Сны(Романы, повесть, рассказы) - Кондратьев Александр Алексеевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
— Увидеть можно, если осторожно подкрасться. Если только она своим делом не при свечке из человеческого сала занимается… Тогда не подглядишь… А попробовать можно.
И Аниска с Максимом стали выслеживать Степаниду.
Целый ряд ночей прошел без успеха. Иногда молодой ведьме и парню удавалось подглядеть сквозь щели сарайчика, как при свете огарка Степка доит посредством рушника молоко. Максим начал уже было сомневаться в словах Аниски, как однажды та, первою подкравшись к сарайчику старой ведьмы, сделала ему знак, чтоб он ступал осторожней.
— Смотри, — шепнула молодая ведьма на ухо парню, уступая ему свое место у щели.
Озаренная слабым светом оплывшей восковой желтой свечи, Степка, с жадным лицом, облизываясь от нетерпения, торопливо доила что-то не в обычный подойник, а в небольшой горшочек, через красную опояску. Надоив до половины, она жадно выпила содержимое, еще раз облизнулась и утерлась рукою, причем Максим успел разглядеть, что в горшочке было не молоко, а нечто темное.
— Надо и на другой раз оставить, — сказала про себя ведьма с веселым, как бы охмелевшим лицом и блестящими глазами.
Как ни старался вести себя тихо Максим, но не удержался, чтобы слегка не ахнуть.
Вероятно, заслышав это, Степанида мгновенно задула огонь.
— Бежим что есть духу, — шепнула, дергая парня за рукав, его подруга, и оба помчались по направлению к хате Аниски.
Увлекая за собою Максима, его подруга пробежала с ним по улице, чтобы сбить старуху со следа, мимо своей хаты, проскочила через садик соседа и, завернув вдоль плетня, примчалась к себе со стороны огородов.
Закрывая за собою дверь, Максим и Аниска слышали, как хлопнула издали дверь и у Степаниды.
Оба они замерли, стоя в темных сенях и прислушиваясь, есть или нет за ними погоня.
Ухо совершенно не улавливало ни голоса Степки, ни шлепанья шагов по уличной грязи. Все кругом было тихо.
— Кошкой она, проклятая, побежала нас искать. Ложись скорей на кровать и нишкни… или лучше храпи, потому что она и у окон, и в трубу будет слушать, — шептала Аниска.
Завалившись на постель, всю ночь до рассвета не могли заснуть Максим и его подруга, прислушиваясь к каждому шороху, легкому шуму или треску около хаты…
Стараясь казаться беззаботным, храбро прошел на другой день Максим мимо окон Степаниды, по направлению к усадьбе, в которой он работал поденно. Если бы он догадался оглянуться, то увидел бы, как почти тотчас выскочила из своей хаты старая ведьма и, наклонившись, стала рассматривать его след…
— Плохо твое дело, паря, — встретила Максима его подруга, когда в тот же вечер он вернулся к ней.
— А что?
— Да то, что след твой Степка вырезала, и теперь тебе недолго на этом свете водочку пить, калачами да колбасой закусывать да по молодым бабам ходить, — продолжала Аниска, ставя на стол угощение.
— Что ж она со мной через мой след сделает? — недоверчиво, но уже полуиспуганным голосом спросил Максам.
— А то, что она его, вырезавши, в тряпку завязала и теперь в печи сушить будет как следует, с приговором… След сохнуть будет, и ты сохнуть станешь, и от сухотки помрешь… Только ты не печалься, паря, — неожиданно закончила Аниска, хлопнув по плечу изменившегося в лице от страха Максима. — Сама она от злости не разбирает, что делает. Среди бела дня вздумала, дура, след вынимать, да по такой жидкой грязи, где так натоптано, что и не разберешь, один тут след или четыре… Я и то уже соседке сказала: чем это ты не уважила Степаниду, что она после того, как муж твой прошел мимо, след его вынула?.. Та аж побледнела, меня слушая… Ну, да это к делу не относится. Ты ведь, когда утром по грязи шеи, тропкой идти старался?
— Тропкой, где и до меня натоптано было.
— Ну, так ничего из ейного колдовства не выйдет. Какой бы сильный заговор у нее ни был, а если след нечистый, ни черта не будет толку… Ты вот, как в лес пойдешь, берегись, чтобы там она тебя не выследила. Там если след вынет, дело совсем иное будет… Всего лучше — ты бери задаток от подрядчика, дрова сплавлять. (Он вчера добавочных искал.) И на эту весну подальше отсюда убирайся, пока цел. А дальше — увидим.
