Такая музыка - Екимов Борис Петрович (электронные книги бесплатно TXT) 📗
Это заметил Семен. Он остановил свой пресс и к Сашке подошел.
- Погоди, покурим! - крикнул он. А когда Сашка послушно остановил станок и к Семену повернулся, тот спросил: - Про Петра Губарева слыхал?
- Не знаю такого,- отрицательно покачал головой Сашка.
- В отделе механика работает, токарем,- объяснил Семен.- Так вот этот Петро комбинезон носит, спецовку, какие выдают. Вот он работал, потом его позвали, а он станок не выключил, стоит разговаривает. А коробка сменных шестерен у него открытая. Снял кожух, а потом забыл. Вот он стоит, к станку задом, а тут автокара проезжала, он посторонился да притулился задом к шестерням. А станок работает, шестерни - цоп за штаны и потянули. Он сначала не сообразил, а шестерни тянут, да как пошло... Он заорал дурняком да как сиганет. Спасибо трухлявая одежда! Как он сиганул! Комбинезон на нем - тресь. И все в коробку замотало. А он-то упал. Да как вскочит, да бечь! На весь завод слава. Родной станок своего хозяина догола раздел. Да это еще, слава богу, курдюк целый остался. Его бы прихватило, вот...- закончил Семен, а потом, построжев, спросил: - А ты чего - хочешь без пальцев остаться?
- Почему? - притворился непонимающим Сашка.
- А я не знаю, почему ты с закрытыми глазами работаешь. Здесь тоже был один, в кладовке сейчас работает, Паша. Погляди. Так и оттяпало вот эти вот,- показал Семен на большой и указательный пальцы.- В позапрошлом году. Сидел, вот как мы, работал. Друг к нему подошел, что-то спросил. Он к нему повернулся, говорит и работает. И наработал. Вот здесь вот,- показал Семен на ящик с отходами, что под станком стоял,- здесь его пальчики лежали. Понял? Соображаешь?
- Соображаю,- тихо ответил Сашка и завороженно глядел на ящик, что стоял внизу, под столом, туда падали круглые, в пятак, железки, выбитые из детали.
- Он глядит на руку - кровь... Вниз поглядел, там пальчики. Это ж железо, глупое железо,- тронул Семен станок.- Ты ей чего хочешь подставь, она перерубит. Соображаешь?
После этого разговора Сашка несколько дней с осторожностью и боязнью подносил деталь к бойку. Ему казалось, что сейчас дрогнет рука или подтолкнет кто-то сзади - и тогда...
Но этот страх скоро прошел. Как и та естественная робость, которая в первые дни заставляла Сашку держаться в цехе стеснительно и знать одно лишь место - свой станок и одного человека - Семена.
День ото дня привычнее становилось все цеховое: неумолчный грохот, горький воздух и чем-то похожие друг на друга люди, и в свободное время Сашка стал любопытствовать, разгуливая по цеху. Он встречал знакомых, что жили к одном дворе, с девушками заговаривал.
4
Лукич не любил заводской столовой, тем более дом находился под боком. А нынче и вовсе нужно было домой идти: Леночка болела и лежала дома одна.
Болезнь дочку уже отпускала, и когда Лукич вошел в квартиру, то сразу почуял запах гари. Он поспешил на кухню: конечно, там дочь командовала.
- Папа,- сказала с упреком она.- Что ж ты не мог чуть-чуть еще опоздать?
- Не успела кашу сжечь?
Потом они с дочкой обедали. И не совсем она, видно, выздоровела. Сперва суматошилась, на стол подавала, а потом села на свое место, к батарее, поклевала еду чуть-чуть и поникла. Щеки легко запунцовели. Лукич тут же заметил эту перемену, поднялся, губами коснулся дочкиного лба и почуял жар.
- Пошли-ка, пошли,- сказал он.- Давай в постель.
- Не хочу...
Но Лукич поднял дочь, она уже большая была, тяжелая. Он осторожно пронес ее через дверь и коридорчик, положил на кровать, а она захныкала:
- Здесь я не хочу.- И расплакалась горько:- Бросили меня все, ушли.
- Доченька,- мягко говорил Лукич.- Ну, чего ты, ну, чего... Сейчас устроим, сейчас на диване ляжешь, устроим тебе постель. А хочешь, сюда телевизор поставим?
- Нет, лучше на диван,- всхлипывая, сказала Леночка.
Лукич постелил на диване, перенес туда дочку, включил телевизор.
