени. Они свистели мимо нее, как машины на автогонке, – фьють, и нет! Когда она вечером залезала под одеяло, ей казалось, что всего несколько секунд назад она откинула его, чтобы начать очередной день.
Может быть, так было потому, что она не привыкла к такой жизни – одинокой матери с тремя детьми.
Теперь она делала все по-другому, стараясь замедлить бег времени. Ей казалось, что новой Алисе, с этим резким голосом, некоторые перемены не понравились бы.
– Не хочу я на эту скрипку… – заныла Оливия, когда Алиса вчера забирала детей из школы.
И Алиса, не подозревая, что дочери нужно идти на урок музыки, безмятежно отозвалась «Ну и ладно» и потащила всех троих к Дино. Они уселись за круглым столом, взяли по горячему шоколаду и переделали все домашние задания, а Дино даже помог Тому решить примеры.
Кто-то позвонил и раздраженно сказал Алисе, что за пропущенный урок все равно придется платить, потому что она не предупредила об отказе за сутки.
– Ну хорошо, я заплачу, – безмятежно согласилась Алиса, и трубка ответила потрясенным молчанием.
Дома, после вечера семейных талантов, она разрешила Мадисон не ложиться и испечь огромный торт «Черный лес» для школьного Дня кухонь разных народов.
– Не помогай мне! – предупредила Алису Мадисон. – Я все хочу сделать сама.
– Ладно, не буду, – откликнулась Алиса.
– Ты всегда говоришь «не буду», а потом все равно помогаешь! – сказала Мадисон.
– Спорим на тысячу долларов, что и пальцем не пошевелю? – ответила Алиса и протянула дочери руку.
Мадисон удивленно посмотрела на нее, вдруг улыбнулась своей красивой улыбкой и протянула руку в ответ.
– Я тоже хочу поспорить на тысячу долларов! – воскликнул Том. – Давай поспорим!
– И я! – присоединилась Оливия. – Давай поспорим, мам!
– Нет, сначала я! – встрял Том. – Мам, поспорим… Подожди, сейчас что-нибудь нормальное придумаю!
– Спорим, что я пять минут простою на руках! – выкрикнула Оливия. – Или нет – две! А может, и одну…
– Спорим на тысячу долларов, что я не досчитаю до миллиона! – предложил Том. – Нет, я, конечно, досчитаю… То есть если я досчитаю, ты даешь мне тысячу.
– До миллиона никто не досчитает, – задумчиво сказала Оливия. – Ты, наверное, неделю считать будешь…
– Не неделю, – возразил Том. – Допустим, чтобы досчитать до шестидесяти, нужно шестьдесят секунд. Подождите… Или, например, до девяноста тоже можно за шестьдесят секунд досчитать. Тэ-эк… где калькулятор? Мам, ты не знаешь, где калькулятор? Мам, ты меня слышишь?
– От вас всегда так устаешь? – спросила Алиса.
Иногда ей казалось, что у нее из головы высосаны последние остатки мыслей.
– Почти всегда, – заверил Том.
Пока мясники, объединившись в группы, занимались мозговым штурмом и искали идеи для составления своих мясницких бумаг (ха-ха!), я сидела и думала о последней пересадке эмбриона, которая состоялась две недели назад.
Он хранился замороженным почти год.
Крошечный, весь в льдинках, возможный человек.
Когда мы первый раз попробовали ЭКО, я стояла у дверцы холодильника, брала кусочек льда на палец и думала о возможных своих замороженных детях. О возможных будущих людях. Тогда мы заморозили сразу семь. Сколько мерещилось разных дорог… Вот этот будет хорошим пловцом. У этого будет музыкальный слух. Этот будет высоким, а этот – коротышкой. Этот вырастет милым и застенчивым. Этот – весельчаком. Этот будет походить на Бена. Этот – на меня…
Мы с Беном все время об этом говорили. Мысленно мы подбадривали их: «Держитесь там! Смотрите не замерзайте!»