Говоря эти слова, Аниска лишь отчасти имела в виду спасение Максима от Степки. Парень несколько стеснял ведьму при посещениях зачастившего к ней в последнее время Огненного Змея. Предотвращаемая ею до сих пор встреча была бы неприятна прежде всего для самой ведьмы.
Максим послушался своей подруги, взял задаток и дня через два ушел с артелью парней в соседний уезд на лесные работы.
В сущности, он мог бы и не беспокоиться и не покидать родного села, так как предупрежденная Аниской соседка в отсутствие Степки забралась через плохо прикрытое окно в избу старой ведьмы и выкрала из печи сушившийся там в тряпочке вынутый след.
Но Максим этого не знал.
Заслышав шум и шуршанье в трубе, Аниска вскочила с постели и притаила дыхание. Сомнений быть не могло: кто-то явственно царапал ногтями заслонку. Аниска вздула на загнетке огонь, зажгла пучком соломы свечу и, приблизив лицо к трубе, спросила негромко: — Кто там?
— Принимай гостя с высоты поднебесной, — послышался в ответ хриповатый, несколько свистящий мужской голос.
Аниска отодвинула заслонку, и в тот же миг что-то дунуло на нее из трубы. Свечка погасла. Нечто тяжелое, похожее по звуку на кучу мокрого белья, шлепнулось на пол и задвигалось по темной горнице.
Ведьма тотчас же вновь вздула огонь и опять зажгла погасшую свечу. При свете последней Аниска увидела, что перед нею стоит плотный мужчина цыганского типа, лет тридцати пяти — сорока, одетый в красный кафтан, бархатные черные шаровары и странной формы, с загнутыми кверху раздвоенными острыми носками, сапоги.
— Узнала? — спросил он, улыбаясь, вглядывавшуюся в него с деланным смущением полуодетую женщину.
— Затем и огонь зажгла, чтобы узнать: ты али кто другой под тебя прилетел, — отвечала ведьма. — Я хотя твой голос и признала, да все думаю, вернее и глазом посмотреть.
— Хоть зубами пробуй или иначе как, у меня без обману. А разве и другой кто прилетает?
— Да мало ли вашего брата около моей трубы таскается, греться просится. Их впусти только — назад и уходить не захотят.
— А у тебя, може, кто и остался? Как будто мужским духом да табаком попахивает.
— Оно точно, попахивает. Всякого ведь народу у меня за день перебывает, а на ночь я никого не оставляю… Ищи, коли хочешь. Окромя запечной нечисти, никого не отыщешь.
— Ну, у тебя не одна запечная нечисть, а и всякой мелкоты довольно найдется.
— Мелкота не в счет. Мелкота, почитай, везде есть, — ответила Аниска. — Ишь ты, носки какие у тебя раздвоенные, — прибавила она, стараясь перевести разговор на другое.
— У меня все раздвоенное, — загоготал в ответ красный кафтан. — Аль не помнишь?.. Здорово же ты раздобрела с тех пор, как я последний раз тебя навещал, — любуясь неприкрытыми плечами и полными руками ведьмы, продолжал он с довольной улыбкой и даже погладил одобрительно ее пышную грудь.
В ответ на такое внимание Аниска, потупляясь и краснея, показала почетному гостю застенчиво кукиш — обычное приветствие у нечистой силы.
Тронутый таким знаком внимания посетитель в красном кафтане начал еще больше давать волю рукам, вследствие чего хозяйка поспешила задуть свечу.
— Еще подсмотрит кто в окно! Сраму потом не оберешься, — произнесла она недовольно.
В хате ведьмы стало темно. Во мраке слышны были какое-то шуршанье, возня, шепот, потом тяжело заскрипела кровать, на которую присел, вероятно, ночной гость. Затем послышалось какое-то пыхтенье, снова шепот и, наконец, довольно громко произнесенные Аниской слова:
— А кофточку атласную мне принесешь?
Снова все смолкло.
Перед рассветом Аниска до тех пор не отпускала своего посетителя, пока тот не научил ее более скорому способу (не кувыркаясь трижды через голову) оборачиваться сорокой, лягушкой, собакой и крысой. Как оборачиваться в свинью, Змей показать не умел или не хотел.