Другой ветер - Крусанов Павел Васильевич (читать книги без регистрации полные txt) 📗
А. Ш. И правильно! Представь, бочонок денег у автоматов выиграл Сяков, а мне завидовать и мысли не пришло. Я рад за друга и его удачу... Тьфу!.. Это случай совсем не ваш... Забудем, словом, обиды - теперь подумать следует, как лучше капитал потратить.
А. Ж. Исчез, не дописав "Муму", сосед - и ладно. Подписка о невыезде чудесно... Но обвинение нелепое над нами висит напрасно. Предлагаю запой протеста объявить. Что голодовки и самосожженья? - оскомина одна и никакого толка. Мы купим водки, приступом возьмем столовую, устроим баррикаду из мебели и будем пить, пока свободными нас не признают от всяких подозрений!
БМП. Следует продумать для телевиденья и прессы заявленье, плакаты, лозунги и транспаранты запасти, иначе - сочтут за хулиганов, оклевещут и в вытрезвитель отправят...
А. Ш. До сих пор против чего протестовали мы однако?
А. Ж. Мы до сих пор готовились вот к этому - главнейшему - запою.
П. И. Запой протеста? Хм-м... А впрочем, все равно.
Столовую решили брать перед завтраком, чтобы иметь на плите запас закуски. За водкой отправились тут же, пока торгуют.
9. Не спрашивай: зачем?..
Не дай Бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный.
А. П.
Минут за двадцать до завтрака столовая пала без единой разбитой тарелки. Налитых, как антоновка, поварих под руки выставили наружу, в пахнущий арбузом туман. Парадные двери прижали буфетной стойкой-холодильником, рядом разложили огнетушители, двери кухонного черного хода, обитые листовым дюралем, заперли на засов. Объяснение акции, зашифрованное в манифесте "Опьянение как демонстрация независимости простейшего порядка", и наспех намалеванные плакаты "Требуем российского консула" и "В чем corpus delicti?" вывесили в окнах.
До появления директора Дома запой протеста успели объявить открытым и закусили это дело дрожащим омлетом. Грузный директор в натянутой до треска рубашке, окруженный возбужденными поварихами, попробовал было проникнуть в дверь, но засевшие внутри мерзавцы пожелали говорить через окно.
- Немедленно очистить пищеблок!
- Пока не снимут подозрение, - ответил Сяков, - мы будем пить здесь водку и закусывать... - Договорить ему не дали.
- Демарш?! Восстание рабов?! - всколыхнулся директор. - Я выселяю вас за хулиганский срыв работы столовой!
- Нас нельзя выселить, - вступил в переговоры Исполатев, - мы дали подписку о невыезде.
По-видимому, директор был в курсе, но тем не менее, не постеснявшись поварих, сказал Исполатеву дерзость, за что Шайтанов метко швырнул в него с ложки омлетом. Грубияну пришлось отступить. Вскоре к столовой потрусили литераторы. Ушли ни с чем. Около полудня технический персонал Дома творчества - слесарь, водопроводчик и плотник, - во главе с тугим директором, пошел на приступ бунтующей цитадели. Натиск отбили при помощи огнетушителя и совершили ответную вылазку, гася ржавой струей пыл матерящегося персонала. "Баллоны же подотчетны ж! - рыдал директор. - Мне ж теперь же еще и пожар выдумывать!" Победу отметили залпом из четырех граненых орудий.
Вскоре под окнами столовой с трепещущим носовым платком в руке показался шестидесятник Б. Парламентера впустили через кухонную, уравнивающую в притязаниях дверь.
- Господа выпивающие, уполномочен передать вам две просьбы. - Б. оглядел стол переговоров, уставленный коронованной златыми венцами "Столичной". - Первую, о прекращении запоя, сразу опускаю как малодушную. Несите с честью свой жидкий крест... А вторую прошу рассмотреть: голодный контингент хочет получить сухой паек. В кладовой есть хлеб, печенье, скумбрия в масле и прочая безделица - если вы согласны выдать продукты, то ключ у меня в кармане.
В кладовой, действительно, нашлась еще и "безделица" - клубничный джем, консервированная бельгийская ветчина, минеральная вода "Ессентуки № 4", сливовый сок и упаковка стеклянных баночек с белковой икрой. Под пластиком упаковки сходил с ума рекламный листок: "Белковая черная зернистая икра - не только вкусный и питательный продукт, деликатесная закуска, но и эффективное немедикаментозное средство против облысения". Б. высунулся в окно и махнул носовым платком. Под окном в минуту выстроилась очередь, в конце которой что-то бубнил вылезающий из брючного пояса, как тесто из кастрюли, директор.