Но годы шли, и мы перестали сюсюкать. Мы как бы отстранились от процесса. Все свелось к голой науке, к крайне неприятным медицинским процедурам. Мы перестали удивляться возможностям современной науки. Ну да, выращивают теперь младенцев в пробирках. Невероятно, да… Только вот у нас ничего не получается.
В тот, последний раз мы опаздывали и получили штраф за запрещенный поворот направо. Это я придумала повернуть направо, чтобы быстрее добраться, а Бен злился на себя за то, что послушался, потому что мы все равно опоздали. «Как это вы не заметили знака?» – спросил полицейский, и рот Бена прямо перекосился оттого, что он, видимо, очень хотел сказать: «Это не я. Это она». Полицейский неимоверно долго выписывал нам штраф, как будто знал, что мы торопимся, и этим наказывал нас.
– Поехали домой, – сказала я тогда Бену. – Ничего все равно не получится. Это знак. Чего зря платить за парковку?
Я хотела услышать от него что-нибудь доброе и утешительное, но настроение у него сильно испортилось. «Правильно придумала!» – ответил он мне с несвойственным ему сарказмом.
Но все равно я поняла, что и он потерял веру. Неделю назад он уплетал банановые кексы у Алисы и с жаром рассуждал об усыновлении, когда мы еще даже не знали, получилось в этот раз или нет.
Врачом у нас оказалась совсем молодая девушка, на вид не намного старше Мадисон. Она споткнулась, когда мы входили в процедурную, и мне это показалось дурным предзнаменованием. «Ну… Вот ваш эмбрион!»
Когда я уже лежала в кресле, элегантно раздвинув ноги и ожидая гигантской иглы, врач что-то неразборчиво сказала себе под нос.
– Вот ваш эмбрион, – смущенно повторила она.
Мы повернули головы и на экране увидели нашего возможного ребенка.
Он выглядел точно так же, как его несостоявшиеся братья и сестры. Просто пузырьки, и все. Капля воды под микроскопом.
Я не дала себе труда удивиться. Не стала говорить ничего вроде: «Ах, чудесно!» – и не пыталась запомнить свои ощущения, чтобы потом как-нибудь сказать своему ребенку: «Я видела тебя, когда ты был еще вот таким пузырьком».
Я ничего не знала об этой женщине-враче, которая делала пересадку. Мой дорогой доктор сейчас в Париже, потому что его дочь выходит замуж за юриста-француза. Этот мужчина с длинным сумрачным лицом напоминает мне нашего бухгалтера-налоговика. Очень плохой признак! Возвратов по налогам мы никогда не получаем. Мой врач обычно без умолку трещит обо всем, что приходит в голову, но эта не проронила ни слова, пока не закончила. А потом показала нам эмбрион на ультразвуке.
– Хорошо… Он в нужном месте, – бросила она, как будто моя матка была промышленным оборудованием.
На ультразвуке она выглядела, как и все остальные: звезда – дрожащая, светящаяся.
Я знала, что светиться она будет недолго.
Я отвернулась от экрана, посмотрела на Бена и увидела, что он внимательно изучает свои ладони.
Одни плохие знаки!
Вдох… Выдох… Вдох… Выдох…
Когда мясники закончили свой «мозговой штурм», я поднялась на сцену и объявила, что моя помощница Лейла закончит с ними семинар, словно так и было задумано.
Когда она поднялась со смущенным видом, мясники дружелюбно поаплодировали.
Я спустилась. Эта мерцающая звезда не выходила из моей проклятой головы.
Алиса подходила к школьной библиотеке – ее тело как будто знало, что нужное место находится за этой красной двустворчатой дверью в самом углу двора, – когда появился Доминик. У него был взволнованный, даже сердитый вид.
– Алиса, – начал он, – я заметил тебя через окно. Никак не могу до тебя дозвониться!
– Извини. Все время забываю заряжать. Память дырявая!
– Я и Нику позвонил. – Он даже не улыбнулся. – Едет.
– Ты звонил Нику? Зачем?
Что, он собирался драться с ним из-за ее руки? Вызвать его на дуэль? Вот только Ник больше не хотел ее руки. Так что, может быть, драться и не стоило. «Конечно, парень, забирай ее».
