Чудо на озере (Рассказы) - Осоргин Михаил Андреевич (читать книги онлайн без регистрации .txt) 📗
«Дражайшая Анна Павловна, в прошедший понедельник изволили вы разрешить мне письменно вам о себе напомнить. И действительно, данный день является незабвенным в моей памяти, после чего цельную неделю обдумывал о предстоящей встрече, каковая состояться не могла…»
— Простите, Павел Иванович, что вы это читаете?
— Письмо от жениха к дочери моей Анне Павловне. Самое первое, при начале ихнего знакомства в позапрошлом году, от 7-го сентября.
— А… какое это имеет значение, письмо его?
Павел Иванович снял очки, протер очень чистым платком, опять надел и сказал:
— Значение чрезвычайно важное, как бы документ. Познакомились они тому назад два года и три месяца, и сразу произвели впечатление. И тогда же вскоре, с отцовского моего разрешения, начал он писать ей письма. Дочь моя живет при мне и из дому выходит редко, занимаясь хозяйством. Письма же его я все сохраняю, по прочтении их мне дочерью вслух. Я своей дочери не стесняю, но всякая переписка идет через меня. Ответных копий, действительно, я не сохранял, его же письма имею под номерами. Не хочу затруднять вас рассказом, письма же все прочту вам в полном порядке постепенности, чтобы составили заключение прямо по личным документам о возможности брака.
— Их много, писем?
— Сто четыре номера, включая полученное в минувшее воскресенье, на которое ответ еще не послан.
— А вы, Павел Иванович, своими словами не расскажете? Покороче…
— Зачем же рассказывать, зря вас беспокоить, когда все письма налицо в подлинном оригинале. Ни единой строчки от вас не скрою, как в чисто семейном деле.
— Да что же в письмах этих? Какие-нибудь обещания с его стороны? Или история какая нибудь сложная?
— Обещаний никаких, и истории тоже нет никакой. Письма не то, чтобы любовные, а обыкновенно — как пишет заинтересованный человек к молодой девушке. Иные и со стихами, но не личной выделки, а известных поэтов, Некрасова, Апухтина, Надсонова и других с указанием фамилии. Обещаний же никаких быть не могло, так как дело не решенное. Именно поэтому я и обращаюсь к вам, как человеку ученому, вроде как для экспертизы. Позвольте первое дочитать, а за сим приступим ко второму: «каковая состояться не могла, однако, успокаиваю себя надеждой, что батюшка ваш Павел Иванович разрешат вам побывать у Олимпиады Симеоновны в предстоящий вторник, где и надеюсь видеть вас лично…»
— Кто это — Олимпиада Симеоновна?
— Олимпиада Симеоновна это, точно говоря, дочери моей по покойной ее матери двоюродная тетка; Муж ее торгует в рядах бакалеей.
— Ага! Ну что же, Павел Иванович, все это люди солидные, положиться можно. Я бы вам посоветовал…
— Бесспорно, люди солидные. И как из следующего письма сами изволите усмотреть, в доме своем принимают только людей рекомендованных по строгой проверке, в том числе и господина Герасимова.
— А это кто?
— А это и есть жених. Если, конечно, в случае благоприятного совета вашего, я дам благословение на брак.
— Я, Павел Иванович, ничего против не имею… По моему…
— Покорнейше благодарю за доверие, но уж позвольте вам все письма зачитать. Истории в них никакой, однако, важно знать в рассуждении искренности. Если человек искренний и откровенный — я дочь готов отдать, и даже сопровождаю небольшим, по мере сил моих приданным. В противном же случае подожду. Одним словом — как скажете.
«… надеюсь видеть вас лично. По этому поводу предуготовил для вас нравящееся стихотворение…»
— Он не конторщик, жених ваш?
Павел Иванович снял очки, и вдруг солидное лицо его приятно улыбнулось:
— Именно — конторщик при торговом предприятии вдовы Потапова и сыновья. Вот я и говорю: что значит высшее образование!
— А он с высшим образованием?
