Избранное - Григорьев Николай Федорович (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗
артиллерист станет с охотой и еще за честь посчитает стрелять из него!
Красноречие мое явно не действовало. Бойцы рассеянно глядели -
кто себе под ноги, кто по сторонам, в быстро сгущавшиеся сумерки.
- Да о чем тут много говорить? - закончил я свою речь. -
Поработаем в тылу, а там, глядишь, и опять на передовую угодим. Всякое
бывает...
Брать слово никто не пожелал, и я объявил собрание закрытым.
Бойцы начали расходиться. И вдруг заговорили пулеметчики.
Заговорили шумно, все сразу, так что ничего нельзя было понять.
Наконец они уступили слово своему отделенному Панкратову.
Панкратов вышел вперед и оправил на себе ремень.
- Пушка что? Пушка известно... - сказал он, сурово, исподлобья
оглядывая всех. - Пушка, товарищи, и с больших верст и с малых
одинаково себя оправдает, на то она и пушка. А пулеметы как?
Панкратов сдернул фуражку и провел рукой по голове, защемив между
пальцами свои светлые волосы, стриженные ежиком.
- Как же пулеметы? - повторил он. - Пулеметы за восемь верст не
стреляют...
- Восемь верст! - хором подхватили пулеметчики, теснившиеся сзади
него. - Восемь верст от передовой - это, братва, обозы. Теперь нам с
пулеметами только в обоз и становиться...
- К телегам с картошкой! - выкрикнул долговязый пулеметчик в
прорванных ботинках.
Опять поднялся шум. Все пулеметчики говорили и кричали, перебивая
друг друга. Из них только один Никифор молчал и держался в стороне. А
пулеметчики уже стали договариваться до того, чтобы отцепить
бронированный вагон от поезда и поехать в нем отдельно на позицию.
А я молчу. Стою и жду, когда же наконец командир отделения
Панкратов уймет свою горластую команду и заговорит со мной, как
полагается говорить с начальником.
Вдруг вижу, поднимается матрос. Он встал с ящика, расправил за
плечами ленточки бескозырки, весь встряхнулся и запустил руки в
карманы.
Матрос вышел на середину вагона.
- Это как же понимать вас, миляги? - заговорил Федорчук,
нацеливаясь прищуренным глазом то на одного, то на другого
пулеметчика. Он прокашлялся. - Что-то я, братцы, ваших слов в толк не
возьму. Бронепоезд, что ли, делить задумали? Вроде как хлеб перед
завтраком делим на пайки - кому эта, кому та, а кому с поджаристой
корочкой? Так, что ли?
Панкратов смущенно отступил перед матросом.
- Замолчите, ну! Чего расходились? - сердито затопал он,
оборачиваясь к своим пулеметчикам, хотя те и без того уже прикусили
языки.
- Не вяжутся у тебя, Панкратов, концы с концами, - сказал я. -
Этим твоим ретивым ребятам все нипочем; ну а ты сам-то понимаешь,
какую чепуху они порют? Бронепоезд - боевая часть в штабе бригады, но
об этом я уже не говорю. Допустим, нарушим штат, отцепим твой вагон. А
с чем же ты поедешь под снаряды и пули? Бронированный паровоз для
этого у тебя есть?
- Наверное, есть, раз собирается, - язвительно вставил матрос. -
А то, может, они своей семеркой приладятся да сами вагон по рельсам
покатят? Эй, мол, дубинушка, ухнем!
Кругом засмеялись. Под веселые разговоры и пересмешки бойцов я
закрыл собрание.
- Обожди. А какая будет резолюция? - спросил матрос.
- А резолюция вот какая. Тащи-ка, Федорчук, кусок провода да
отрежь подлиннее.
Матрос покосился на меня, пожал плечами и подал провод.
- Беритесь, - говорю, - товарищи. Сейчас мы измерим вагон и
подсчитаем, сколько нам надо брони.
- Брони? - удивились все.
- Ну да, брони, - повторил я. - Выпишем броню из Киева, с завода,
и обтянем весь вагон сталью.