Кое-что отложили на закуску.
- Есть еще и третья просьба - личная, - признался Б., когда очередь убежала истреблять паек. - Возьмите меня заложником до тех пор, пока мне не надоест сидеть в залоге.
- А есть у вас рекомендательные письма? - поинтересовался Жвачин и неожиданно икнул.
Сяков сказал:
- Я за него поручаюсь. Он, как и мы, лишен пафоса.
Шайтанов сказал:
- И я за него поручаюсь. Он все-таки родом из Питера и в хорошем смысле не формальный писатель.
- У вас достойные поручители, - сказал Исполатев, наполняя для Б. стакан.
- Признаться, жутко хочется выпить, - облегченно сообщил Б. - Как вырвешься от этой чумы болотной, от этих нарциссов чернильного ручья, так сразу тянет с хорошими людьми под забором полежать.
- Чем же мы хороши? - спросил Жвачин. - Лично я - подлец каких мало.
- Это прозрачная область - в вас чувствуется отрадная праздность. Ву компране?
- Чего же не компране-то, - сказал Исполатев, - птичность небесная чувствуется, лилейность полевая...
Выпили и закусили нежным омлетом. Б. порозовел, отер усы платком и уверил, что тост за птичность не так смешон, как может показаться: его, например, удивляет привитый немцами трепет перед словом "труд" - Господь обрек человека в поте лица добывать свою горбушку, Господь наказал человека работой, работой Он отдалил его от Себя, через необходимость труда лишил подобия Себе. Существует, правда, мнение, что работа - своего рода молитва, так сказать, обращение не помыслом, но действием... Чушь - труд есть выражение недоверия Богу, есть измена божественному в себе. И безо всякой фигуры - в самом прямом смысле.
Б. с любопытством заглянул в открытую Шайтановым бельгийскую банку шестидесятник и ветчина были одного цвета.
- Мне знакома эта тропка, - сказал Исполатев, покрывая хлеб ломтиком ветчины, ветчину - омлетом, омлет - немедикаментозным средством против облысения, - только с другого конца. Ведь Господь, собственно, трудился всего лишь шесть дней, пусть даже день Его равнялся такому вот геологическому бутерброду. И в конце каждого созидательного дня Бог смотрел на результаты труда Своего и прикидывал: да, это хорошо. Шесть раз смотрел и все с одним - хорошо ли? В настойчивом этом взгляде кроется подлянка Господь оценивал Свои дела. Стало быть, могло выйти и нехорошо. Получается, во время работы Вседержитель способен был совершить ошибку. Понимаете? Во время работы Бог отдалялся от совершенной всеблагости!
Б. протянул через стол руку. Сяков, начиная с сотрудника межконфессиональной "Библейской комиссии", представил руке шестидесятника участников запоя. Снова выпили за птичность, за праздность, за царственную несуетность, теперь - с приблизительным осознанием эзотерики тоста. Шайтанов углубился в софию - мол, тяжко, а не оппаньки, постигать метафизику бытия, вот существует, скажем, факт, другой - названы, казалось бы, и шут с ними, а однажды поднимешь себя, как штангу, на которой сто кг, что обычно влом, и за горизонтом та-акое подглядишь... Вот, скажем, жил на 8-й линии Васильевского острова Семёнов-Тян-Шанский и делал свои дела, на ней же - Мандельштам со своими делами, теперь я живу - ну что, казалось бы, за чушь? а за этим, может, закон чего-то всемирного прячется - он, понимаешь, прячется, а мне влом за горизонт заглядывать, вступать в тонкие взаимоотношения с пространством и временем. Или вот еще весна: живешь, как в башмаках на размер меньше, вокруг посмотришь - тошнит, милейшего человека встретишь, приглядишься - крупная какая-то и, пожалуй, вредная рептилия, в науке - статист не статист, а элемент среды, из которой никогда не выстрелит гений, кофе вечно пережженный и в голове все время тупой гвоздик; а однажды проснешься - батюшки! - за окном-то: с крыши капает, грачи прилетели, солнышко в лужах - весна! Опять хорошо и чего-то хочется - жить, что ли. Или вот еще водка: европеец посмотрит - все-то ему химия, физиология, Павлов - скучно, а изменишь ракурс, рванешь штангу и видишь силу, которая чудесным образом прокладывает метафизические трубы в завтра и отсасывает через них понятие "энергетика" в твое сегодня, оттого сегодня гармонь во все мехи, нечеловеческая способность к восторгам и желание всех женщин - в одни уста, а завтра веки разлепляешь пальцами и любая вещь, тяжелее кружки пива, кажется поставленной на свое место пришельцами. Или вот еще Византия...