Кто услышит коноплянку? - Лихачев Виктор (читать полную версию книги txt) 📗
- Нормальное сочетание. Отец - русский еврей, мать - грузинская еврейка. Тут главное не комплексовать.
Софьин партнер издал нервный смешок.
- Да я и не собирался. У меня много кровей намешано. Бабушка по отцу из старинной казацкой семьи, а прадед по материнской - из древнего грузинского рода. Представляете, какая смесь получилась?
- Представляю. В старости ваш внук будет пиликать на скрипке, жена готовить вам сациви, а вы, играя в шахматы, будете мурлыкать под нос песню: "По Дону гуляет казак молодой". Закончилась музыка, Аркадий Ревазович, несколько ошарашенный, все-таки галантно проводил Софью до места и шепнул ей на ухо: "Пообещайте, что сегодня вы танцуете только со мной". Софья пристально посмотрела ему в глаза. От парня почему-то сильно пахло козлом. Наверное, вспотел сильно. Но как блестят глазки!
Аркадий Ревазович не отвел глаза. Он по-своему истолковал молчание девушки и еще более томно сказал: "Я очень прошу вас", делая ударение на слове "очень". Затем взял руку Софьи и поцеловал ее.
- Я не люблю однообразия, Аркадий. Но так и быть...
- Благодарю.
- Обещаю вам еще один танец. Потом опять пили, ели, пели, опять пили. У Аркадия оказался недурной голос, несильный, но приятный. Софья понимала, что ее продолжают обольщать. "Недавний блондин", так она про себя стала называть нового знакомого, Аркадий пел с чувством, время от времени бросая на Софью короткие, но очень выразительные взгляды:
- Тьмою здесь все занавешено
И тишина, как на дне,
Ваше величество женщина,
Как вы решились ко мне...
Большая компания разбилась на несколько групп. От Вороновой старалась не отходить Наташа, несколько робевшая в новой для себя обстановке. К ним подошла Мещерская:
- Наташенька, вам не нравится у нас?
- Что вы, Софья. Все чудесно. Правда. И семья у вас замечательная. И друзья.
- Спасибо. Тезка, а как тебе Коваленко?
- Кто?
- Аркадий Ревазович.
- Мы с тобой еще поговорим на эту тему, старшая. После.
- Соня, думаешь, я специально его звала? Он тебя у нас весной видел, все спрашивал, кто ты да где. Я сегодня его не приглашала.
- Так выгони.
- У нас так не принято.
- Извини. А на другом конце стола Коваленко подчеркнуто громко рассказывал Илье Ильичу:
- Страна дураков - вот вам весь мой ответ. Ну не любят у нас умных, сжирают сразу. Когда Кириенко пригласили в Кремль, я ему сразу сказал: "Сережа, подумай. Наше время еще не пришло. Скушают тебя. Или подставят". Он же умница, светлая голова...
- Ты поняла, с кем за одним столом сидишь? - спросила Воронова Наталью.
- С кем? - простодушно спросила Наталья.
- Потом расскажу. Кстати, старшая, - Софья решила похулиганить, - а кем этот козел работает?
- Тезка, разве так можно?
- Соня, действительно, разве так можно? - поддержала хозяйку Наташа.
- Девочки, но от него, правда, козлом пахнет. Сейчас подойдет на танец меня приглашать принюхайтесь.
Все трое засмеялись.
- Тезка, фи!
- Молчу и каюсь. Только... плохо мне без Лизы и Киры. С ними не надо было притворяться. Эх, вы, девушки из высшего общества!
Подошел Аркадий. Галантно поклонился: "Разрешите?" Было заметно, что он уже явно навеселе. В танце попытался сократить дистанцию. Софья покачала головой: "Нет".
- Но мы же не пионеры, Сонечка.
- Аркадий Ревазович, мое имя еще более обыкновенное, чем ваше: Софья Николаевна.
- Меня весь вечер один вопрос мучает, Софья Николаевна. Вы не обидитесь, если я его задам вам?
- Чтобы потом мучилась я?
- Я серьезно. Вы такая... красивая... Нет, совсем не то я говорю.
- То есть некрасивая?
- Вы необыкновенная! Я никогда таких не встречал. И вдруг - одна. В такой праздник. С замиранием жду вашего ответа: у вас есть... любимый человек?
- Есть. - Софья вдруг отчетливо представила сначала Лизу, потом Киреева. Имеет ли она право обвинять подруг в неискренности, если сама, в сущности, ломает весь вечер комедию. И вновь повторила тихим голосом: - Есть.
- А где же он? Нет, я не верю вам.
- Ваше право, Аркадий Ревазович.