— Что вы, помилуйте, он с обыкновенным, трехклассное училище. А это я про вас, — что сразу, не зная человека, по первому письму изволили указать точно должность. Вот оттого я и решил зачитать вам все письма для полного определения Человека. И именно пишет он дальше следующее…
Дальше было очень тягостно. Павел Иванович, более не отвлекаясь, читал медленно, с выражением, письмо за письмом. Следить я не мог, потому что очень боялся заснуть. Иногда тараща глаза и стараясь не прикасаться спиной к спинке кресла, я видел сквозь туман, что пачка писем прочитанных растет, пачка не прочитанных не уменьшается. Наконец, взглянув на часы, увидал, что приемное мое время окончилось как раз на строках стихотворения:
На слове «эмблемы» Павел Иванович запнулся, а я быстро сказал:
— Как мне ни грустно, Павел Иванович, прерывать вас, но мое приемное время окончилось, а я боюсь, что кто-нибудь меня еще ждет для совета…
Павел Иванович спокойно сложил письма в общую пачку и сказал:
— Понимаю, затруднять не хочу. Я и не рассчитывал за один раз кончить. Прочитал я вам четырнадцать писем, остальные можно отложить до будущих разов. Дело мое не спешное, ждала девушка два года, подождет и лишний месяц. Так вам даже удобнее будет на досуге обдумать прочитанное. Покорнейше вас благодарю, и уж разрешите зайти в следующий раз, когда объявлен прием.
Тут меня осенила мысль:
— Вот что, Павел Иванович. Дело это сложное, и будет лучше, если ознакомлюсь с документами вашими дома, внимательно, аккуратненько. Надеюсь, что вы мне их доверите.
Павел Иванович подумал и, на радость мою, согласился, предупредив, что почерк у жениха не очень разборчивый.
Когда я провожал его и выглянул в дверь приемной, я увидел, что там ждут двое, женщина и мужчина. Но, к удивлению моему, оба они поднялись и ушли вслед за Павлом Ивановичем.
Пришел он ко мне через три дня, снова солидно и прочно уселся в кресло и вынул из кармана письмо в конверте. Со своей стороны я извлек из портфеля его «документы», которых, грешным делом, прочесть не смог, — однако, перелистал. Все письма были похожи одно на другое, одинаково начинались, одинаково кончались и редкий раз не содержали переписанный стишок. Говорилось в них о чувствах, но в выражениях не страстных, а самых деликатных. Выражалась и надежда на соединение брачными узами, буде на то согласится родитель.
Свое заключение я начал издалека:
— Павел Иванович, хотите ли вы счастья дочери?
— Об ином и не думаю. Не хотел бы — и затруднять бы вас не стал.
— Павел Иванович, любит ли ваша дочь господина Герасимова?
— Любить ей его рано, и о любви разговору не было. Однако, явно интересуется, и за два года переписки нашей к нему привыкла. И стихотворения ей очень нравятся. А уж по настоящему полюбит, когда выйдет замуж; раньше же это ни к чему.
Тогда я встал и сказал торжественно:
— Павел Иванович, позвольте вам заявить следующее. По тщательном рассмотрении представленных вами документов, могу удостоверить, что господин Герасимов представляется человеком искренним и самых серьезных намерений. Полагаю также, что два года испытания достаточны, чтобы вы могли позволить молодым людям не только переписываться, но и встречаться.
Павел Иванович прервал мою речь:
— Как же, как же, помилуйте. Они давно уже встречаются, и сам он, господин Герасимов, допущен бывать у меня на дому лично. Уже больше году ходит каждое воскресенье.
— Тогда зачем же он письма пишет?
— Он человек молчаливый, а в письмах выражает лучше. Так уж у них завелось, так и идет. Иные письма его мы и вслух при нем читаем, особенно, если в них стихотворения.
— Тогда, Павел Иванович, сомненья больше нет: выдавайте дочь замуж, да поскорее!
Павел Иванович просиял, однако, заметил:
— Покорнейше вас благодарю, однако, должен сказать, что имею еще одно письмо, полученное позавчера по почте, которое и попрошу вас либо заслушать, либо уж сами прочтите, чтобы никаких сомнений не было.
— А что в нем?
