Гибель Петрограда (Фантастика Серебряного века. Том XII) - Толстой Алексей Николаевич (бесплатные серии книг txt) 📗
Крадучись вошли они в дом — и пошла бесовская потеха. Не внемля ни воплям, ни мольбам, перебили они всех слуг и служанок, а там и за князя с княжною принялись. Словно орел могучий, бесстрашно бился старый воевода за свое родимое гнездо, да неравен был тот бой, и хоть не один тевтон падалью свалился к ногам хозяина, а все же вскорости они осилили ого и накрепко веревкой скрутили.
Тогда они увенчали свое мерзкое дело тою подлостью из подлостей, которой на человеческом языке и названия нет, ибо не от человека она, а от самого дьявола. На глазах связанного и беспомощного отца всю ночь терзали они и позорили его любимую дочь, надругавшись над нею с жестокостью ненаказуемой.
Но вынесло этой муки орлиное сердце князя, разорвалось в его широкой груди, и навеки смежились его ясные очи. Но пред смертью проклял он их страшным проклятием, призвав на все их подлое племя грозную Божию кару.
Едва на востоке чуть забрезжил рассвет, ограбили разбойники начистоту княжеский палац, подожгли его со всех четырех сторон и с поспешностью убрались, постыдную свою победу восхваляя. Только, прежде чем уйти, они княжну в пустой погреб, глубоко под землю, замуровали, чтобы она подольше помучилась пред тем, как голодной смертью помрет. Да не по их вышло: всего с час протомилась в оскверненном теле чистая девичья душа и, свободная, вознеслась на небеса со своей великой жалобой на злодейство подлых тевтонов.
Одному только мальчику-прислужнику удалось в ночи спрятаться, а потом и из пожарища выбраться. Он обо всем и поведал сельчанам. Со всех ног кинулись они к пылающему палацу, да уж поздно было спасать его, сгорел он весь, и лишь крепкие каменные стены от него остались.
Хотели сельчане хотя княжну отрыть, чтоб христианскому погребению ее предать, приступили к работе и уж добрались было до спуска в погреб, но тут явилось им дивное видение.
В блистательном, нездешнем свете предстал пред ними сам архангел Михаил, и слаще струйного звона, грознее грома небесного прозвучал его голос:
— Остановитесь, не прикасайтесь к телу мученицы! Здесь, на месте своих мучений и кончины, будет она лежать до часа отмщения. Целых пять веков для людей, всего лишь пять мгновений для Создателя пройдет до того часа, но в свое время он пробьет и страшно будет отмщение, и во прах низвергнет Господь нечестивое племя. И тот год под молнией меча моего всепобедного поведу я великое воинство. Не будут над ним властны ни чары женские, ни винный чад, ни блеск золота; твердыня духа будет его несокрушимым оплотом, и разобьется о тот оплот и сатанинская злоба тевтонов, и змеиное их коварство, и сокрушительная мощь. То будет не война, а Божий суд над извергами рода людского, и не минует этот суд и здешнего места. И где сотня предков совершила свое злодейство, там падут бесславной смертью тысячи размножившихся потомков, а за каждую каплю невинной крови их черная кровь прольется потоками. И в тот час, когда, день в день через полтысячи лет, пойдут витязи с победною песнью над могилой замученной праведницы, отверзнется эта могила — и, отмщенная, непорочная, в нетленной красоте, восстанет из нее Людовика на новую жизнь, и забьется ее воскресшее сердце величайшей земною любовью к храбрейшему из храбрых, честнейшему из честных, к лучшему воину той победной рати, и его назовет она мужем своим.
Пали крестьяне ниц перед архангелом и по слову его отступились от заповедной могилы.
С той норы в обгорелом доме селятся одни лишь совы да пауки, любят и ящерицы погреться под солнышком на его камнях, за то так его и прозвали «Совиным домом». И во все века до самого нынешнего дня было это место гибелью для тевтонов: как кто из них соберется здесь землю купить, так внезапной смертью гибнет, а если нечаянно сюда забредет, то обязательно с ним большая беда приключится. Знать, до последнего часа будет на нем лежать заклятие архангела.