Матрос подмигнул мне: дескать, понимаю твою хитрость, а вслух
сказал деловито:
- Обожди, командир, надо фонарь засветить, а то темно уже - со
счету собьемся.
И он подал фонарь.
Бойцы меня обступили.
- Если броню, тогда и заклепки надо, - нерешительно сказал один.
- Болты потребуются, - подхватил другой.
- Инструмент...
- Инструмент не надо выписывать, товарищ командир, - сказал
слесарь, наш замковый, - этого добра в каждом депо достанем.
Он подхватил у матроса свободный конец провода и отошел с ним к
углу вагона.
- Шагай-ка, Федорчук, вот так, вдоль борта, да гляди, чтобы
провесу не было, натягивай провод.
Начали делать промеры.
Измерили длину вагона, потом ширину. Я записал себе в книжечке:
"18X4 арш.".
- А высок ли будет потолок? - сказал племянник, поднимая над
головой фонарь.
И смутился, сам удивившись своей смелости. В первый раз я услышал
его голос.
Стали обсуждать высоту броневого помещения, и сразу разгорелся
спор. Кто три аршина предлагал, чтобы можно было входить не сгибаясь,
кто советовал два, кто два с половиной, и каждый стоял на своем. Я
раздумывал, сам не зная, на чем остановиться. Но тут спор разрешил
Панкратов.
- Да сделаем, - говорит, - вровень с пулеметным вагоном. Чего
мудрить? По крайней мере, хоть вид будет у поезда.
Против такого предложения возражать было нечего. Двое или трое
самых горячих спорщиков, схватив провод, бросились в пулеметный вагон.
Наперегонки прибежали обратно.
- Два аршина и три четверти...
- Врет он, врет; три аршина без вершка...
Пошел матрос и принес достоверные сведения: оказалось, что
внутренняя высота вагона не три и не два три четверти, а только два с
половиной аршина.
Я присел с книжечкой на лафет. Подсчитал площадь продольных стен
вагона, площадь лобовых, поверхность потолка, сделал в книжечке
сложение и стал придумывать форму козырька для орудия.
На обоих моих плечах и на спине лежали горячие руки, кто-то
подпирал меня сзади, кто-то жарко дышал в ухо, и я едва водил по
бумаге карандашом.
- На паровозную будку прибавьте, - подсказывали мне. - А то она
ведь голая.
- Колеса бы тоже хорошо укрыть - и у паровоза, и у вагона.
Стальные на колеса фартуки нарезать!
- Накиньте, товарищ командир, хоть листов с десяток этой брони...
Я вспомнил, как низко опущена броня у того поезда, и добавил не
десять, а тридцать листов.
- Так...
Наконец можно было подвести общий итог: надо доставать 250
квадратных аршин листовой стали.
- Вот и готово, - сказал матрос. - Теперь краску надо придумать:
в какой цвет, ребята, поезд выкрасим?
Решили красить все под одно: в защитный зеленый цвет.
Мне посветили фонарем, и я написал письмо на завод.
Панкратов понес письмо в штаб, чтобы там оформили заказ и
отправили по назначению.
- Ну и заживем мы теперь в бронированной квартире, - заговорили
бойцы. - Куда вам, пулеметчикам, с вашим коробом! Мы у себя в квартире
окна прорубим и занавески повесим!..
Обсудив со всех сторон будущее житье-бытье в бронированном
вагоне, бойцы стали наконец укладываться спать.
Тут матрос отозвал меня к борту.
- Ты, командир, это как... - сказал он вполголоса, - пулю
отливаешь или взаправду все?
- А ты как думаешь?
- Я на передовую хочу.
- Вот и я хочу на передовую.
x x x
Комбриг в подтверждение своего устного распоряжения прислал мне и
письменный приказ: действовать только с позиций для тяжелых батарей.
Три, четыре, пять верст по железной дороге за линией пехоты - вот как
мы становились теперь для стрельбы. Веселого в этом конечно было
мало... Все - и пехота и обе наши батареи - впереди, а твоя гаубица
торчит среди поля одна как перст...
- Ничего, - говорил я себе и ребятам, - потерпим. Киев не за
горами, ответ придет скоро...