- Но Софья мне сказала...
- Что сказала?
- Только не выдавайте меня, хорошо? Сказала, что он отказался от вас, хотя, если честно, он действительно странный: как можно отказаться от такой девушки?
- Про странность тоже Софья сказала?
- Что-то в этом роде.
- Аркадий Ревазович, вы спросили, есть ли у меня любимый человек. Так?
- Да.
- Я вам честно ответила: есть. Если б даже он от меня отказался, я не перестала бы его любить. Но мой любимый человек не отказывался от меня.
- А что же он сделал?
- Отпустил. Как птицу из клетки.
- Почему?
- Потому что любит.
- Не понимаю. Так не бывает.
- Бывает, Аркадий Ревазович. Ему сейчас очень тяжело. Моему любимому оставили жизнь...
- Оставили? Кто?
- Неважно. Он считает даже, что незаслуженно подарили. И он растерялся, не зная, что ему делать дальше. Вы всегда знаете, что нужно делать дальше?
- Сначала все взвешиваю, анализирую и... В общем, знаю.
- А он действительно странный человек, живет сердцем. Знака ждет. Думает, что если метели зашумели, то это навсегда. Простите, я запутала вас. Это слишком лично... и сложно.
- Зачем вы все время хотите меня обидеть? Я не глупый человек.
- Извините, - неожиданно мягко сказала Софья, - я вовсе не хотела вас обидеть. Просто - это жизнь другого человека, и чтобы понять ее, одного ума мало.
- И все равно, Софья Николаевна. У нас есть общие друзья. Валерий Каза...
- Не надо. Верю. Продолжайте мысль, Аркадий Ревазович.
- Хорошо. Они много рассказывали о вас, говорили, что вы - душа общества, обаятельны, умны...
- Любвеобильна, доступна.
- Любве... Простите, я не то хотел сказать.
- Не смущайтесь, продолжайте.
- И вдруг вас словно подменили. Владик Хабилава даже предположил, что вы решили пойти в монастырь. Нельзя же так жить!
- А это кто сказал, что нельзя - Владик или вы?
- Все ваши друзья и я.
- И всем моим друзьям нравилось, как я жила раньше?
- Так и надо жить!
- Может, вы правы.
- Конечно!
- И когда начнем так жить? Сегодня? Кстати, вы женаты? Коваленко растерялся. Он не понимал, шутит эта девушка или говорит серьезно. И чем дольше он общался с ней, чем больше не понимал, тем сильнее его тянуло к ней. Хабилава хвастался, что был ее любовником, Казаков тоже говорил об этом. Но сейчас Аркадий Ревазович плевать хотел на все их разговоры. Он потерял голову.
- Я очень одинок, Соня.
- Софья Николаевна.
- Очень. Но не подумайте, ради Бога, не подумайте, что у меня... Я очень, очень серьезно...
- Аркадий Ревазович, вы четыре раза сказали слово "очень". Кстати, и музыка закончилась. Спасибо вам за танец. И за то, что я еще раз вспомнила прежнюю жизнь. Не обижайтесь, но мне моя нынешняя нравится больше. Как и мои нынешние друзья. Прощайте.
- Постойте, Софья Николаевна. Вы меня плохо знаете. Я преследовать вас буду, я вас розами засыплю. Я хочу сказать...
- Вы много выпили, Аркадий Ревазович, остыньте.
- Он что, околдовал вас, этот ненормальный? Софья сначала хотела обидеться за "ненормального", но подумала, что в сущности слово-то не обидное. Если Киреев другой, то для Аркадия Ревазовича он действительно ненормальный. Воронова засмеялась.
- Вы правы. Он действительно колдун. Или мистический странник. Посмотрел мне в глаза и дал установку. Прощайте, Аркадий Ревазович.
* * * Наступил Рождественский сочельник. Киреев жил тихо, можно сказать, незаметно. Сначала его часто приглашали в гости, но он вежливо отказывался. И приглашать перестали. Соседи за глаза называли его Бирюком. Женя и Володя тоже взяли перерыв до весны - на занесенную снегами Тихоновскую гору забраться, да еще вместе с Илюшей, было очень трудно. И только верная Юля каждый день, обутая в валенки, торила тропинку через всю Воронью слободку. Впрочем, в доме Киреева появилось два постояльца. Сверчок и лисенок. Сверчка Михаил назвал Домовенком. Оставлял ему крошки хлеба и был очень доволен, когда под шум вьюги Домовенок заводил свою песню. А вот лисенка Кирееву принес знакомый охотник еще в ноябре. По его словам, лисенок был "позднышом", оставшимся без матери.