Леночка успокаивалась, но еще вздрагивало тело ее в затихающем плаче. Лукич сходил к соседям, позвонил по телефону в цех и сказал, что задержится. Он вовремя это сделал, потому что, вернувшись, снова застал дочь в слезах.
- Уходишь... Сейчас уходишь...- говорила она, захлебываясь.- Все бросили меня... Никто не хочет...
- Милая моя, да кто тебя бросит... Никуда я не уйду...- проговорил Лукич и почувствовал такую жалость и нежность, что впору заплакать.
Он осторожно гладил и гладил дочкину голову и вынимал из ее волос неизвестно зачем туда попавшие материны заколки и гребень. Он вынимал их, и легкие волосы распадались. А Леночка, поймав его большую ладонь, придавила ее к подушке своей головой, улеглась на неё горячей щекою поудобнее и сказала:
- Никуда тебя не пущу.
- Правильно, никуда меня не пускай. Расскажи мне сказку.
С недавних пор Лукич и Леночка поменялись ролями. Раньше все он сказки рассказывал, вспоминал, из книжек брал, но туго ему сказки давались. А в один прекрасный день он заявил: "Хватит. Ты сама взрослая. Больше меня читаешь. Давай теперь ты мне рассказывай". И Леночке понравилась эта забота.
- В некотором царстве,- начала она,- в некотором государстве...
Приглушенно о чем-то говорил телевизор - Лукич не стал его выключать,сонно, все затихая и затихая, силилась досказать сказку Леночка, и сам Лукич незаметно задремал сидя. А очнувшись, подумал недолго и решил идти. Надо было идти на работу. Леночку не хотелось оставлять, но нужно было. Работа есть работа. И Лукич решил пойти и сказать Сашке, чтобы он отпросился на часок раньше. А потом уж и Роза придет.
Собрав на кухне посуду, Лукич еще раз на дочку взглянул и ушел. А в цехе, совершив обход, пошел он к сыну на участок. Сашки на месте не было, и перед его прессом трудились наползающие от Семена детали.
- Где?! - наклоняясь к Семену, спросил Лукич.
- Молодежь нынче не докладывает. Ей везде дорога и указу нет, понял? Я тебе сейчас покажу...- он дернул Лукича за рукав и повел его.
У глухой стены, за грохочущей линией болторезных автоматов стоял большой ларь с обтирочным тряпьем. Семен усадил здесь Ивана Лукича и сказал:
- Понаблюдай.
- За кем понаблюдать?
- За сыном. Отсюда все видать.
Лукич ничего не понял, но остался. А Семен вернулся к себе. И отсюда была видна лишь голова его в серой кепочке. Рядом с Лукичом грохотал станок, с натужным чмоканьем выплевывая заготовки болтов; они вылетали из зева станка веером, словно подсолнечная шелуха с губ доброй казачки; и тут же, подхваченные цеповым транспортером, уносились вихрем, пропадая в бункере нарезного автомата. Лукич прошелся вдоль линии, присел возле электродвигателя, оглядел его, привычно крышку заднего подшипника тронул не греется ли. Потом выглянул и увидел Сашку. Тот к своему станку подлетел и уселся. Лукич подошел ближе.
Сашка разбирал гору набежавших деталей. Он устанавливал их ровными стопками друг возле друга. Аккуратными штабельками. А расставив, уселся и включил станок. Режим у его пресса был поставлен автоматически, с менее чем секундной выдержкой. И если у Семена головка пресса и боек лениво ползли вверх-вниз, то у Сашки они сновали ходко. И в такт этому бешеному ритму начали работать Сашкины руки: хватая из стопки деталь за деталью, они успевали подставить их под телеграфно стучащий боек пресса и выбрасывать вон. И таяли, одна за одной исчезали стопы деталей, и пулеметно стрекотали готовые, падая на гулкую жесть наклонного желоба и пропадая в бункере. Лукич стоял и глядел. Он боялся ближе подойти и крикнуть, даже слово сказать. Ведь быстрая Сашкина рука могла дрогнуть. А рядом с ней, совсем рядом, стремительно и бездумно сновал боек. И ему было все равно, что перед ним: холодный ли металл или теплая, живая человечья плоть.
Семен, остановив свой станок, подошел к Ивану Лукичу и сказал:
- Молодежь... Говоришь, говоришь... Про человека, какой здесь покалечился, рассказывал. Гляди, говорю. Говорю, а он смеется, и все. Что с ним будешь делать?