— А ведь час-то этот близок, пан офицер! — совсем другим тоном оживленно прибавил Пшебыслав. — Меньше двух месяцев до него осталось.
— Да, — задумчиво протянул Игнатов, невольно вздохнув при мысли о том, что, наверно, не он окажется тем «храбрейшим из храбрых», для которого встанет из могилы прекрасная Людовика.
Борис Никонов
СТАРЫЙ ДВОР
Замок назывался Старый Двор и насчитывал три столетия своего существования. В свое время в нем останавливались польские короли. Магнаты-хозяева замка жили широко и пышно. Замок с каждым годом обстраивался: новые поколения прибавляли к старинным темным и зловещим комнатам светлые новые залы. Заваливались старинные подземные ходы, замуровывались подземелья, потому что в них, как говорили, являлись привидения. В темных и глухих переходах и коридорах с низкими сводчатыми потолками попадались какие-то странные маленькие двери, которые вели неведомо куда. Даже сами хозяева не знали этого, и за объяснением приходилось обращаться к престарелому ключнику или старухе-кастелянше. Да и те по большей части махали рукой и говорили:
— Оборони Бог, нечисть там какая-нибудь. Не пытайте, пане!
Любопытствующие храбрецы иной раз набирались удали, отворяли скрипучую дверцу и заглядывали внутрь. И видели обычно что-то несуразное: или какую-нибудь дыру — такую узкую и низкую, что требовалось согнуться в три погибели, чтобы вползти туда в темноту, или же что-нибудь вроде кладовой или, быть может, домашней тюрьмы с узенькими решетчатыми окнами, заросшими плесенью и мхом. В таких закоулках прежние владельцы замка, по преданию, имели обыкновение пытать и морить провинившихся слуг. Но теперь в точности никто уже не знал этого.
В нижнем этаже было много совсем заброшенных покоев с полуразрушенными стенами, выбитыми окнами, с такими жуткими, темными коридорами, что по ним страшно было идти даже с фонарем. Там, в пыли, среди груд мусора и обвалившегося кирпича, зияли какие-то неведомые ямы и провалы. В одном из бесконечных закоулков там показывали темные пятна и уверяли, что это — кровь пана Вацлава. Его убил в ссоре приезжий шляхтич. Дух убитого прежде бродил по коридору и жалобно стонал по ночам.
Были ли в замке другие привидения, об этом знала только одна старуха Юлия. Но в последнее время она почти совсем оглохла и ослабела разумом, и, когда ее спрашивали, водятся ли в Старом Дворе призраки, качала головой и отвечала:
— Ох, нет, нет!
— Уж будто и нет? — подшучивала над ней молодежь. — Припомните, бабуся, может быть, какой-нибудь дрянненький дух еще бегает по замку?
— Ох, нет, нет! С той поры, как протянули проволоку, так и кончились духи!
Под проволокой Юлия разумела электричество.
Настала грозная, небывалая пора.
Еще никогда — даже триста лет тому назад, — не горело таким зловещим, багряным заревом небо, каким загорелось оно ныне. Даже в гайдаматчину не лилось столько крови, сколько полилось теперь. Еще никогда не бывало того, чтобы горела сама земля. А нынче даже она пылала, политая огнем из падающих, словно звезды Сатаны, пылающих ядер и бомб.
И, чем ближе подступал обжигавший небо и землю огонь великой войны, тем круче вздымалась волна убегавшего от огня народа. Все, кто мирно жил век за веком на этой земле, кто сеял и жал в наследственных полях и мирно ложился во вспаханную им самим землю, как зерно грядущего Божьего урожая, все поднялись и со скарбом, с детьми, с домашним скотом потянулись бесконечной серой вереницей повозок, телег и просто идущих пешком людей по дорогам вдоль потоптанных нив и измятых полей.
Эта волна бегущих людей нахлынула и на Старый Двор и окружила его. Беглецы кричали:
— Что вы сидите тут? Утекайте! Немцы идут за нами. Они все сожгут и вас убьют!
